Но на следующий год ничего не отросло. Похоже было на то, что УК втихаря полила пространство перед домом какой-то отравой. До этого Глеб любил смотреть на пространство перед домом из своего окна, и любоваться зеленью и цветами, но после этого он смотреть из окна вообще перестал, потому что смотреть стало совершенно не на что: под окном посреди голой земли виднелась одна только крышка канализационного люка- и больше ничего: ведь траву УК тоже уничтожила.
Уничтожение травы перед домом было тоже «совместным проектом» УК «Уют» и Управы, потому что часть территории перед домом относилась к УК, а часть- к Управе.
А скошенная УК»Уют» и их Управой трава выглядела далеко не так, как скошенная другими УК и другими Управами трава (рядом с городской Думой например), а выглядела она вообще не как трава. -Потому что эти организации скашивали траву таким образом, что после покоса она быстро засыхала и превращалась в желтую щетину, а затем в таком щетинистом виде стояла до самых дождей. Как только после дождей трава чуть-чуть отрастала, так по ее «душу» тут же являлись косильщики УК и Управы и снова возвращали ее к состоянию желтой щетины. Если же лето выдавалось засушливым, то желтая щетина «радовала глаз» горожан целое лето без перерыва.
А затем картина запустения рядом с МКД дополнилась еще и тем, что тополя, которые стояли напротив дома за шиповником и мальвами, Управа тоже исковеркала. Эти тополя она превратила уже не в телеграфные столбы, а в карликовых уродцев. Летом, когда милосердная листва уродства этих тополей еще как-то скрывала, смотреть на них было еще можно, но зимой они начинали напоминать фильм ужасов: так жутко начинали выглядеть их наросты, наплывы на стволах, искривленные и обрубленные ветки, и спиленные стволы. Но тополя даже и в таком виде пытались как-то выживать (что ни говори- а тополя все-таки невероятно живучи). Поскольку они, видимо, поняли, что вырастить нормальные ветки Управа им все равно не позволит, то начали выпускать молодые ветки из пазух старых большими пучками. Однако же, как только молодые ветки начинали немного отрастать, Управа тут же являлась «по их душу», и всех их кастрировала, и возвращала тополя к «нормальному» состоянию «фильма ужасов».
Если на тополя стало можно смотреть только летом, то на траву стало можно смотреть только ранней весной. Однако же как только весенняя трава чуть-чуть отрастала, косильщики УК и Управы тут же делали из нее желтую щетину, и выйти из состояния этой щетины они не позволяли траве уже все лето. Таким образом, рядом с 1-м и 2-м подъездом образовалась «ухоженная и презентабельная» (по мнению УК и Управы) «лужайка». «Лужайка» эта состояла не только из желтой щетины, но еще и из проплешин голой земли и вышеупомянутой крышки люка, и выглядела она чудовищно, но зато бытового мусора на ней больше не валялось! УК проблему с мусором успешно «решила»!
Глеб попытался покосам УК хоть как-то воспрепятствовать, но добился только того, что УК перестала уничтожать мальвы (которые, несмотря на ее усилия, со временем все-таки отросли).
Так что видите: Глеб старался делать все, что мог, чтобы МКД хоть как-то украсить, но никто из соседей его усилий продолжал не замечать. О том, чтобы Глебу хоть кто-то из соседей начал помогать- и речи быть не могло.
Но неужели же жители МКД не понимали, что Глеб действовал в их интересах?
Ну некоторые действительно не понимали, а некоторые просто не хотели понимать, потому что им просто нравилось относиться к Глебу плохо. Ведь Глебу, как и Герде, отводилась в МКД роль «козла отпущения», и ничего с этим было не поделать! А немалую роль в том, что Глеб попал «в козлы», сыграла одна особенность, которая была присуща этому МКД: Глеб считался жителем «не той категории», и, как человек «не той категории», «ничего путного», по мнению «категорийных» жителей, он сделать не мог!
