«Если сравнивать нынешнего Тартюфа севастопольского театра и интерпретацию Эфроса, то, что там говорить актёрский ансамбль разных масштабов. начал писать Воскресенский, Станислав Любшин (Тартюф), Александр Калягин (Оргон), Анастасия Вертинская (Эльмира) их попадание в образы было настолько точным, что трудно представить других актёров в роли мольеровских героев. «Тартюф» Алексея Романовского, на мой взгляд, добротный ремейк известной постановки МХАТа, где отдана дань классической комедии.
Вообще интересно, как разные режиссеры в разные эпохи видят Тартюфа. Анатолий Эфрос рассматривал в этом образе двух сильнейших артистов Иннокентия Смоктуновского и Станислава Любшина, отдав предпочтение Любшину. В его восприятии Тартюф был наглым, опасным и весьма гибким обманщиком. Надо сыграть не ханжу, а претендента на власть. Политикана. Человека, способного завоевывать и одурманивать, писал Эфрос в процессе работы над спектаклем. И действительно, в Тартюфе Любшина был тот неповторимый шарм, поддавшись которому, можно было потерять все ориентиры»
Медленно, но уверенно Сеня дошёл до абзаца, посвящённого актёрскому ансамблю. Нужные слова долго не приходили. Начинал набирать предложение и стирал. И так несколько раз. Встал из-за стола, подошёл к окну. Закурил. Первая медленная затяжка, вторая, третья Разбежавшиеся мысли вновь собираются вместе. Сделав глоток из фляги, Воскресенский продолжил.
«В постановке Алексея Романовского Тартюфа исполнил Михаил Краснов. Сыграно это было талантливо, и я бы даже сказал, академически безупречно. Однако Не покидало ощущение, что Тартюф Краснова персонаж из какой-то другой пьесы, не мольеровской. При том, что Михаил Краснов делал всё по-актёрски правильно, в нём совершенно не читался человек, способный завоевывать и одурманивать. В этом Тартюфе не было ни капли обаяния и попасть под влияние такого персонажа едва ли возможно».
«Ну, что после небольшого кнута можно и пряничка дать», размышлял про себя Воскресенский, уже основательно увлёкшись текстом.
«Отдельно хотелось бы выделить Екатерину Прохорову, исполнившую роль строптивой служанки Дорины. Эмоциональный окрас каждой её реплики оказывал на зрителей безоговорочное действие если ни смех, то аплодисменты; если не аплодисменты, то смех. Это тот самый случай, когда актёрская энергетика гармонично сосуществует с человеческим обаянием. И, конечно, этому симбиозу в рамках одной сцены становится тесно, и он прорывается в зал».
«Ну что, можно и завершать. Никого особо не обидел, высказал честное мнение. Имею я на него право? Конечно, имею. По крайней мере все поймут, что я не какой-нибудь там карманный критик, а журналист со своей позицией», Воскресенский явно был доволен рецензией. Еще один глоток из фляги. Последний абзац.
«Анализировать какие-либо другие составляющие спектакля не вижу особого смысла. В оформлении сцены не наблюдалось никаких сложных решений всё соответствовало эпохе Тартюфа. Режиссер также не стремится искать в классической комедии скрытые смыслы и не пытается явить зрителю театр сложных метафор. Алексей Романовский сделал всё как положено пошёл по классическому пути, позволив мольеровской комедии остаться именно таковой. В этой истории нет ни малейшего намёка на пошлость, а только безграничное уважение к своему зрителю. Такой правильный театр сегодня редкое явление, но радует, что в культуре XXI века оно ещё существует».
Арсений решил не откладывать публикацию рецензии в долгий ящик и, внимательно вычитав текст, разместил статью на сайте. Довольный результатом, Сеня переоделся в пижаму и нырнул под одеяло, даже не подозревая, что завтра начнётся в театральном Севастополе с его подачи. И, конечно, не только его.
Будильник прозвонил в 8 утра. Сеня нащупал телефон и, отключив раздражающий звук, повернулся на другой бок, провалившись в сон ещё на два часа. Когда открыл глаза и взглянул на часы, понял, что капитально проспал.
