На самом деле, мне кажется, настала моя очередь задавать вопросы. Уинни вздернула подбородок.
Я откинулся на стуле, наблюдая за ней с неприкрытым удовольствием. Она была, как та перевернутая на спину божья коровка, которая крутилась вокруг своей оси. Очаровательно отчаянная. Очень жаль, что я сходил с ума по Грейс, иначе я бы не отказался от нее на несколько месяцев. Пол даже не был бы помехой для меня. Такие женщины обычно ищут большую рыбу, а у меня кошелек побольше.
Вперед, сказал я.
Чем вы занимаетесь? спросила она.
Мастер на все руки.
Делая что?
Все, что приносит деньги, протянул я, пожав плечами.
Уверена, вы можете сказать конкретней. Так это может означать торговлю оружием. Она сложила руки на груди.
Ладно. Давай сыграем.
Акции, корпорации, валюты, товары. Хотя не так давно я попал под запрет на инсайдерскую торговлю. На два года.
Все смотрели на нас. Я еще не поднимал эту тему на вечере, унаследовав от своего отца черту не давать людям то, чего они хотели.
Почему? требовательно спросила она.
Обвинения в манипулировании рынком, ответил я, и, прежде чем она спросила, что это означало, продолжил: Утверждают, что, помимо других проступков, я исказил материалы для инвесторов.
Вы сделали это? Уиннифред выдержала мой взгляд, выглядев такой по-детски наивной.
У меня есть только одна проблема, Уиннифред. На глазах у всех в зале я провел языком по нижней губе, ухмыльнувшись.
Только одна? Она невинно моргнула, прежде чем смягчиться. И в чем же ваша проблема?
Я никогда не играю, чтобы проиграть.
Ее глаза, такие же красивые, как цветы люпин в Техасе, все еще смотрели на меня. Недобрая мысль промелькнула у меня в голове. Наверно, она выглядела бы в десять раз лучше в аквамариновых серьгах Грейс. Если бы я увидел ее в одних только аквамаринах, это бы доставило мне огромное удовольствие. Ну что ж. Возможно, Грейс скоро начнет плохо себя вести и бросит меня. Тогда я заведу быструю интрижку с этой малышкой, чтобы напомнить своей сводной сестре, что я все еще мужчина с желаниями.
И люди здесь принимают вас? Уиннифред оглянулась вокруг, удивленная. Даже зная, что вы сделали что-то плохое и подорвали их торговлю?
Собаки лают, а караван идет все дальше, сразу же ответил я. Даже люди, которые беспокоятся, перестанут, как только чувства перейдут в действия. Люди, как известно, эгоистичные существа, Уиннифред. Вот почему афганцы были предоставлены сами себе. Почему в Йемене, Сирии, Судане гуманитарный кризис, а вы об этом даже не знаете? Потому что люди забывают. Они позлятся и пойдут дальше.
Меня беспокоят. Она скалила зубы, словно раненое животное. Меня беспокоят все эти вещи. И если только вам все равно, это не значит, что все вокруг такие же плохие. Вы опасный человек.
Опасный! Грейс взвизгнула, едва сдерживая смех. О нет. Он просто котенок. Мы все в семье безобидные вычислительные машины. Что не так волнительно, как шоу-бизнес, я понимаю. Знаете, мой отец владелец театра. Я всегда ходила туда, когда была ребенком. Думаю, что он совершенно очаровательный. Она отмахнулась на словах о семье, продолжая болтать.
Хотя Дуглас правда владелец театра, Грейс просто притворялась, что любила его, когда росла, чтобы заслужить одобрение отца. Театр не приносил много денег. Грейслин любила только то, что приносило деньги.
Отвлекающий маневр прошел на славу. Уиннифред перевела свое внимание на Грейс и спрашивала ее о «Калипсо Холле». Грейс же отвечала с энтузиазмом.
Зазвонил мой телефон. Я вытащил его из кармана. В коде города было написано «Скарсдейл», но я не узнавал номера. Я нажал на «отклонить». Чип попытался спросить меня что-то о фонде Nordic Equities.
Мой телефон снова зазвонил. Тот же номер. Я нажал «отклонить».
Пойми намек.
Проклятые мошенники и их способность использовать номера в вашей зоне города.
