С величайшей осторожностью Этан опустил свой бокал на столик.
Мне оно не нужно. Все приемы эмоционального контроля, которые были ему известны: например, задержка дыхания или намеренное перескакивание с одной мысли на другую, не помогали. Рэнсом в смятении почувствовал, как пот начал заливать лицо, поднялся и направился к двери.
Рейвенел шел за ним по пятам.
О черт, подождите! раздался его возмущенный голос. Если мы не закончим этот разговор сейчас, я не знаю, как потом сумею найти вас.
Этан остановился, глядя в сторону.
Хотите вы или нет получить эту собственность, продолжил Рейвенел, вам придется забрать ее. Даже в случае, когда Рейвенелы не могут ничего предпринять с этой проклятой недвижимостью, мы ежегодно платим за нее налог.
Сунув руку в карман брюк, Этан вытащил пачку фунтов, швырнул ее к ногам Рейвенела и отрывисто проговорил:
Сообщите мне, если я еще что-то должен.
К чести Рейвенела, даже если этот жест и привел его в замешательство, он не подал вида, а повернувшись к Уинтерборну, заметил самым обычным тоном:
Еще никто и никогда не забрасывал меня наличностью. Должен сказать, это моментально вызывает чувство огромной признательности. Не глядя на банкноты, разбросанные у его ног, он подошел к бильярдному столу и, скрестив руки на груди, окинул Этана оценивающим взглядом. Вы явно не испытывали теплых чувств к Эдмунду Рейвенелу. Могу я спросить почему?
Он сделал больно человеку, который был мне дорог. Я не хочу оскорблять память о ней, приняв хоть что-то от Рейвенела.
Хрупкое напряжение, висевшее в воздухе, казалось, начало ослабевать. Рейвенел расцепил руки и помассировал шею, в уголках его губ обозначилась грустная улыбка.
Теперь мы говорим вполне искренне, да? Тогда я прошу прощения за то, что вел себя как беспечный идиот.
Если бы этот человек не принадлежал к семейству Рейвенелов, то мог бы даже понравиться Этану.
Уинтерборн пересек гостиную, подошел к буфету, на котором дворецкий оставил серебряный поднос, и, долив себе коньяку из графина, заметил:
Рэнсом, вам все-таки нужно подумать над тем, чтобы продать ему собственность.
Это был прекрасный вариант. Этан избавился бы от ненужной ему земли и отрубил все связи с семейкой Рейвенелов.
Хорошо, я продам ее вам за один фунт. Подготовьте бумаги, и я их подпишу.
Рейвенел нахмурился.
Почему за фунт? Я дам вам разумную цену.
Мрачно глянув на него в ответ, Этан отошел к окну. Перед его глазами раскинулась широкая мозаика закопченных пузырчатых крыш. Лондон готовился к наступающей ночи, обожая себя за блистающие гирлянды фонарей и изнывая в предвкушении объятий греха и наслаждения.
Этан родился и вырос здесь. Лондонские жестокие ритмы вошли в него и стали его неотъемлемой частью. Его кровь несла в себе звуки и эмоции города. Он мог отправиться куда угодно: в самые грязные притоны и в логово самых опасных преступников, не испытывая никакого страха.
Я пробуду в Лондоне весь следующий месяц, сообщил Рейвенел. До того как отправиться назад в Гэмпшир, у меня будет к вам предложение насчет продажи недвижимости в Норфолке. Я буду счастлив забрать ее из ваших рук. Из кармана жилета он достал визитную карточку. Давайте обменяемся координатами. Я навещу вас, как только у меня появятся конкретные цифры.
Уинтерборн объяснит вам, как мне сообщить, сказал Этан. У меня нет визиток.
Ну естественно, мрачно отозвался Рейвенел, по-прежнему протягивая карточку. Возьмите хотя бы мою. Видя, что Этан по-прежнему молчит отказываясь, он воскликнул: Господи боже! Вы всегда такой? Какой же вы нудный! И это говорит вам человек, который бо́льшую часть своего времени возится с животными. Цивилизованные люди всегда обмениваются визитками после знакомства. Возьмите ее!