Да твою ж мать! Воскресенский резко встал с кровати и хотел было в спешке начинать день, но понял, что сил совершенно нет и жутко раскалывается голова.
Сон всё ещё не хотел отпускать и Сеня уронил голову на подушку. Чтобы в очередной раз не заснуть, Арсений взял телефон и начал мониторить соцсети. И тут ему на глаза попался пост Аллы. Ильинская опубликовала Сенину рецензию на «Тартюфа» и подписала: ««Есть такая замечательная буква в русском алфавите! БЭ бЭстактность!» У Воскресенского округлились глаза, сон как рукой сняло и даже голова стала меньше болеть. Под постом уже было порядка тридцати комментариев и люди продолжали писать. Сеня прочитал первый комментарий от какой-то барышни: «Совершенно недопустимо так нарочито сопоставлять спектакли из двух разных столетий. Другое дело, если бы его авторы указали, что сделали ностальгический ремейк на постановку Эфроса. А вообще, рецензия абсолютно непрофессиональная. Дилетантство в чистом виде. Откуда вообще вылез этот Арсений Воскресенский?»
Не отрываясь от экрана смартфона, Сеня встал с кровати и направился в ванну. Поставив телефон на подставку, он выдавил пасту на щётку, продолжая погружаться в дискуссию, развернувшуюся вокруг его рецензии. Некий Антон решил встать на защиту Арсения: «Не совсем понимаю, в чём суть претензии к автору. Человек высказал своё мнение. Я считаю, он имеет на это право. А то, что его мнение не совпадает с вашим, ещё не является признаком бестактности. Он так увидел и сформулировал свои мысли через ту параллель, которая возникла». Первая комментаторша на это ответила: «Он так увидел это про художников и им это простительно. А человек журналист серьёзного издания. Выражая своё мнение публично, он должен осознавать, что о его мнении люди тоже могут выразить своё мнение».
Полемика вокруг Сениной рецензии набирала обороты. К ней подключились тетатроведы, критики, журналисты, в общем все неравнодушные к театру. Было ощущение, что Алла собрала вокруг себя целый суд присяжных, которым предстояло решить дать возможность Воскресенскому и дальше заниматься своим делом, или с позором выкинуть из профессии. Арсений очень ярко представил, как эта дискуссия театральных экспертов могла бы выглядеть в режиме оффлайн
***
Все эти уважаемые дамы и господа сидели в просторном кабинете за круглым столом с недовольными и сосредоточенными лицами. Перед каждым лежала Сенина распечатанная рецензия. Они внимательно изучали текст и качали головой. Кто-то тяжело вздыхал, кто-то возмущенно округлял глаза, а некоторые читали статью со снисходительной улыбкой.
Антоша, дорогой мой, Алла серьезно посмотрела на собеседника, ну ты же наверное в курсе, что есть разница между мнением и рецензией? Мнение может быть безответственным, а рецензия ни при каких обстоятельствах.
Алла, прости меня, конечно, но я что-то не вижу, чтобы он подписался «критик Латунский», Антон взял лист и показал Алле.
Антошечка, я не слепая, Ильинская церемонно улыбнулась, То, что я могу высказать тебе в своём кругу, я никогда, понимаешь, никогда не выскажу публично. Так просто не делается.
Но я всё равно не могу понять, что тебе конкретно не нравится в это статье. То, что человек сравнил постановку театра с другим спектаклем? Алла, ну давай будем честными, так часто делается.
Ильинская нетерпеливо закатила глаза и уже хотела ответить, но в разговор вступила дама средних лет, поправив очки и устремив свои маленькие злые глазки на Антона.
Простите, как вас?
Нас Антон. мужчина направил внимательный, но не самый миролюбивый взгляд на собеседницу.