Следующий телефонный звонок уже с другим номером, из Нью-Йорка. Я хотел снова отклонить звонок, когда рука Грейс легла на мое бедро.
Возможно, это ювелир. Об ожерелье, которое ты купил мне в Ботсване. Ответь, сказала она сквозь зубы, слушая, как Уиннифред восторгалась Гамильтоном.
Телефон зазвонил четвертый раз. Вставая, я извинился и вышел из ресторана на балкон с видом на порт. Принял звонок.
Что? выплюнул я.
Арсен? послышался старый мужской и смутно знакомый голос.
К сожалению. Кто это?
Это Бернард, помощник твоего отца.
Я посмотрел на время у себя на часах. Сейчас было четыре часа дня в Нью-Йорке. Что хотел от меня отец? Мы почти не разговаривали. Я ездил в Скарсдейл несколько раз в год, чтобы показаться и обсудить семейный бизнес, такая у него была идея сближения. Но в остальном мы были чужими. Не то чтобы я ненавидел его, просто не любил. Чувство или его отсутствие было взаимным, я уверен.
Да, Бернард? нетерпеливо спросил я, упираясь локтями в перила.
Не знаю, как это сказать Он замолчал.
Быстро и без лишних слов было бы идеально, предложил я. В чем дело? Неужели старик снова женится?
С тех пор как он развелся с Мирандой, мой отец взял за правило заводить женщин только на два года. Он больше не давал никаких обещаний. Никогда не останавливался. Интрижка с женщиной по фамилии Лэнгстон самое быстрое лекарство от веры в любовь.
Арсен Бернард сглотнул. Твой отец Он умер.
Мир продолжал вращаться. Люди вокруг меня смеялись, курили, пили, наслаждались идеальной мягкой летней итальянской ночью. Самолет пролетел в небе, пронзая белое облако. Человечеству было совершенно все равно, что Дуглас Корбин, пятый в списке самых богатых людей США, скончался. А почему должно быть иначе? Смерть оскорбление для богатых. Большинство принимали это с печальной покорностью.
Умер, значит? не сознавая этого, произнес я.
У него случился инсульт этим утром. Экономка нашла его без сознания где-то в половине одиннадцатого после того как несколько раз постучала ему в дверь. Знаю, что это нужно переварить. Возможно, мне стоило подождать, пока ты вернешься
Все в порядке, прервал я его, проведя рукой по лицу. Я пытался понять, что чувствовал сейчас. Но правда была в том Я ничего не чувствовал. Просто какая-то странность, да. Такое же ощущение, когда что-то, к чему вы привыкли, пропало, например, диван, без которого стало пусто в квартире. Но ничего, что значило бы, что я потерял единственного живого родственника, который у меня был в этом мире.
Мне нужно вернуться, услышал я себя. Урезать поездку.
Было бы идеально, выдохнул Бернард. Я знаю, это очень неожиданно. Повторюсь, мне жаль.
Я поставил его на громкую связь, чтобы убрать телефон от уха, и просматривал ближайшие рейсы. Есть один через два часа. Я все еще мог успеть.
Я сброшу тебе детали рейса. Отправь кого-нибудь забрать нас.
Конечно, ответил он. С тобой будет мисс Лэнгстон?
Да, проговорил я. Она захочет присутствовать.
Она была близка с отцом, маленькая подлиза. Навещала его каждые выходные. Тот факт, что Бернард знал, что она была со мной, говорил мне все необходимое. Отец прекрасно знал, что я спал со своей сводной сестрой, и сплетничал об этом с помощником. Забавно, что он никогда не упоминал этого при мне. С другой стороны, Лэнгстоны стали для нас больной темой после того, как он выгнал меня и отправил в школу-интернат.
Я сделал быструю остановку в туалете, прежде чем вернуться в ресторан. Расстегнул ширинку, так же быстро застегнул после. Когда я вышел из кабины, то услышал слабый голос со стороны одной из дверей. Пробирающий до костей дикий плач. Как будто там был кто-то ранен.
Не твоя проблема, напомнил я себе.
Я закатал рукава, чтобы помыть руки; тем временем вой становился громче и истеричнее.
Теперь я просто не мог уйти. Что если кто-то родил ребенка и оставил его тонуть в туалете? Хотя никто не мог обвинить меня в наличии совести, утопление новорожденных я не мог проигнорировать.
