Это вы бога себе выдумали, на дереве распятого! Нищего! Немощного! Вы что? С сим убогим державу сотворить думаете? Бог грозен бысть должен! Гнева его трепетать должны народы! А вы все плачете! А того ты, мать, не понимаешь, что каждый, кто крест на шею навесил, слуга не княжеский! Кто попу грехи свои понес тот лазутчик византийский! Они хуже хазар-иудеев! Вы из-под одной дани вылезли, а в другую дань скачете!
Господь нас спасет и державу созиждет! Господь заповедал: «Блаженны кроткие, ибо они наследят землю» Кроткие, а не воители!
Старухи болтают, а лодыри да трусы повторяют! закричал князь. Я державу новую сотворю! И место ей определю под солнцем! И новую столицу воздвигну посреди владений своих!
И где же?
На Дунае!
Могилу ты себе воздвигнешь! тихо произнесла княгиня.
И сказано это было так убежденно, что князь сбился с крикливого тона и уже совсем по-другому, но так же недобро сказал:
И не стой с вороньем своим христианским у меня на дороге! Не сейте за спиною моею крамолы! Всех с пути моего сотру! Али ты не помнишь, что сделал Олег с Аскольдом, когда тот противу него и пращура моего, Рюрика, умыслил?
Олег был варяг дикий! сказала Ольга. А ты князь! Грызлись они меж собою, Аскольд и Олег, за Киев, как собаки за кость! А тебе Киев отчина!
Киев в христианстве вашем сгнил давно! Огнем его чистить надобно! Понавезли чепухи византийской! Скоро в баб все киевляне превратятся! Кого только нет в Киеве! И славяне, и евреи, и печенеги, и византийцы, и хазары, и аланы! Яма выгребная, а не город! И бога привезли, смех сказать, нищего-немощного! Державу сила созиждет! Надобно к варяжской силе возвращаться! С гнилого пути византийского сворачивать! Того дружина хочет, а она мне мать и отец!
Твоя дружина наполовину христианская! сказала Ольга.
В том-то и беда, что зараза ваша прилипчивая! Огнем от нее освобождаться нужно! Князь резко повернулся и ушел, хлопнув дверью.
Долго стояла посреди горницы старая княгиня. Не шелохнувшись, стояли у дверей дружинники нарочитые немые, как притолоки.
Погибель ты себе создал, услышали они не то шепот, не то вздох старой княгини.
Не юношами, но мужами сильными пришли двое дружинников, нарочито безымянные (ибо несть у стражника, немо стоящего, имени), на службу к Ольге и, служа ей бестрепетно долгие годы, на службе сей состарились. Сильно их служба переменила. Сопутствуя княгине во всех странствиях заморских и во всех делах киевских, немо стоя за ее спиною, видели они все и понимали много. Может, даже больше, чем бояре думные. Привыкнув к ним за долгие годы, и старая княгиня доверяла им больше, чем боярам да воеводам.
Оба дружинника крестились в Византии, а спустя срок приняли у старцев киево-печорских обет монашеский и службу свою правили теперь, имея на то благословение особое.
После того памятного разговора Святослава с княгиней (которую надобно звать не Ольгой, как произносили славяне варяжское имя «Хельги», а по христианскому имени Елена, но, страшась козней диавольских, сие имя Божие княгиня таила) и стала она быстро гаснуть. И ее воительницу победную, княгиню несгибаемую стала гнуть к земле старость. Все чаще стала она останавливаться на теремных лестницах и переходах отдыхать, опираясь на посох княжеский. Все меньше стала играть с внуками, да и то сказать внуки выросли, а до правнуков она еще не дожила Все длиннее стали ее молитвы. Но Киев, да и вся держава неспокойная пестрая, разноязыкая и воистая были в ее воле, хотя и соблюдали покорность Святославу.
Незадолго перед смертью княгиня, сидя в кресле византийском будто на троне малом, вдруг оборотилась к ним стражам своим многолетним.
Ухожу я, сказала она им, коленопреклоненным. Срок мой близок, и смерть моя при дверях
Тяжело переводя дыхание, она долго молчала.