Антон, ну, начну с того, что я профессиональный театральный критик, так, на секундочку, с 20-летним стажем, дама уловила явный сарказм в голосе оппонента и пошла в наступление, и, как вы понимаете, могу отличить рецензию от набора предложений. критикесса взяла Сенин текст. Правильно было бы написать так: «В спектакле Алексея Романовского чувствуется парафраз с «Тартюфом» Эфроса по таким-то и таким-то критериям. Но спектакль Эфроса недосягаем, потому что и потому». А так получается, что автор этой просто какой-то пародии на театральную рецензию, честное слово, изначально пришел с мерилом. У него не возникли мысли о парафразе во время просмотра спектакля. Во всяком случае, так следует из текста. И, как тут ни крути, получается некорректно. И по отношению к театру, и по отношению к Эфросу, как ни странно. Вы согласны, коллеги?
Все присутствующие одобрительно закивали.
Нет, товарищи, вы не подумайте, что цель нашего собрания уничтожить человека и выкинуть из профессии, пояснила Алла. Такой цели я перед собой не ставлю. Мне нравится смелость Арсения, его напор, эрудиция. Но критика это тоже профессия. Так что ничего личного.
Значит просто не стоит воспринимать эту статью всерьез, Антон откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Человеку значит надо учиться, а это только через практику, как, собственно, и в любой профессии.
Вы правы, Антон, человеку надо учиться, в разговор вступила элегантная, стильно одетая дама с холодным острым взглядом и большой надписью на лбу «стерва в пятом поколении». Но практикой основы профессиональной этики, увы, не наработаешь. Это я вам говорю, как главный редактор самого читаемого журнала о театре в России. С разными авторами приходилось работать.
А у нас в России ещё кто-то читает о театре? Антон улыбнулся. Ну, конечно, кроме вас, уважаемые театральные эксперты.
Главред бросила на Антона уничтожающий взгляд, а Ильинская слегка толкнула его локтём.
Ну, если вы игнорируете театральную периодику, это вовсе не значит, что вся остальная Россия следует вашему примеру, молодой человек, прошипела редакторша.
Ладно, сейчас не об этом. Я просто очень не люблю, когда театр через СМИ продвигает только одно мнение о спектакле, и, как говорил Жванецкий, «ради бога, не надо другого».
Вы явно не понимаете, редактор тяжело вздохнула, словно пытаясь двоечнику объяснить элементарный пример. Мнение автора построено на ложной предпосылке, что один спектакль можно сравнивать с другим, и что личное «нравится не нравится» может быть основой профессиональной рецензии, опубликованной в СМИ.
Поймите, я не любою, когда театр в принципе реагирует на такие вещи и таким образом. Выглядит так, как будто, чем больше людей прочтут не хвалебную рецензию на спектакль, тем выше вероятность того, что в зале будут пустые места. Театр должен ставить спектакли, а то, что это ещё и помогает кому-то развиваться в профессии, театр не должно волновать. Если спектакль хороший, на него и так все придут.
И здесь я вами не соглашусь, потому что рецензия это не только средство пиара и инструмент создания воронки продаж, диалог начал напрягать редакторшу. Это ещё и экспертная оценка. И на этом конкретно с вами я бы хотела закончить дискуссию.
Не спорю, но человек журналист, а не критик, и это тоже надо учитывать, Антон не сдавался.
И по-журналистски это тоже непрофессионально, редактор теряла терпение.
Возможно, это непрофессионально. Но давайте будем честными, сейчас вообще пишется очень много непрофессиональных вещей, в том числе, и о театре. Но как-то так получается, что хвалебные статьи проходят почти незамеченными, мол, всё правильно, так и надо. И это не двигает театр никуда. Выходит, он сам поощряет некачественные рецензии. Да, критика, конечно, так себе, зато такая удобная, не правда ли? И я сейчас даже не про конкретную статью говорю, а про целую тенденцию «кукушка хвалит петуха за то что хвалит он кукушку».
Так, всё, мы с вами пошли на второй круг, мне это уже неинтересно, редакторша раздраженно отмахнулась.
В разговор вернулась Алла.
Антош, ты по-моему дискуссию вообще не туда увёл. Мы сейчас говорим об этике. Не о содержании, а о форме. Дело вовсе не в критике. Дело в этике. Понимаешь? Если мы перестанем ею пользоваться, то всё сведётся к беседе на уровне «ты не Калягин, а ты не Ален Делон». И куда мы тогда прикатимся?
