Именно этот вопрос задал ему Ларк, когда в пятнадцать лет Рич впервые спросил, как ему устроиться на работу. Это Ларк, лучший друг его отца, спилил тот самый сук, который его и прикончил. Никто в этом не был виноват разве что только порыв ветра, но Ларк все равно винил себя и всю жизнь нес на душе это бремя. Каждый день пока еще мог куда-то ходить он таскал с берега реки по камню, чтобы положить рядом с пнем того самого дерева. Гора камней, отмечающая все дни, которые Рич прожил без отца.
«Трелевка леса верный путь к смерти, увечьям и травмам. Иди лучше в школу, научись там чему-нибудь», посоветовал Ларк, когда Рич замешкался с ответом. В свои пятнадцать Рич был выше всех своих учителей. Он ненавидел протискиваться в дверь класса, ненавидел, какие на него все бросают взгляды.
Когда он пошел спрашивать второй раз, то пришел прямо на вырубку, где работала бригада Ларка.
«Ты тут какого черта забыл? крикнул Ларк, пытаясь перекрыть рев пил в те времена все пользовались шумными «МакКаллохами». Ты что, помереть хочешь?»
Голос Рича клокотал от ярости.
«Я хочу работать».
«Знаешь, сколько в среднем живет установщик чокеров?»
И снова Рич не знал, что ответить. Нужно было придумать что-то умное, хлесткое, тогда, может быть, Ларк позволил бы ему остаться, но тут загудел старый паровой свисток, сбивая Рича с мысли и пробивая дыру в самом сердце.
Свисток на ланч, сказал Ларк в настоящем, улыбаясь воспоминаниям и не поднимая глаз от своей резной фигурки.
Рич наблюдал, как медленно вырисовываются мощные плечи снежного человека. За все эти годы Ларк вырезал, наверное, с тысячу этих фигурок. После смерти отца Ларк часто начал брать Рича с собой на рыбалку. Потом он усаживал его на крыльцо и вырезал фигурки, пока на сковородке шкворчала форель, а свиньи рылись в рыбьих кишках. Затем он заезжал в «Улей» за сладкими булочками, чтобы привезти их маме Рича.
Жена Ларка умерла, когда в двадцатых годах прорвало плотину и случилось наводнение. Ларк вернулся домой с лесозаготовок спустя неделю, когда ее уже не стало.
Он так и не смог с этим смириться. «Это было еще до того, как они с твоим отцом познакомились», рассказывала мама Рича.
Ларк редко упоминал о своей жене из племени карук, только говорил иногда, что она родилась среди народа, живущего выше по реке, всегда была очень осторожна, что она говорила с ним на своем языке, когда сердилась, и что она немного говорила на языке юрок, что она могла надергать волокна из дикого ириса и смотать бечевку, а из нее делать жаберную сеть такую крепкую, что она могла удержать тридцатифунтовую рыбину в два ее роста. Ларк сделал ей могилу, хотя тело ее так и не нашли. Рич видел ее надгробие недалеко от того места, где были похоронены его родители по другую сторону невысокой каменной стены, отделяющей белых мертвецов от индейцев.
Где твои зубы? спросил Рич.
Там где-то.
Рич нырнул на кухню и взял вилку, нож не понадобился Кел нарезал бифштекс заранее. Когда он вернулся, Ларк уже отковыривал от жестянки крышку. От аромата жареного мяса рот Рича наполнился слюной.
Я что, по-вашему, слишком стар, чтобы самому резать себе мясо? проворчал Ларк, принимаясь за обед. Боров хрюкнул, наблюдая за ним сквозь перила. Мерл, а ну посади свою жирную задницу. Боров послушно сел. Свиньи умные, как черти.
Когда-то Ларк воровал яблоки из старого сада Бола, чтобы откормить свиней и сделать их мясо слаще, но сейчас он не пользовался коптильней уже много лет. Старый боров перешел на роль домашнего любимца, хотя Ларк ни за что бы это не признал. Раньше он все время держал во дворе двух-трех свиней и всех называл в честь того, кто сильнее всего разозлил его в этот год. После того, как Ларк упал, целых два десятка лет покрытые грязью Вирджилы покорно ожидали, когда их зарежут. Не было на свете человека, которого Ларк ненавидел бы больше. Он был уверен: кто-то перерезал стальной сердечник каната, причем так, что он успел подняться на сорок футов, прежде чем канат оборвался. И если это сделал не сам Вирджил, то уж точно виновен был Джей Пи. Джей Пи держал в Эврике лавку старьевщика, доверху набитую потрепанными деталями от пил и тому подобным хламом, но большую часть своих денег он зарабатывал, выполняя за Вирджила грязную работу. Но, конечно, доказать ничего Ларк не мог. Он тогда сломал себе спину, шею, оба бедра. И почти все остальное ну, кроме чувства юмора, любил пошутить Ларк.
