Этот большой мир - Батыршин Борис Борисович 13 стр.


Следующий визит на Луну стал уже совместным: на поверхность спутника Земли с интервалом в половину суток опустились наша «Селена-4» и американский «Аполлон-17»  на нём, кроме «лунного кара», прибыл на Луну первый французский астронавт (Франция присоединилась к советско-американской лунной программе в начале 1970-го года, после чего в мировых СМИ стали говорить о «Космической Программе Трёх Держав», или просто «Программе Трёх»). Корабли пробыли на Луне около трёх суток, экипажи обменялись визитами вежливости при помощи всё той же электрической тележки, провели запланированные исследования, установили титановый флагшток с флажками трёх государств. И точно в намеченное время стартовали причём один из американцев, как это и было запланировано, улетел назад на «Селене», а его место в лунном модуле «Аполлона» занял наш Сергей Анохин.

Дальше был запуск сначала нашей, а потом и американской орбитальных станций. На Луну отправились ещё две совместные миссии, в ходе которых экипажи провели на поверхности спутника Земли уже целых восемь суток. Во время последней из миссий, носившей название «Союз-Аполлон III» недалеко от места прилунения была обнаружена крупная карстовая пещера, и двое космонавтов обследовали её насколько позволяла обстановка и быстро истощающиеся запасы кислорода. Учёные обеих стран, изучавшие результаты этой первой лунной спелеологической экспедиции поначалу сулили сенсационные открытия, но потом дело почему-то застопорилось. Видимо, дело решили отложить до следующей экспедиции неспроста ведь первую долговременную обитаемую станцию на поверхности спутника Земли решили заложить недалеко от обнаруженных подлунных пустот?

Параллельно полным ходом шла разработка проекта пилотируемого полёта к Марсу базой для него должна была стать одна из новых орбитальных станций. В прошлом, семьдесят четвёртом году состоялся первый, он же пока единственный, запуск французского пилотируемого корабля, закончившегося гибелью астронавта а три дня назад, случилось то, что все, от авторов дворцовской стенгазеты, до дикторов центральных телеканалов, хором называют началом нового грандиозного этапа освоения космоса.

И знаете, что, понял вдруг я,  так оно, похоже, и есть на самом деле! Понять бы ещё, что же случилось в середине шестидесятых, что кардинально, на сто восемьдесят градусов развернуло и нашу и американскую космические программы? В стенгазете об этом не было ни слова, но у меня сложилось стойкое впечатление: где-то в середине шестидесятых обе стороны увидели перед собой некие цели грандиозные, манящие, стоящие любых усилий и осознали, что достичь их поодиночке не получится. Вот и сумели договориться, объединить усилия, результаты чего я имел удовольствие наблюдать вчера вечером на экране цветного «Рубина».

Что касается сегодняшнего занятия во Дворце то у меня на него имелись определённые планы. Следовало срочно восстановить в памяти то, что могло сохраниться там насчёт однокашников-кружковцев. Одноклассников, причём по обеим школам, я помнил достаточно хорошо, а вот тут мой склероз меня подвёл как ни старался, я не смог вспомнить ни одного имени, ни одного лица. Не то, чтобы это меня так уж угнетало но расставаться с Дворцом в ближайшее время я не собирался, а значит, дыру в памяти срочно надо было затыкать. Я надеялся, что при личной встрече в памяти всплывут имена, кое-какие особенности характеров а пока предстоит как-нибудь выкручиваться. Скажем изобразить нездоровье, чтобы свести общение к минимуму.

Занятия Кружка Юных Космонавтов проходили обычно в двух местах либо в планетарии, либо на балконе, нависающем над холлом и гардеробом главного входа. И любой посетитель Дворца, проходивший по длинной галерее второго этажа, тянущейся вдоль всего здания, мог видеть мальчишек и девчонок, занимающимися на разнообразных тренажёрах вертикально установленных колёсах внутри которых полагалось крутиться, вращающихся креслах, качелях с двумя степенями свободы и тесных, похожих на решётчатые бочки, центрифугах, где можно разместиться, лишь поджав под себя ноги.