Рэнсом нехотя засунул карточку в сложенный пополам бумажник, который держал во внутреннем кармане жилета.
Не провожайте, дорогу найду сам.
Затем забрал со стола свою кепку, натянул на голову и слегка коснулся козырька. Это был жест уважения, его версия прощания. Ему, как всякому ирландцу, не нравилось тратить много слов.
Глава 3
Выйдя из раздевалки для дам в клубе Бужара, где переоделась в стандартную женскую форму: приталенный жакет с высоким воротом, белую юбку чуть ниже колен, плотные белые чулки и легкие кожаные туфли, Гаррет миновала несколько залов для частных занятий и учебные классы.
Из-за дверей просачивались знакомые звуки: звяканье рапир, сабель, стук палок, топот ног по дубовому полу, знакомые команды, отдаваемые инструкторами: «Освободились! Выпрямили руку! Уклонились»
Месье Жан Бужар, сын знаменитого фехтовальщика, преподавал искусство самозащиты во французских и итальянских академиях, прежде чем открыть свой собственный фехтовальный клуб в Лондоне и за последние двадцать лет приобрел безоговорочный авторитет за свое непревзойденное мастерство. Его публичные выступления собирали толпы народа, а классы всегда были заполнены учениками всех возрастов. К большому сожалению значительной части своих современников, месье Бужар не только позволял, но и всячески поощрял женщин заниматься в его школе.
В течение четырех лет Гаррет посещала групповые занятия и брала частные уроки у Бужара и двух его помощников по фехтованию на рапирах и шестах. Месье настаивал на классическом стиле ведения боя. Были запрещены любые нестандартные движения и нарушения правил. Если фехтовальщик вдруг резко наклонял корпус, изгибался или отбегал назад, его добродушно передразнивали и исправляли. «Нельзя прыгать, как мартышка, или извиваться, как угорь», говорил Бужар. Сохранять достоинство в движениях вот что было главным. В результате вырабатывался изысканный стиль, который обожали другие фехтовальные школы.
Подходя к дверям своего класса, Гаррет замедлила шаги и слегка нахмурилась, услышав шум, доносившийся изнутри. Предыдущий урок не закончился вовремя? Она осторожно приоткрыла дверь, заглянула в комнату и удивилась, увидев знакомую фигуру месье Бужара, который атаковал соперника серией непрерывных уколов.
Как и все инструкторы школы, Бужар носил полностью черную униформу, в то время как члены клуба и ученики одевались во все белое. Лица у обоих мужчин были прикрыты французскими сетчатыми касками, на руках перчатки, грудь защищали кожаные пластроны. Рапиры, на концы которых для безопасности были надеты «шишечки» маленькие набалдашники, вспыхивали и стригли воздух в молниеносном обмене ударами.
Даже если бы Бужар не был во всем черном, его безупречную фигуру нельзя было бы не узнать с первого взгляда. В свои сорок он находился в великолепной физической форме артист, который постоянно совершенствовал свое мастерство. Каждый выпад, каждая защита, каждый укол были точны и изящны.
Его противник, однако, фехтовал в стиле, которого Гаррет раньше не видела. Вместо того чтобы позволить схватке идти в накатанном ритме, он совершенно неожиданно нападал и резко отступал, прежде чем Бужар мог достать его. В его движениях было что-то кошачье может, дикая грация, от которой все волоски на теле Гаррет вставали дыбом.
Как зачарованная, она проскользнула в класс и прикрыла за собой дверь.
Добрый день, доктор, сказал фехтовальщик в белом, даже не посмотрев в ее сторону.
Несколько ударов сердца спустя она узнала голос Этана Рэнсома. В это время он парировал выпад и, низко пригнувшись под клинком Бужара, бросился на него в атаку.
Это запрещенный удар! возмущенно воскликнул Бужар.
Оба прекратили бой.
Добрый день, искренне откликнулась Гаррет. Я рано пришла на наше занятие, мистер Рэнсом?
Совсем нет. Месье Бужар, прежде чем позволить мне учить вас, решил проверить мои способности на себе.