Про все эти категории будет подробно рассказано в главе «Приведение массы к общему знаменателю». Здесь же можно заметить, что категория того или иного жителя МКД сильно зависела от его принадлежности к медицине. Поскольку Глеб отношения к медицине не имел, то он, с одной стороны, относился к низшей категории. Но, поскольку мать Глеба была медиком и входила в число приближенных к Марии Жановне (бывшему медику) лиц, то Глеб, с другой стороны, относился не совсем к низшей категории В общем, точнее, чем то, что «он был не той категории», тут не скажешь!
Как человеку «не той категории» Глебу постоянно ото всех в доме доставалось. Поскольку Глеб был незлобивым и добродушным человеком, то он никогда никому сдачи не давал. А большинство жителей МКД (как вы поняли) были далеко не незлобивыми, и сами всегда «давали сдачи», причем, не только «за дело» но даже и «без дела»! Даже если их «дело» заключалось в том, что человек ничего им не сделал, но им начинало казаться, что человек хочет им что-то сделать- они тут же, без предупреждения, «давали ему сдачи», и все проблемы с этим человеком «решали» «превентивно»!
Глеб же был не таким. Даже впоследствии, когда Марта Карловна объявила на Глеба облаву и начала натравливать на него жителей МКД, он и тогда никому не стал давать сдачи, а просто начал людей избегать.
«Ох, люди, люди», говорила Мария Жановна Никто из этих людей даже не задумывался о том, что Глеб, при желании, мог бы дать им такой сдачи, что мало бы им не показалось! Ведь Глеб был крупным мужчиной и даже посмотреть мог так, что душа в пятки уходила, не говоря о том, что он мог так же и прикрикнуть.но Глеб считал такое поведение для себя недопустимым, а потому люди бессовестно этим пользовались
А я вам так скажу: нарвались бы эти люди на Семена- узнали бы они, почем фунт лиха! Но обстоятельства сложились так, что на Семена они никогда не нарывались, а потому думали, что ничего страшного в том, что они обращаются с Глебом таким образом, нет
У Глеба оставался только один друг: Мария Жановна, которая по-прежнему его поддерживала и по-прежнему его защищала. Конечно, одной Марии Жановны для того, чтобы изменить отношение к Глебу в доме, было мало (учитывая то, что Глеб был еще и «не той категории»), но, все-таки, кроме Марии Жановны, в доме были и другие люди, которые относились к Глебу дружелюбно, а были даже и такие люди, которые Глеба уважали, Герда, например
Досье Марии Жановны
Мария Жановна работала до пенсии завотделением крайбольницы и пользовалась в ней большим авторитетом. Многих людей, с которыми она работала, она и сейчас встречала каждый день: они были ее соседями. У этих людей она продолжала пользоваться авторитетом и сейчас. Мария Жановна старалась сохранять тот дух товарищества, который царил у нее на работе, и в доме, и держать свои двери открытыми для всех. Соседи ходили к ней день и ночь, и она всех их принимала, и со всеми разговаривала, и выслушивала их жалобы, и гладила их (образно говоря), по головкам, и поила их чаем, и угощала их пирожками.
Среди тех людей, которые ходили к Марии Жановне, были люди, которые действительно нуждались в ее поддержке и которым, кроме нее, действительно не к кому было пойти, но были и совершенно другие люди- так называемые энергетические паразиты, которые притворялись больными и несчастными для того, чтобы получить от Марии Жановны свою долю внимания.