Сегодня как раз предстояли занятия на тренажёрах, и стоило заикнуться о неважном самочувствии, как руководитель, Семён Евгеньевич, предложил мне посидеть на скамейке по нашим строгим правилам к этой части занятий не допускали тех, кто имел проблемы со здоровьем. Я некоторое время понаблюдал за кружковцами, облепившими тренажёры, помог кому-то облачиться в противоперегрузочный костюм, что составляло одну из главных радостей подобных занятий, и осознал, что сеанса восстановления памяти не получается голова забита тем, что я почерпнул с давешнего стенда о славных покорителях Космоса. Многое, конечно, прояснилось, но в складывающейся мозаике по-прежнему не хватало нескольких весьма существенных фрагментов и я поймал себя на том, что не в состоянии думать о чём-то другом.

А раз так, то стоит ли изводить себя? Я подошёл к руководителю и шёпотом попросил разрешения уйти с занятий. Разрешение было получено, но я, вместо того, чтобы бежать в гардероб, спустился на первый этаж и направился в левое крыло здания, где располагалась библиотека Дворца. Удостоверение кружка Юных Космонавтов вполне заменило читательский билет, и уже через пять минут я убедился, что из газетных подшивок, ради которых я сюда пришёл, имеются только толстые простёганные бечёвкой папки с «Комсомолкой» и «Пионерской правдой». Не вполне то, что требуется впрочем, не всё ещё потеряно. На часах половина седьмого вечера, а районная библиотека, расположенная в квартале от нашего дома, на улице Строителей, работает, если мне память не изменяет, до девяти. Если поторопиться, то останется ещё часа полтора, на то, что хотя бы наскоро просмотреть то, что мне нужно.


В библиотеке в следующем тысячелетии она будет носить имя Данте Алигьери и приобретёт известность после громкого скандала, когда помещение библиотеки, существовавшей с тех самых пор, как этот микрорайон появился на карте Москвы, попытался оттяпать для себя расположенный в том же здании Следственный Комитет,  я сразу направился в читальный зал. И там вполне ожидаемо столкнулся с суровой реальностью в виде пожилой смотрительницы, потребовавшей предъявить читательский билет. Трюк с дворцовскими корочками здесь не прокатил бы библиотека не относилась к числу детских, и для записи в неё требовался паспорт или иное, но обязательно «взрослое» удостоверение личности вроде студбилета. Пришлось давить на жалость, выклянчивая у тётеньки в читальном зале позволения поработать с подшивками «Красной Звезды», что якобы требовалось для доклада на политинформации, который я должен был подготовить к завтрашнему дню да вот, отложил на потом, позабыл, а теперь уж поздно искать материалы где-то ещё. Библиотекарша, растроганная моим неподдельным энтузиазмом, сдалась, и в итоге я просидел в читальном зале до половины десятого вечера, покинув его последним из посетителей.

Почему именно «Красная звезда», спросите вы? Ещё в том, прошлом детстве было у меня своего рода хобби я вырезал и наклеивал в большой альбом для рисования газетные и журнальные фотографии, заметки, статьи, связанные с авиацией. Одним из главных их «источников» служили для меня уличные газетные стенды, на которых, кроме обязательных «Известий» и «Правды», вывешивали ещё и «Красную Звезду». Помнится, я подолгу простаивал возле них, воровато оглядываясь по сторонам, выбирал момент, когда рядом не было прохожих и торопливо, зубчатым краем трёхкопеечной монеты вырезал из газетного листа нужный мне кусочек бумаги с текстом или скверной чёрно-белой фотографией.

С тех самых пор с памяти у меня прочно отложились многочисленные заметки об учениях военно-воздушных сил НАТО, о поставках боевых самолётов, которыми проклятые империалисты снабжали своих союзников и, разумеется, фотографии «МиГов», «Сушек» и «Ту» наших, советских соколов. Именно эти материалы, а так же редакционные статьи, предназначенные «целевой аудитории» газеты, военнослужащим, которых в 1975-м году не меньше двух с половиной миллионов, меня сейчас и интересовали. В первую очередь, общий тон статей и очерков, выдержанных в неизменном стиле «если завтра война, если завтра в поход»  и это несмотря на свирепствовавшие в те годы разрядку и разоружение.