Тридцать процентов выруби, а остальное пусть растет. Так Карпик сможет добывать древесину еще много лет после твоей смерти, сказал Ларк. Когда он впервые заговорил о том, что нельзя рубить деревья быстрее, чем они успевают вырасти обратно он придумал «устойчивую урожайность» еще до того, как этот термин вообще появился, Вирджил его обругал:
«Ты совсем из ума выжил, Корни? Дальше что предложишь? Корчевать деревья самолетом?»
Но по-настоящему все закрутилось уже позже. Вирджил начал обвинять Ларка в том, что он коммунист, пока тому это не надоело и он не ушел.
Жаль, Вирджил не увидит, что ты провернул. Вот же сукин сын, покачал головой Ларк. Никак не мог смириться с тем, что я ушел. Заставил меня заплатить.
Может, это был несчастный случай, неубедительно предположил Рич. Чего толку ворошить старое?
Ага. Несчастный случай. Стальной канат порвался, как гребаная леска. Прямо как в тот раз, когда Олин Роули сунул руку в ленточную пилу, да? Двадцать лет работал с пилой, а потом отпилил себе руку как ни в чем не бывало? Несчастный случай. Сам себя взял и покалечил.
Ларк отставил жестянку там в основном оставался лук на перевернутый ящик рядом.
Мы поедем сегодня за дорожными знаками или нет? задал вопрос Рич.
Табличку на пристройке тоже было бы неплохо перекрасить. Она гласила: «10¢ (ПОМНИТЕ О КОДЕКСЕ ЧЕСТИ). НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ЦЕЛИТЬСЯ ПОТОЧНЕЕ».
А у тебя что, еще какие-то дела? спросил Ларк. Рич растер ладонями колени, джинсы совсем отсырели. Еще полчаса, и они станут твердыми, как труп. Белка-летяга обвилась вокруг шеи Ларка.
Слезай. Ларк скинул белку с плеча. Та упала на пол и спряталась за кусками коряги, в изобилии разбросанными по крыльцу. А, черт, пробормотал он. Он легко мог отличить на слух двигатель одной машины от другой. Что этой суке опять нужно?
«Додж» Марши притормозил у оврага, подъехал к туристическому дереву.
Ты загораживаешь дорогу моим клиентам! заорал Ларк. К дереву вела круговая дорога любой желающий мог подъехать поближе и сфотографироваться под табличкой, прибитой над туннелем: «ВЫЖИВШЕЕ ДЕРЕВО. ВЫСОТА: 301 ФУТ. ДИАМЕТР: 16,3 ФУТА. РОДИЛОСЬ В 200 ГОДУ Н.Э.».
Каким еще клиентам?
Джек-рассел Марши спрыгнул у нее с колен и помчался, подпрыгивая от восторга, чтобы громогласно облаять борова. Учуяв запах белки-летяги, он молнией взлетел по ступенькам на крыльцо.
Убирайся отсюда, Гизмо, мелкий ты сукин сын. Ларк дал ему пинка.
Привет, Рич, сказала Марша, пытаясь одновременно удержать в руках запеканку и коробку с магазинным бисквитом. Она была тяжелой, как свиноматка, но в голосе ее слышалась странная певучесть. Что с тобой случилось? Она задержала взгляд на порезах, которые оставила случайная ветка. Рича лично куда больше беспокоило, как он будет выплачивать кредит после перехода на дневную ставку.
Он кашлянул.
Немного перестарался.
Почему бы тебе не одеться? обратилась Марша к Ларку. Холодно же. У меня в пикапе лежит упаковка «Таба».
Она занесла запеканку в дом.
А почему бы тебе не принести мне чертово пиво? крикнул Ларк ей вслед.
Рич услышал, как она выбрасывает пустые банки в мусорное ведро и прибирается.
Ты опять курил? Марша появилась на пороге.
Я бросил. Ларк прикусил щеку.
Ты почему не сказал, что у тебя кончилось мыло?
Забыл.
Вот твоя сдача, Марша протянула конверт, и Рич вспомнил о письмах Ларка. По дороге сюда он не забыл заглянуть в почтовый ящик.