Одним из таких «энергетических паразитов» была Жоржетта Алексеевна, и Мария Жановна сама почти что это понимала. Ведь стоило Марии Жановне с Жоржеттой Алексеевной пообщаться, так у нее сразу же что-нибудь случалось: то поднималось давление, то отказывали ноги, то начинала болеть спинаНо все это Мария Жановна приписывала естественным причинам, и с Жоржеттой Алексеевной, милой интеллигентной женщиной, старалась такие случаи не связывать. Ведь Жоржетта Алексеевна была так одинока, и так нуждалась в ее поддержке
а не связывала Мария Жановна такие случаи с Жоржеттой Алексеевной не только потому, что она от природы была доброжелательна и старалась видеть в людях только хорошее, но еще и потому.потому, что Мария Жановна как бы это сказать немного «подсела» на роль Мать-Терезы К тому же к тому же, болезни были Марии Жановне, в каком-то смысле, даже приятны, и приносили ей, в каком-то смысле, немалые дивидентыведь стоило Марии Жановне заболеть, как весь подъезд тут же начинал ей звонить и беспокоиться о ее здоровье когда Мария Жановна поправлялась, она садилась на лавочку рядом с подъездом, и тогда каждый проходящий мимо, не только в ее подъезд, но и в другие подъезды, останавливался рядом с ней, и ей улыбался, и заботливо интересовался ее делами каждый каждый каждый
Но Мария Жановна любила посидеть на лавочке и в другое время, в периоды относительно хорошего самочувствия. И когда она на лавочку садилась, то возле нее снова начинал останавливаться каждый проходящий, и каждый начинал рассказывать ей о своих делах, и спрашивать ее о ее делахМария Жановна начинала чувствовать связь со всеми людьми в доме, и ее жизнь становилась от этого насыщенной и интересной
В каком-то смысле Мария Жановна была духовным центром дома, и она это понимала, и ей это нравилось. Но лучшим качеством Марии Жановны было то, что она понимала, что быть духовным центром дома это значит не только собирать похвалы и приятные пожелания, но это значит еще и активно людям помогать. Мария Жановна чувствовала, что она несет ответственность за всех тех людей, которые ей доверяют, и старалась помогать им по мере сил.
У Марии Жановны было двое детей. Они жили отдельно от нее своими собственными семьями. Сын жил в том же городе, и забегал к Марии Жановне почти каждый день, а дочь жила в Москве, и с ней Мария Жановна виделась редко. Муж Марии Жановны был хорошим семьянином, и помогал ей в домашних делах.
У Марии Жановны, как почти у всех жителей МКД, была дача, но на ней она почти не работала, из-за больных ног. Муж иногда ее на дачу вывозил, но больше для того, чтобы дать ей возможность развеяться, а не для того, чтобы заставить ее там работать. Работал на даче муж сам, а Мария Жановна делала то, что нужно было делать по дому: варила, стирала, убирала, и тому подобное.
Благодаря всему этому у Марии Жановны, несмотря на ее болезни, все в жизни было довольно хорошо. Но хорошо было все в ее жизни только до того момента, когда хозяйкой дома сделалась Марта Карловна. После этого многое хорошее потеряло для Марии Жановны значение, да и не только для нее одной, но и для многих других жителей дома. Тем более, что многое хорошее с этого времени из МКД и вовсе исчезло
Поскольку в дальнейшем повествовании Мария Жановна будет упоминаться очень часто, то я начну называть ее просто Марией, в надежде на то, что если ей это и не понравится, то она, как человек широких взглядов, этого не покажет.
Досье Софии
София была старожилом дома, хотя и не настолько «старым», как Мария и Жоржетта, которые жили в доме с момента его заселения, но все-таки- старожилом.
Была София женщиной «в возрасте». Возраст ее находился примерно посредине между возрастом Марии и Жоржетты, однако же почти все в доме называли ее не по имени-отчеству, как Марию и Жоржетту, а просто по имени. Некоторые называли ее по имени потому, что сами были ее возраста, а некоторые- потому, что София была демократичным человеком, и называть себя по имени-отчеству никого не обязывала. Поэтому и я тоже буду называть ее просто по имени.
София переехала в МКД еще в советское время, и жила она сначала в третьем подъезде, а затем переехала в первый, да так в первом и осталась.
Несмотря на то, что фактически София относилась к третьей категории населения (про разделение на категории см. главу «Приведение массы к общему знаменателю»), но «общественное мнение» относило ее ко второй категории (всего категорий в доме было 5, от высшей нулевой до низшей четвертой, и вторая категория находилась посредине). Произошло это, видимо, из-за того, что София нравилась представителям «нулевой категории». А нравилась она им потому, что во время «заседаний» на лавочках, когда представители «нулевой категории» разливались по поводу своих «заслуг перед Отечеством», София выслушивала их излияния до конца, и, как тем казалось, со вниманием. Видимо, за это она и получила от них «повышение».