Так вот ничего подобного я здесь не нашёл! Да, статьи о боевой подготовке, да, материалы о вооружённых силах других стран и необычайно много исторических экскурсов но накал даже близко не напоминал тот, прежний. Так, я довольно скоро выяснил, что Вьетнамская война закончилась аж три года назад, и финал её обошёлся без той кровавой бойни, что случилась в нашей реальности. Оказывается, здесь этот конфликт был урегулирован чуть ли не дипломатическим путём во всяком случае, упоминаний о грандиозных бомбардировках вроде печально известных операций «Лайнбэкер» я нигде не нашёл, как и кадров эвакуации американцев с крыши посольства в Сайгоне на вертолётах.

Да что там Вьетнам здесь, считайте, что вовсе нет блокового противостояния в старушке-Европе! То есть, НАТО и Варшавский договор никуда не делись, но существуют они в каком-то урезанном варианте. До деталей я пока не докопался, но понял, что Франция в военную организацию НАТО так и не вернулась, что ядерное оружие американцы из Европы вывели, оставив некоторое количество тактических боеголовок в туманном Альбионе. Что касается другой стороны, то советская Группа Войск в Германии сокращена до совершенно неприличных размеров и выполняет сугубо декоративные функции, не помышляя ни о каком броске к Ла-Маншу.

Что ж, вот ещё один кусочек мозаики хотя, конечно, белых пятен в складывающейся картине этого мира пока хватает. Если здесь не случилось разорительной гонки вооружений, танковых, авиационных и морских армад, которые в нашей реальности наперегонки клепали потенциальные участники Третьей и Последней, если здесь не вбухивались чудовищные средства в ракетно-ядерное соревнование что ж, вполне можно представить себе, что у них хватило денег на серьёзные космические программы. Заодно, получает объяснение тесное сотрудничество великих держав раз уж они сумели избавиться от дурной привычки смотреть друг на друга через прицельные устройства пусковых ракетных комплексов. И всерьёз взялись за воплощение того, что описывал Казанцев в «Лунной дороге», и Артур Кларк в своих романах, где американцы и наши вместе осваивают космос по-настоящему вместе, а не устраивая политические показушные шоу вроде «Союза-Аполлона».

Или же, я выдаю желаемое за действительное, основываясь на явно недостаточной информации? Что ж, во всяком случае, теперь ясно, в каком направлении надо искать а времени у меня, похоже, навалом.

Размышления прервал весёлый заливистый лай. Джерри рыжим пушистым клубком подкатился к моим ногам и принялся радостно скакать вокруг, а потом появилась и Лена. Мне было высказано недовольство оказывается, она уже полчаса, как ждёт в сквере с собакой, а мы с Бритькой всё не появляемся, куда это годится? Впрочем, получив заверения, что я не забыл, наоборот, тороплюсь из дворца, чтобы застать их на прогулке девочка сменила гнев на милость и даже пригласила меня назавтра в гости, по случаю своего дня рождения. «Приходите с собакой,  сказала она,  мама не станет возражать, а мы с Джерри будем рады!»

На том мы и расстались. Завтра новый день, уже шестой по счёту в этом почти родном и, одновременно, незнакомом для меня мире

III

Вблизи комплекс не производил такого грандиозного впечатления, как на телеэкране в момент старта. Димке доводилось бывать в Десне, и тамошний синхрофазотрон хоть и уступал размерами бублику «космического батута», но всё же напоминал его до чрезвычайности. К тому же, в Дубне синхрофазотрон размещался в закрытом помещении, в специально построенном для него здании, имеющем в плане круглую форму; здесь же голая, как стол, казахская степь «съедала» солидные размеры космодромных сооружений. И даже в сравнении с разведёнными кабель-мачтами и башнями обслуживания других стартовых столов, «космический батут» казался каким-то несолидным словно ребёнок-великан походя обронил свою игрушку, да так о ней и позабыл