Вам не стражам, но спутникам моим в странствиях земных доверяю Князь Святослав державы не созиждет! Ибо видит власть в силе, а власть в правде. Правды же он не имеет. Правда его была, когда он на Итиль воев вел, когда державу оборонял. Но воителем сильным быть не вся служба княжеская. Князь не себе, но народу своему служит А Святослав дружине служит, да и то не всей. А только варягам. Он один, и его предадут на погибель, ибо он во мрак язычества державу свою влечет, а держава Киевская к свету православия стремится. Кроткие наследуют землю. Кроткие, а не воистые, повторила она, ибо у кротких правда. Князь ее постоянно искать должен, иначе его ждет погибель.
Она молчала долго, следуя мыслям своим. Потрескивали дорогие восковые свечи, плясали отсветы на иконах в божнице, на беленых стенах шатались тени.
Блажен князь, егда слышит правду кротких, ибо они глаголят правду Господню. И державу наследует их воля, а не воля княжеская. Ныне князь противу воли кротких идет
Коленопреклоненные старые воины жадно слушали каждое ее слово.
Держава созиждется не силою, но духом единым. Единения в духе искать надобно. И Вавилон разноплеменный пал, и Бог разметал языки по лицу земли; и Хазария богопротивная хоть сильна покуда время ее сочтено. Ибо не запоры и оковы крепят державу, но дух единый.
Князь что?.. Он и в жизни-то своей не властен, а когда гласа народа своего слышать не хочет, то державе своей опасен. И, делая над собою усилие мать ведь Святославу, она сказала, словно сама себе:
Святослав не обратится к истине. Не принимает Господь мои молитвы! Упустила я его. Святослава-князя убьют. Его и сейчас-то не сила дружины держит, но жизнь моя. Кто придет за ним? Хочу князем Ярополка.
И дружинники кивнули, думая, что им поручается новая служба.
Погодите! сказала она, кладя им руки на плечи. Погодите. И Ярополка судьбу я вижу плачевну. Не успеет он собрать дружину верную. Сильны сыны сатаны в державе нашей, и диавол, учитель их, хитростен. Надобно дальше смотреть. Меж народом княжеским и князем дружина стоит. Дружину менять нужно. Новые люди веры Христовой, Господу служащие всем сердцем, всем помышлением, прийти должны Они щитом князю станут, они, яко стрелы, пронзят все тело державы и скрепят его. Они Благословляю вас искать для новой державы воинство новое.
Она перекрестила их седые головы, дала приложиться к руке.
Не плачьте, сказала она мягко. Я за службу вашу Бога просить о вас буду. Тяжела она, но во благо служба сия
Весной, едва поднялась первая трава из степи, как вал морской надвинулись печенеги. Они легко форсировали Днепр и обложили едва успевший затвориться Киев так плотно, что невозможно было подойти и напоить коней в Лыбеди-реке. Их нашествие было полной неожиданностью для Ольги и для воеводы славянского Претича, что с малой дружиной стал на стены.
Почему пришли с левого берега кочевники? Чего добиваются они? Устоит ли Киев, ежели пойдут они на штурм? Княгиня старая, но не согбенная и думные бояре ее, седые, будто пеплом подернутые, сели обсуждать происходящее
А под стенами уже дрожала земля от конского топота. Пылали костры до самого горизонта, и голоса печенегов слышны были на безмолвных стенах киевских.
Князь с дружиной далеко! сказал Претич. С малыми силами нашими в осаде не отстояться.
Где князь сегодня? спросила Ольга.
В месяце езды, ежели со всей дружиной поспешать будет.
Подайте весть князю, приказала старуха. И, тяжело повернувшись к воеводе, спросила: Претич, как думаешь, чью руку печенеги держат?
Тут и думать нечего! сказал Претич. Царьграда. Нонь князь с царем болгарским Калокиром Царьград крушит вот они со спины и ударили.
Князь четвертое лето на Царьград походом ходит, что ж печенеги прежде мирны были? Видать, договор у них с Византией.
У них и с нами договор.
В открытые окна терема ветер доносил запахи степи и дымных костров, на которых печенеги жарили конское мясо.
Лазутчиков с левого берега нет? спросила в тишине Ольга.
Нет. Не пройти ко граду. Надобно вылазку сделать. Отогнать их маленько предложил один из молодых бояр.