Оставь себе, махнул ей рукой Ларк.
Марша бросила конверт на ящик вместе с пинтой клубники.
Это еще что за чертовщина?
Фрукты.
Ларк скрестил на груди руки, словно она его глубоко оскорбила.
Увидимся в четверг. Если ты до него доживешь, конечно. Гимзо! Джек-рассел с визгом пронесся через двор и запрыгнул в машину. Когда она уехала, Ларк принялся рыться в луке, выискивая оставшиеся кусочки мяса. Наконец, он окончательно отодвинул жестянку в сторону.
Высший класс. А теперь загляни под сидение.
Рич повернулся, словно ожидая увидеть, как на крыльцо взбирается еще один стул. Твою-то Позвоночник пронзила резкая боль.
Да вот тот, на котором ты сидишь, подсказал Ларк.
Рич сунул руку под стул, встал, перевернул его вверх тормашками. К сиденью скотчем была приклеена пачка сигарет.
Ларк облизнулся.
То, что надо.
Рич закурил. Ларк чиркнул спичкой, глубоко затянулся, выдохнул.
Это ты так бросил, да? усмехнулся Рич.
Однажды правда пробовал бросить. Так мне настолько захотелось покурить, что я сожрал сигарету. На вкус полное дерьмо, Ларк сделал еще одну затяжку. Над рекой висел туман, собираясь в одну большую бесформенную массу. Мерл правда всех перевел на дневную ставку?
Дон сообщил об этом сегодня.
С понедельника. На Оленьем ребре в основном молодые деревья растут, объяснил Рич. Если бы не это, нам еще пришлось бы Мерлу приплачивать за право там поработать.
Первый платеж за участок 247 он должен был внести через месяц.
За месяц может многое произойти, проговорил Ларк. Загрузишь дорожные знаки в машину?
Рич зашел в сарай, посмотрел вверх, где на краю оврага росла ободранная дугласова пихта. Именно на ней Ларк учил его карабкаться на деревья после смерти матери. Он вспомнил голос Ларка, доносящийся с земли:
«Срезай сверху вниз. Будешь резать снизу ветку закрутит, в механизм может попасть канат, и тебя так сильно сдавит, что желудок из носа полезет».
Неделями Рич пыхтел и отдувался, в кровь сдирая руки о ствол чертовой пихты. Он соскальзывал вниз, падал, начинал все сначала, веревки оставляли на ладонях ссадины, но в конце концов у него все получилось: Рич научился залезать на вершину дерева и спускаться вниз всего лишь за сорок секунд.
А теперь Ларк наблюдал сквозь клубы дыма, как Рич грузит в кузов пикапа фанерные дорожные знаки.
«ДОМ ВНУТРИ ДЕРЕВА!»
Дом это громко сказано, если учитывать, что на самом деле это был старый выдолбленный пень, внутри которого Ларк поставил шатающийся столик и пару ящиков из-под молока в качестве табуреток. В былые времена из него получился бы неплохой загон для гусей, но Ларк придумал идею получше: приделал дверь, обил ее кусками жести и начал брать за вход четвертак. Если что и нравилось ему больше, чем сигареты, так это выманивание денег у туристов. Богатенькие им не приходилось потеть, тяжким трудом зарабатывая себе на кусок хлеба. И до ужаса ленивые не могли даже вырыть себе ямку, чтобы посрать, предпочитая отдавать бешеные деньги за платный сортир.
Ларк затушил окурок.
Рич Гундерсен. Ты ведь даже на деньги никогда не рисковал играть, а тут внезапно влип по самые уши. Добро пожаловать на вечеринку, Рич. Поздравляю, твою мать. Уголок рта Рича дернулся, складываясь в ухмылку. Как думаешь, вы скоро вернетесь на лесозаготовки в рощу?
Не знаю, признался Рич. Но я знаю, что три недели назад никакого черепа там не было.
Ты сказал об этом Мерлу?
Что я там ошивался в свой выходной? Нет уж, спасибо.
А зря. Хороший шанс поговорить с ним об использовании его дорог для вывоза твоей древесины. Ты ведь хочешь заключить с ним контракт на выпил досок? Ларк потянулся за тростями, подцепил пилу стволом своей деревянной винтовки и подтянул ее поближе.
К тому времени, как он забрался в пикап, собаки уже успели свалить на землю жестянку с луком, толкаясь носами.
Твоя почта.