Я выключил кран и подошел обратно к кабине.
Здравствуйте. Я прислонился плечом к двери. Кто там?
Плач, переходящий в мелкую икоту, не утихал, но ответа тоже не было.
Эй, я попытался уже мягче. Ты там в порядке? Может, мне позвонить кому-нибудь?
Может, в полицию? Или кому-то, кому было правда не все равно?
Никакого ответа.
У меня кончалось терпение, мои нервы и так были на пределе. Все мое тело до сих пор пыталось совладать с новостями об отце.
Слушай, либо отвечаешь, либо я выбью дверь.
Плач усиливался. Неконтролируемый. Я сделал шаг назад для размаха, после чего пинком открыл дверь. Она слетела с петель, врезаясь в большую стену кабинки, словно пострадавший в кровавом боевике.
Но я вижу не ребенка или раненое животное.
Только одну Уиннифред Эшкрофт, которая свернулась калачиком над бачком унитаза в красном платье, с размазанным по всему лицу макияжем, и пила вино прямо из бутылки. Ее волосы были в беспорядке, и она тряслась как осиновый лист.
Разве она не беременна?
Бедный жалкий Пол. Он не может даже толковую жену себе завести.
Слезы текли по ее щекам. Она выпила достаточно из этой бутылки. Вино наполовину закончилось. Мы оба молча смотрели друг на друга, застряв в каком-то проклятом состязании. Только теперь совершенно ясно, что она не ожидала от меня вопроса, что случилось.
У тебя проблемы? сказал я, спрашивая по большей части из-за моей гражданской ответственности. Он обижает тебя? Делает больно?
Ты никогда не будешь и наполовину таким мужчиной, как он! Она покачала головой.
Ну да, в этом же моя цель жизни.
Я оглянулся вокруг, ожидая, когда она встанет и освободит туалет. Она самое причудливое создание, которое я встречал.
Мой муж потрясающий, подчеркнула она, начиная злиться, будто я был тем, кто плакал с бутылкой алкоголя в руках на колонии микробов.
Твой муж ничем не примечательный, как моя самая нелюбимая пара носков, но это не тот разговор, который я хотел бы сейчас продолжать, возразил я. Теперь, если я ничего не могу сделать
Да, не можешь. Даже если бы мне нужна была помощь, я бы не попросила тебя! У тебя самомнение выше фонарного столба. Она вытерла нос тыльной стороной руки, всхлипывая. Отстань.
Вот это да, Уиннифред, а я думал, что все южные красавицы милые и податливые.
Уйди уже наконец! Она резко встала на ноги и хлопнула дверью перед моим лицом. Ну, или тем, что осталось от двери, без разницы.
Секунду я размышлял над тем, чтобы дать ей свой номер. Вдруг Пол правда обижал ее. Но потом я вспомнил, что у меня у самого было проблем по горло, включая смерть Дуга, требовательное поведение Грейс, мою карьеру и еще много чего.
Я повернулся и ушел.
Сказать Грейслин Лэнгстон, что обожаемый приемный папочка наконец отбросил копыта.
Глава 3. Арсен
Тогда
Как и все истории с поучительной моралью, моя началась в большом, размашистом особняке. В нем были витражи, стрельчатые арки, ребристые своды и наружные каменные полуарки.
Расписные фрески, шахматные фигуры из мрамора ручной работы и величественные изогнутые лестницы.
Со злобной мачехой и раздражительной сводной сестрой.
Ночь, изменившая все, начиналась нормально, как и все несчастья.
Отец с Мирандой уехали в город, чтобы посмотреть премьеру пьесы Чехова «Чайка» в театре «Калипсо Холл», и оставили нас дома. Они часто так делали. Миранда наслаждалась искусством, а отец наслаждался Мирандой. Однако никто не радовался нам, так что нам самим приходилось развлекать друг друга.
Моя сводная сестра Грейслин и я сплюснули картонную коробку, которую выкрали с кухни, и по очереди садились на нее, скатываясь вниз по лестнице. Мы сталкивались с домработницами, пока они бегали из одной комнаты в другую, нося пушистые теплые полотенца, вещи для ужина и костюмы из химчистки. Они бы раздавили нас, словно букашек, если бы могли. Но они не могли. Мы были Корбинами. У нас имелось право, привилегии и могущество. Избранные Скарсдейла. Нам было суждено раздавить, а не быть раздавленными.