В пустоту ударишь! сказал Претич. Они живо от ворот откатятся, за собою в степь тебя утащат, а дорогу назад перекроют. Вот ты и полоняник, а и меча ни с кем не скрестишь
Княгиня долго молчала, сжимая старческой худой рукою посох.
Войско за стены выйти не может, а мысль преград не знает! сказала она непонятную военачальникам фразу. Кто печенегов подкупил? Царьград? Думайте, бояре да воеводы!
Ежели и Царьград, сказал после долгого молчания Претич, то через хазар.
Видишь, как ловко. И тем и этим на пользу, сказала княгиня. И через Тьмутаракань, не иначе, хазары послов византийских с дарами к печенегам пропустили И она вдруг улыбнулась.
Что, матушка? вздохнул Претич. Что веселого ты нашла в нашей беде нонешней? Оборониться-то нечем! Дружины нет!
Это и есть оборона наша, сказала княгиня. Уж коли так Бог судил. С Византией князь воюет, но не Киев
Воеводы насторожились.
Хазария недобитая мечтает как можно более воев наших руками печенегов истребить. Дескать, пущай печенеги и славяне с варягами и русами друг друга бьют, глядишь, на их костях и Хазария прежнюю силу вернет. И кинулись бы вы с печенегами драться потому что князь Византию воюет, а печенеги союзны грекам!
Никак не уразумею я, к чему ты, княгиня,.. начал Претич.
Так ведь и мы грекам не враги, сказала княгиня и добавила властно: Берите дары. Берите попов и послов византийских, пущай во всем облачении к печенегам выходят.
И уверяют их в дружестве, и пусть не возвращаются, пока печенеги от стен не отойдут. Они войны хотели, они в крови нас утопить задумали сказала она, ни к кому не обращаясь. Но Господь заповедал: «Кроткие наследуют землю». Кроткие
Она стояла все время у окна и глядела, как выходило поутру из ворот посольство. Как целый день там, во глубине серых кибиток печенегских, волнами подымались и гасли голоса. И отошла, только когда с гортанными криками печенеги стали откатываться от стен.
Телохранители помогли ей вернуться в княжеский покоец. Чувствуя старчески непослушное и неуклюжее тело свое, едва переставляя ноги, доползла Ольга до подобия трона, будто надломилось в ней что-то. Широко открытыми глазами смотрела она округ, словно впервые видела покои свои и божницу, прикрытую занавеской.
Отодвиньте, повела она слабой рукою.
Дружинники-монахи осторожно отвели занавеску. Среди мелких икон одна большая, византийского письма, засияла, как драгоценный камень. Богородица Одигитрия смотрела на княгиню, испуганный ребенок прижимался щекой к щеке ее
Вот и я Отдала прошептала старуха, и слеза потекла по ее коричневой морщинистой щеке.
Стоящие при дверях монахи-дружинники скорее почувствовали, чем поняли, что думает она о Святославе. А по теремным порогам уже топали мягкими сапогами бритоголовые белозубые печенеги, с одной прядью на лысой голове, как у Святослава
Хан Ильдей пришел к тебе, матушка, доложил Претич.
Княгиня велела пропустить Ильдея. Громадный печенег еле просунул широченные плечи в узкие двери. Увидел икону, заулыбался.
Царьград! одобрительно сказал он. Я Царьграду друг, я грекам помогаю. Мне Царьград нравится!
А Итиль-град, Тьмутаракань тебе тоже нравится? улыбнулась княгиня.
Чему там нравиться?! закипятился кочевник. Хазары злы! Они нас из-за гор выбили, по степям кочевать заставили. Но мы сильны и здесь хазар бьем. А там, где остались слабые печенеги, их хазары ловят и в рабство за море продают! Мы с Царьградом дружим, а хазар бьем! Он пристально разглядывал иконы. Я в Царьграде был! Такое видел! Красиво очень. И поют красиво! Я плакал, как красиво поют. И огни горят чуть не ослеп.
Ольга старательно обошла молчанием так и просившийся слететь с губ вопрос, кто научил печенегов идти на Киев. Знала Ильдей не скажет.
Людей ловить нельзя! сказала Ольга. И продавать нельзя!
Кто сказал?! повернулся всем корпусом неожиданно гибко Ильдей. Мой Бог не велел. А кто твой Бог? Перун? Яхве?