Алла, скажу тебе так Знаешь, что меня смущает во всей это истории? Что наша дискуссия, поднимающая, не спорю, весьма важную и интересную тему для театрального пространства, совпала с повесткой дня рецензия не восторженная. И я ещё ни разу не видел в инфополе упоминаний о других подобных неэтичных поступках. Мне не нравится, когда чей-то труд оценивается по критерию «нравится не нравится», но в данном случае уже со стороны театра.
Это исключительно совпадение, Антон, и ты исключительно не видел, в голосе Аллы проскользнуло раздражение.
Да ладно вам, нормально написал человек! в разговор вступила коллега редакторши. Конечно, тот, кому выпало счастье видеть спектакль Эфроса, не забудет его никогда.
И особенно, кто не видел, из Аллы вырвался язвительный смешок. Тань, молодой человек еще не родился ко времени Эфроса.
В тексте год рождения не указан. Должно быть, смотрел видео. Эх, коллеги, посадить бы вас на месяцок на редактуру текстов, что к нам со всей России приходят.
А вообще удобно: проснулся утром и опа, я театральный критик! к дискуссии присоединилась упитанная блондинка средних лет; изначально ей природа нарисовала добродушное лицо мультяшного пони и даже в своём негодовании она оставалась забавно-трогательной. Вот думаю, проснусь завтра и объявлю себя журналистом SevMedia, например. Ну и ладно, что я плохо пишу, мне самомнение позволяет!
Уважаемая, прошу прощения, а вы кем работаете? Антон достаточно громко задал вопрос упитанной даме, чтобы привлечь внимание остальных.
Я, уважаемый, работаю администратором ТЮЗа, ответила блондинка, поджав губы.
Может вы мне тогда ответите, почему хвалебные статьи не вызывают такого негодования? Ведь мега-критиканов и графоманов в городе достаточно. Давайте тогда справедливости ради проанализируем остальные похожие статьи, их стиль и профессионализм.
Антон, согласна, хвалебных не надо, но элементарная этика должна присутствовать, я об этом, устало произнесла Алла.
Каждый может и вполне имеет право высказать своё мнение, стараясь оставаться вежливой, процедила администраторша. Но о чувстве такта никто не должен забывать. Есть обычная человеческая воспитанность и этика. Вот это лично меня и зацепило. Не больше. А понравился спектакль и кому что показалось Знаете, нас рассудит зритель. Если будет полный зал, значит у нас всё получилось. Нужно просто уважать и любить людей, бережно относиться к ним. И неважно на сцене они творят или едут с тобой в маршрутке. Поверьте, это дорого стоит.
Про бережное отношение я согласен, кивнул Антон. Но ещё раз повторюсь, ничего мега бестактного я в этой рецензии не увидел. Можете меня закидать камнями.
Товарищи, а позвольте, теперь вмешается так называемый «критик», из глубины комнаты прозвучал громкий и решительный голос Арсения, он не спеша вышел к присутствующим. Когда я отправлял статью на публикацию, то предполагал, что моя рецензия вызовет определенный резонанс, но, конечно, не в таких масштабах. Друзья, скажу честно, удивили. Начну с того, что я сам себя критиком никогда не позиционировал. Уже не знаю, кто первый пустил эту утку, да это уже и не важно. Правда несколько иная я просто пишу о театральных постановках, высказываю своё личное мнение, которое никак не претендует на истину в последней инстанции. Если оно кому-то не нравится, ну уж извините. Почему, интересно, такой резонанс не вызывали мои другие рецензии, где я почти всё одобрял? Стоило мне только в первый раз с чем-то не согласиться, высказать своё мнение, которое кому-то может не понравится и понеслось Простите, но где тут бестактность? В том, что я провёл сравнение с другой постановкой? Что я прямо написал, что в Краснове не увидел Тартюфа? Да, не увидел. И что? Я не имею права об этом написать? Укажите мне конкретно тот абзац, где я кого-то оскорбил или небрежно написал о спектакле. По-моему, в итоге, я всё вывел в позитивное русло. Нет, это просто удивительноВпервые за свою журналистскую карьеру я посмел что-то осудить в спектакле и меня уже готовы распять.