В остальном же бублик смотрелся весьма эффектно. Вблизи было видно, что он набран из отдельных сегментов, к каждому из которых ведут многочисленные жгуты бронированных кабелей и пучки трубопроводов, утыканных задвижками с штурвалами-кремальерами и ящичками контрольно-измерительной аппаратуры. Часть трубопроводов были покрыты густым слоем инея со стоящих рядом серебристых автоцистерн с надписью «ЖИДКИЙ АЗОТ» белыми буквами на голубой полосе в ёмкости, где помещались сверхпроводящие обмотки «батута», закачивались целые озёра сжиженного газа при температуре 77,4 градуса по шкале Кельвина. Димка знал, что это только первый, самый длительный этап операции. Вслед за азотом последует жидкий гелий, но это произойдёт непосредственно перед запуском если продержать эту невероятно холодную (4,2 по Кельвину!) и к тому же сверхтекучую субстанцию в баках слишком долго, то потери ценного газа будут огромны.

Если бы Димка поднапрягся, он сумел бы вспомнить и объёмы жидких газов, потребных для каждого запуска «космического батута», и временные интервалы, в течение которых происходила закачка, и даже тщательно подобранный режим охлаждения сверхпроводящих обмоток операции тонкой, сложной и добавившей седых волос не одному коллеге-криогенщику. Но сейчас ему было не до того вместе с остальными практикантами Димка Ветров сперва вдоволь полюбовался, задрав голову, нависшей над стартовым столом конструкцией («бублик был укреплён на трёх массивных решётчатых опорах высотой около пятнадцати метров каждая) потом, подчиняясь указующему жесту экскурсовода, подошёл к краю котлована и насладился зрелищем собственно стартовой площадки, с которой поднялся три дня назад «Союз-К1». Она, в общем, напоминала те, с которых взлетали его предшественники разве что, раздвижные конструкции, поддерживающие ракету, были раза в три ниже, а дополнительный котлован, вырытый для отвода газов при старте, был заметно скромнее. Оно и понятно ракета только отрывается от поверхности Земли и набирает небольшую скорость с тем, чтобы разогнаться до первой космической уже на орбите. И недаром «финиш-точка» (так называли точку, где корабль выходит из прыжка с «космического батута») находится несколько выше орбиты станции, с которое ему предстоит состыковаться. Разгон требует времени, и к тому моменту, когда орбитальная скорость корабля сравняется со скоростью станции, он успеет немного снизиться.

Геннадий Борисович, рассказывавший на вчерашнем семинаре обо всех этих тонкостях, упомянул, что в будущем корабли будут забрасывать не на низкие, ограниченные тремя-четырьмя сотнями километров орбиты, как это делается сейчас, а гораздо выше, на так называемые геостационарные орбиты. Название это возникло из-за того, что размещённый на такой орбите спутник как бы висел над одной и той же точкой земной поверхности так, что направленная на него антенна практически не нуждалась в корректировке. Такая орбита имеет радиус (если считать от поверхности Земли) более тридцати пяти с половиной тысяч километров; орбитальная скорость на ней в два с половиной раза меньше, первой космической, равной примерно восьми километрам в секунду и, соответственно, потребуется гораздо меньше усилий и топлива чтобы уровнять скорости корабля и станции, которую ещё только предстоит построить и вывести на эту самую геостационарную орбиту. Для привычной «ракетной» космонавтики такая задача была бы невероятно сложной и затратной, объяснял Геннадий Борисович но теперь, когда в нашем распоряжении имеется «космический батут», всё сводится к тому, чтобы подать на сверхпроводящий «бублик» достаточно энергии и правильно рассчитать параметры «скачка». В чём именно заключается сам скачок, и какие физические принципы лежат в основе процесса, который фантасты именуют «телепортацией» или «нуль-транспортировкой», он не объяснял. Но ничего, убеждал себя Димка, это ненадолго не могут же быть засекречены принципы действия установок которые совместно разрабатывают и строят по обе стороны океана? Надо просто проявить терпение, и всё прояснится. Тем более, что сегодня после обеда ему предстоит встретиться с загадочными «кое-кем», о чём его вчера предупредил Геннадий Борисович. И наверняка на этой встрече выяснится что-то очень-очень важное.

Назад Дальше