Во время «заседаний» на лавочках разговоры шли не только о «заслугах перед Отечеством», но и о «менее приятных» вещах: о луже во дворе, о ямах и колдобинах на дороге, об облупленных подъездах, о дырах в крыльцах, через которые забегали крысы, и о многом другом. Эти непорядки собравшимися осуждались и «сурово порицались», но как только София предлагала написать по этому поводу заявление, так «порицание» собравшихся тут же куда-то испарялось. Жоржетта хваталась за сердце и умирающим голосом сообщала, что, если бы не это (делая слабый жест в сторону сердца), то она бы конечно Мария ни с того-ни с сего вдруг начинала хвалить проходящему мальчику его собаку (ужасно неприятное и приставучее существо). У кого-то вдруг начинал «перекипать на плите суп», кто-то «вспоминал», что ему надо «срочно» выгулять собачку, кому-то «срочно» понадобилось покормить кошечку, в общем, все собравшиеся тут же расплывались, рассасывались и разбегались рысью. Оставалась в таких случаях обычно одна только Жанна, которая авторитетным голосом начинала вещать о том, что непорядки в доме сильно преувеличены, и что коммунальные службы работают в доме очень хорошо.
София хмуро уходила домой, но разговора этого не забывала. Как только она видела во дворе кого-нибудь из мастеров или главного инженера КК, она сразу же к ним подходила, и спрашивала, когда в их доме будет сделано то или это. Мастера и главные инженеры ссылались на какие-то, кажущиеся им убедительными, причины, и уходили, но София замечала, что такие разговоры были не совсем бесполезны, и что иногда после них кое-что в доме менялось- не кардинально, конечно, но все-таки немного менялось
С Жоржеттой София общалась давно, но всегда ее недолюбливала. Хотя излияния Жоржетты по поводу ее «заслуг перед Отечеством» София, как и полагалось, выслушивала до конца, и никогда их, как и полагалось, не перебивала, но вообще-то она считала, что Жоржетта говорит много лишнего. Мария нравилась Софии немного больше, но ей казалось, что и Мария свои заслуги тоже преувеличивает (не свои заслуги «перед Отечеством», о которых София, будучи немедиком, судить не могла), а заслуги по наведению порядка в доме.
Мария считала себя лидером 2-го подъезда и всего дома в целом, и говорила, что стоит ей только глазом моргнуть, как все жители МКД тут же подпишут ей любое заявление. Но на деле все оказывалось далеко не так. Даже на заявлении по поводу пресловутой лужи Мария достаточного количества подписей не собрала. А ведь если бы она их собрала, то коммунальщикам, при всей их изворотливости и нечистоплотности, пришлось бы с этой лужей хоть что-нибудь да сделать!
Более охотно София общалась с людьми «своей категории», с такими, как Сима. Симу София считала здравомыслящим, серьезным, и деловым человеком. Сима нравилась Софии еще и потому, что она не разглагольствовала ни о каких своих заслугах, а просто делала, что могла. Если Сима собирала подписи, то ей удавалось собрать небольшое их количество, но это были реальные подписи. Поэтому София старалась Симу во всем поддерживать.
София любила порядок, и хотела, чтобы порядок был и в их доме. Время от времени София собирала подписи по тому или иному поводу в своем подъезде, время от времени общалась с депутатами. Один раз она даже выступила на местном телевидении но что толку- даже после этого в МКД ничего не изменилосьС возрастом заниматься общественными делами Софии стало труднее, чем раньше. Она надеялась, что ее место «добровольного активиста» займет кто-нибудь другой, помоложе, но желающих на ее место так и не нашлось. Хотя многие люди продолжали возмущаться недостатками в доме, но все ждали, что разберется с этими недостатками кто-то другой, а не они.