Христос, сказала княгиня. Вон образ его. Он заповедовал людям любить друг друга. Я знаю, сказал Ильдей. У нас греческие попы жили, много говорили, многие наши крестились
Ну а ты что же?
Я мал был
Так теперь крестись!
Теперь у нас другие попы пришли, от арабов, мусульмане. Многие их слушают.
А ты?
Не знаю, сказал печенег. Мне Царьград по душе. Я красоту люблю. А у мусульман нет красоты
Детская у тебя душа, сказала Ольга Ильдею. Таких, как ты, мой Господь любит.
Ильдей довольно засмеялся.
Ты хорошая! сказал он. Ты добрая. А Святослав князь злой! Зачем вам такой князь? Он сын мой! сказала Ольга.
Если бы мой сын творил неправду, я бы убил его, сказал печенег.
Ольга вздрогнула.
Твоя правда, прошептала она.
Давай, сказал, внимательно глядя на нее, Ильдей, мы с тобой мир сотворим! Не с князем, а с тобой. Тебя наши люди уважают. Ты нам зла не делаешь.Твои слуги с нами торгуют честно, детей не отымают, в полон не берут, хазарам не продают. Давай в мире жить.
Вот что, сказала Ольга, ежели надобен тебе князь добрый, пообещай мне, что служить ему будешь. И вечный мир с ним сотворишь.
Со Святославом?
Нет, твердо сказала старуха. Святослава не воротишь!
А с кем?
С Ярополком. Он князь будет добрый
Ильдей, который был не так прост, как казался, и когда подходил ближе, то было видно, что и немолод, долго и пристально поглядел на Ольгу и вдруг сказал:
Ты сильная, как она. Ты сильная, как эта женщина, что родил Бога вашего. Я знаю про нее.
Поклянись!
Клянусь, сразу ответил Ильдей. Буду служить Ярополку.
А что ж ты не торговался, никакой с меня клятвы не взял либо выкупа? спросила Ольга, когда принесли им закуски и яства и стали потчевать.
Я хан, а не торговец, сказал Ильдей. Зачем многословие? Бог мои слова слышит.
До Бога, сказывают, далеко улыбнулась княгиня.
В степи много ближе, засмеялся печенег. Да и стража твоя слышала.
Он кивнул на немо стоящих дружинников.
Это не стража, это посланцы задумчиво сказала Ольга.
Она умерла вскоре после того, как прискакал с дружиной Святослав. Сражаться ему ни с кем не пришлось печенеги ушли в левобережную приднепровскую степь.
Святослав отпарился в бане, отоспался и собрался было в обратный путь.
Погоди, ухватив его птичьей старческой рукой, сказала княгиня-воительница. Схорони меня, тогда уезжай.
Это произошло быстро. Весь Киев оплакивал Великую Хельги Ольгу, Елену. Голосили все и славяне, и хазары, и евреи, и ясы
Святослав глядел на них, опустив длинные усы на грудь. И видел то, чего прежде не замечал, эти люди были едины потому, что почти все рыдающие у гроба были христиане. Их было много, они шли и шли, теперь уже не таясь: молодые и старые, рабы и дружинники, смерды и беглый люд, горожане и бояре. Они были едины в горе и в молитве. Пришли из степи крещеные печенеги и аланы, приехали греки и православные подданные Хазарии
Одни варяги да славяне-язычники плотной кучкой окружали Святослава. Во многолюдном Киеве это была горсть
Вот они кроткие! с ненавистью думал Святослав, глядя на толпы рыдающих и прущих, как бараны, ко гробу Ольги людей. Здесь ведь и те, кого примучила она. Здесь и древляне, и вятичи, и до сих пор непокоренные северяне. Те самые, что пропустили невозбранно печенегов через свои земли ко граду Киеву. Печенегов! Врагов своих! Или, может, они врагом Киев считают? Скорее и печенегов, и Киев и радуются, когда враги дерутся между собой».
Князь смотрел на море белых славянских рубах, на сермяги, что плыли по улицам за гробом. От его глаз не ускользнуло, что некоторые его дружинники крестятся и что-то шепчут. И эти «кроткие»! Вот куда зараза достигла!