Это хуже, чем я предполагал, мрачно сказал Бужар, повернувшись к Гаррет. Этот человек не обладает достаточной квалификацией, доктор Гибсон. Я не могу одобрить ваши занятия с ним он разрушит все, чему вы здесь научились.
Надеюсь, пробормотал Рэнсом.
Гаррет поджала губы, чтобы сдержать улыбку. Еще никто не осмеливался так нахально говорить с Бужаром.
Мастер фехтования снова повернулся к Рэнсому и резко выкрикнул:
Начали!
Новая дуэль проходила настолько стремительно, что клинки, казалось, повисли в тумане.
Рэнсом крутился на месте, изгибался, отражая выпады, и нарочно толкнул плечом Бужара, чтобы выбить из равновесия. После толчка он упал на пол, перекатился через себя и, вскочив на ноги, толкнул Бужара второй раз.
Столкновение с противником? Кататься по полу? Это же не драка в кабаке, ненормальный вы человек! Что, по-вашему, вы делаете? вопил от злости Бужар.
Повернувшись к нему с опущенной рапирой, Рэнсом холодно ответил:
Пытаюсь одержать верх. Разве цель не в этом?
Цель заключается в том, чтобы фехтовать! Так говорится в официальном своде правил любительской лиги.
И в соответствии с ним вы учили доктора Гибсон сражаться.
Да!
Для чего? с сарказмом поинтересовался Рэнсом. Для того, чтобы поучаствовать в неожиданно вспыхнувшей драке где-нибудь в трущобах Ист-Энда? Она приходила сюда не для того, чтобы научиться сражаться с джентльменами, Бужар. Она должна знать, как защитить себя от таких людей, как я. Сняв каску, Рэнсом резким жестом откинул со лба вьющиеся пряди и пронзил мэтра холодным взглядом. Доктор Гибсон понятия не имеет, как поступить, если вдруг кто-то во время нападения выбьет у нее из рук тросточку, которой она вращает подобно мельнице, чему вы ее, собственно, и научили. Вы ведь жили в Париже, так что должны знать какие-то приемы шоссона[2]. Почему вы не показали ей ни одного из них?
Потому что это неправильно, возразил Бужар, снимая каску. Его узкое лицо покраснело, сощуренные черные глаза метали молнии.
Почему неправильно? На миг вид у Рэнсома стал откровенно озадаченным.
Месье Бужар презрительно взглянул на него.
Только грубый крестьянин думает, что цель фехтования заключается в том, чтобы проткнуть кого-нибудь острым концом шпаги. Нет, это дисциплина. Это зримая поэзия с правилами!
Господи помоги! только и сказал Рэнсом, с недоверием разглядывая его.
Гаррет решила, что настало время прибегнуть к дипломатии.
Мистер Рэнсом, не надо обижать месье Бужара. Он передал мне все самое лучшее из своего опыта.
Это действительно так? спросил Рэнсом у мэтра. Его голос был тих и полон злости. Или вы давали ей уроки, как вести себя на паркете в гостиных? Это вы других ваших учениц обучайте выразительным и живописным позам, а эту научите биться за свою жизнь, потому что в один прекрасный день ей придется заняться этим, вооружившись лишь умением, которое она приобретает тут у вас. Он испепелял мэтра взглядом. Полагаю, когда доктор Гибсон будет лежать на улице с перерезанным горлом, она по крайней мере сможет утешить себя тем, что не пользовалась запрещенными приемами.
Последовала долгая, долгая пауза, прежде чем прерывистое дыхание месье Бужара пришло в норму. Гнев на лице сменился выражением, которого Гаррет никогда у него не видела.
Да, понятно, сказал он, с трудом преодолевая себя. Я внесу необходимые изменения в ее подготовку.
И включите приемы шоссона? продолжал давить Рэнсом.
Я приглашу специального инструктора, если потребуется.
Мужчины обменялись поклонами, а Гаррет церемонно присела перед своим мастером. Ее обеспокоило, что месье Бужар, стараясь не встречаться с ней глазами, удалился с величайшим достоинством, прикрыв за собой дверь.