«Корнелиус Ларкин», прочитал Ларк, с таким удивлением, словно это имя принадлежало кому-то другому. Он сунул один конверт в карман, а другой разорвал пополам и выбросил в окно.
Ларк говорил, где надо остановиться, а Рич сбрасывал скорость и вылезал наружу, чтобы установить знаки. Мимо проносились случайные машины.
Длиннопалый старина Дэнфорт все еще работает на «Сандерсона»? спросил Ларк через окно. Они остановились на южном конце моста Золотого медведя.
Ага. Рич кувалдой вбивал дорожный знак в землю. От ударов у него звенело в руке.
Удивительно, как еще никто не отрезал его чертовы пальцы, произнес Ларк.
Рич снова сел за руль.
Я его спрашивал, как далеко вниз собираются прокладывать дороги в нижней части Проклятой рощи. Он мне не сказал.
Мерл годами проталкивает планы вырубки, которые составляет Дэнфорт, рассуждал Ларк, но это не значит, что он хоть с гулькин нос что-то в этом смыслит. Единственная древесина, которую этот хрен когда-либо держал в руках это карандаш. Просто спроси его, можно ли тебе посмотреть.
Рич оглянулся через плечо. Осталось еще три дорожных знака.
Их больше, чем в прошлый раз?
Они проехали вдоль побережья, мимо ветхих домиков, выкупленных под национальный парк. Пока их сдавали в аренду, но по окончании двадцати пяти лет их снесут бульдозером, как и дом Рича. А ведь здесь начинались и заканчивались целые человеческие истории: рождались дети, били посуду, кто-то не спал всю ночь, слушая скрип дерева во время бури и боясь, что оно вот-вот свалится на дом.
Что толку ставить новую крышу? Ларк дернул подбородком в сторону последнего дома, стоящего в стороне от остальных. Стены его были ярко-белыми. Сидящий на крыше парень потянулся за мешком, и Рич разглядел, что это пацан Тома Фили.
Он мог бы отлично научиться карабкаться на деревья, заметил Ларк. Ты посмотри только.
Мог бы, согласился Рич.
Рич вбил последний дорожный знак; из порезов, оставшихся от колючек, текла кровь.
Мерл рано или поздно об этом узнает, сказал Ларк, словно придя к какому-то решению. И лучше, чтобы он узнал об этом от тебя. И расскажи Коллин. Будь врать своей старушке попадешься как миленький.
Я не врал.
Ага. Ты просто ни черта ей не сказал, не так ли? Ларк провел обрубленным пальцем по деснам, очищая их от налипшей луковой кашицы. Он вздохнул. Пойдем посмотрим.
Сейчас? спросил Рич. Уже начинало смеркаться.
В моем возрасте дела на завтра откладывать нельзя.
Рич повернулся к темнеющей лесопилке. В былые времена, когда лесорубы маршировали, словно армия, через прибрежные хребты, «Сандерсон» работал в две смены, каждый день, кроме воскресенья. Скобельные станки обдирали бревна, конвейеры везли кору для просушки, сортировки и упаковки, Олин Роули нарезал бревна, приводя их к одной длине, кромкострогальный станок обстругивал бревна, избавляясь от дефектов, юроки подтягивали бревна за цепи, сортировали их и складывали для сушильных складов и печей. Все здание грохотало и ревело от шума. Сейчас это место выглядело заброшенным. Молодые деревья здесь не обрабатывали: их отправляли на юг, в Эврику или Кресент-Сити, где лесопилки были оборудованы пилами меньшего размера и могли справиться с такой работой.
Рич притормозил у места, где по водопропускной трубе тек Проклятый ручей, убегая под Безымянную дорогу, и посмотрел на лес вдоль Хребта 24-7.
Ларк опустил стекло, присвистнул.
Да, таких мест больше не встретишь.
Из верхней части Проклятой рощи тут же вышел мужчина с рюкзаком казалось, он откликнулся на свист.
Знаешь, что там индейское захоронение? поинтересовался Ларк у мужчины. Глупый вопрос он был индейцем симпатичным, примерно возраста Коллин. За ухом у него лежал карандаш. Ты пацан Долорес, узнал Ларк. Он высунул руку из окна и пожал мужчине руку, как будто они были старыми товарищами. Рич его не узнал. Он и Долорес забыл, вспомнил, только когда Ларк назвал ее имя девушка, которая любила танцевать с солдатиками, квартировавшимися здесь во время войны. Она всегда откидывала голову, когда смеялась, обнажая шею.