Мы скатывались и скатывались вниз по лестницам, пока наши задницы в дизайнерской одежде не становились красными. Мой позвоночник становился похож на желе от всех столкновений со ступеньками. Ни у одного из нас не было и мысли остановиться. В замке было не так много развлечений. Видеоигры запрещали («Они делают ум ленивым», говорил отец), игрушки создавали беспорядок («И вы все равно уже выросли», фыркала Миранда), и у нас закончились домашние задания.
Уф, шуточный звук вырвался у Грейслин. Она была наполовину в воздухе, скользя вниз по лестнице, как раз в момент, когда парадная дверь распахнулась. Она скатилась прямо на моего отца. Ее лицо остановилось напротив его обуви.
Что за Арсен! Мой отец с грохотом бросился к подножию лестницы, обходя ее. Полосы от ногтей украшали его щеки. Что за беспорядок?
Мы просто
Решили разбиться? Ты думаешь, у меня есть время, чтобы ехать в отделение неотложной помощи с вами? выплюнул он. Иди в свою комнату. Немедленно.
Грейслин. Моя мачеха вошла следом, закрывая за собой дверь. Мне не нужно было видеть ее ногти, чтобы знать, что под ними была кровь моего отца. Когда они ругались, она всегда делала это. Причиняла ему боль. Иди, позанимайся балетом, дорогая. Нам с папочкой нужно обсудить взрослые вещи.
Папочка.
Он не был ее папочкой.
Черт, он не был даже моим папочкой.
Дуглас Корбин не создан для отцовства.
Все же довольно странным было то, что он не ненавидел Грейслин, ребенка другого мужчины, с такой же силой, как меня.
Прости, мам.
Все в порядке, милая.
Грейслин поднялась и отряхнула коленки. Она поднялась по лестнице, засунув мятую картонку под мышку. Мы побрели по темному коридору. Мы знали последствия. Никому из нас не хотелось стать зрителями в первом ряду, когда отец и Миранда спорили.
Все, чем занимались отец с Мирандой, это ссорились и мирились. Они не хотели, чтобы мы присутствовали при любой из этих сцен. Так у нас появились игры с катанием по лестницам и хождением по краю. Из-за скуки, потому что нам всегда было очень одиноко.
Думаешь, они накажут нас? теперь спросила она меня.
Мне все равно. Я пожал плечами.
Да Мне тоже. Грейслин толкнула меня своим костлявым локтем в ребра. Догонялки до моей комнаты?
Я догоню тебя на крыше. Покачал я головой.
Она быстро прошла по золотому мрамору, исчезая в своей комнате.
Каждый раз, когда они отправляли нас в наши комнаты, мы поднимались по пожарной лестнице, чтобы посидеть на крыше. Это был способ скоротать время, а еще мы могли говорить что угодно без лишних ушей работников, которые могли все подслушать и потом донести.
Я зашел в комнату Грейслин, она выглядела так, словно дизайнером была сама Барби. У нее была двуспальная кровать с розовым балдахином из тюля, белый резной камин и мягкие кресла. Ее балетные принадлежности разбросаны повсюду.
Грейслин любила балет. Я не знал причины. Вот только балет явно не любил ее в ответ. Из нее получалась паршивая балерина. Не потому, что она не была красивой, а как раз потому, что у нее была только красота. Она почти не могла двигать ногами, и, как бы иронично это ни было, ей не хватало грации.
Окно открыто. Из-за ветра занавески танцевали. Даже они танцевали лучше, чем Грейслин.
Я зашнуровал кроссовки, прежде чем высунуться в окно. Я вылез на мокрую от дождя железную лестницу. Грейслин я увидел, когда она прислонилась к одной из труб, скрестив лодыжки и выдыхая пар, как дракон.
Готов пройтись по краю? ухмыльнулась она.
Край крыши был узким, из-за чего нам приходилось ходить по нему по одному шажочку. Для нашей игры мы ходили по краю, от одного дымохода к другому, так быстро, как только могли. У нас у каждого одна попытка. Мы засекали время друг друга и иногда, точнее, большую часть времени, я подозревал, что она жульничала, поэтому я никогда, совсем никогда, не позволял ей победить.