Оставшись наедине с Этаном Рэнсомом, Гаррет наблюдала, как тот отошел в угол, чтобы сложить там рапиру и снаряжение.
Вы были грубы с бедным месье Бужаром, мягко заметила она.
Этого недостаточно. Рэнсом опять заговорил с ирландским акцентом. Надо было провести с ним дополнительно минут пятнадцать, чтобы разукрасить как следует. Он отстегнул пластрон и кинул на пол. Вам нужно учиться самозащите больше, чем любому из тех, кто здесь занимается. Его самомнение или просто лень подвергает вас риску.
Даже не знаю, за кого мне больше обидеться за месье Бужара или за себя, сухо произнесла Гаррет.
Никто вас не обижал.
Стянув перчатки, он кинул их в сторону.
Вы намекаете, что я неумеха?
Рэнсом повернулся к ней.
Нет. Я видел, как вы деретесь. Вы противник, достойный уважения.
Благодарю вас, смягчилась Гаррет, и прежде всего за то, что заметили, как я кручу трость подобно мельнице.
Рэнсом улыбнулся и пробормотал:
Бессмысленное движение, но очень приятное для глаз.
Гаррет вдруг сообразила, что видит его в первый раз в добром расположении духа. Ошеломляющая ясность его глаз, чья синева была видна даже в другом конце комнаты, вызывала в ней незнакомое, но приятное ощущение высоко под ребрами, как будто кто-то мягкими движениями завязывал там мелкие узелки. У Рэнсома были суровые, по-настоящие мужеские черты лица, но длинные черные ресницы придавали ему отпечаток нежности, а когда он улыбался, Гаррет могла бы поклясться, что на одной щеке появлялась ямочка.
Рэнсом пошел вдоль стены, с притворным интересом разглядывая картинки в рамках, которые изображали различные позиции во время фехтования. Гаррет была просто очарована его мальчишеской уловкой словно он не знал, как к ней подступиться.
В фехтовальной форме фигура у него выглядела роскошно. Обычно белый цвет не благосклонен к мужчинам. Полотняный жилет на пуговицах, который застегивается на одну сторону и тесно облегает торс до самых бедер, у обычных мужчин делает плечи узкими, а талию широкой, однако просто скроенный костюм Рэнсома подчеркивал красоту пропорций его тела сильного, литого, без каких-либо намеков на мягкость или дряблость.
Взгляд Гаррет скользнул от широких плеч до узких бедер и даже ниже, а когда до нее дошло, что она в упор разглядывает его, быстро подняла глаза и вспыхнула, как девчонка, потому что Рэнсом вопросительно уставился на нее.
Я просто заметила, что у вас необычно развита четырехглавая мышца, пояснила она профессиональным тоном.
У него непроизвольно дернулись губы.
Это комплимент, доктор?
Конечно, нет. Всего лишь наблюдение. По вашему сложению можно было бы предположить, что вы либо моряк, либо кузнец.
Мне приходилось работать с металлом, но, разумеется, это не то, чем занимаются кузнецы.
И что же это такое?
Рэнсом поправил одну из рамок на стене.
Большей частью замки и ключи. Мальчишкой меня взяли подмастерьем к слесарю, который специализировался на тюремных замках. И, не глядя на нее, добавил: Мой отец был надзирателем в тюрьме Клеркенуэлла.
В большинстве тюрем, включая клеркенуэллскую, процветала антисанитария. По мнению Гаррет, детям нельзя было позволять работать в таких условиях, и она заметила:
Опасное место для мальчишки.
Рэнсом пожал плечами.
Там было довольно безопасно, если я соблюдал правила.
У вас есть братья и сестры?
Нет, я был единственным ребенком.
Я тоже. Она редко делилась чем-то личным, но неожиданно для себя продолжила: А мне всегда хотелось иметь сестру. Мать умерла при моем рождении, а отец потом так и не женился.
Он ведь был констеблем в дивизионе Е, да?
Гаррет быстро взглянула на него.
Да. Откуда вам это известно?
Читал в прессе.
О, конечно. Она слегка поморщилась. Репортеры стараются описать меня как какую-нибудь диковину: например, как говорящую лошадь.