Фантомные боли Великой войны
Сборник стихов и рассказов о подвиге народа в Великой Отечественной войне
Виктор Кшнякин
© Виктор Кшнякин, 2024
ISBN 978-5-0062-4446-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Этот сборник стихов и рассказов я посвящаю своему деду Плотникову Николаю Ивановичу, красноармейцу, призванному в ряды Красной Армии осенью 1941 года, воевавшему весь 1942 год и погибшему в рядах подразделения 23 гвардейской стрелковой дивизии в боях под Ленинградом 13 января 1943 года. И, конечно, преклоняюсь перед подвигом нашего советского народа не только на фронтах Великой Отечественной войны, но и в тылу нашей Родины. Вечная слава народу победителю!
Моему незнакомому деду
Сын позвал восторженно меня:
«Папа, посмотри на экипаж,
«Прокачал» его, улучшена броня
И на танке классный камуфляж!»
Он к экрану повернулся вновь,
И наушники на голову надел,
Джойстик взял, насуплено свёл бровь,
Ринулся в борьбу, поймав врага в прицел.
Я смотрел на битву пацана,
Но был мыслями от дома далеко.
Знал, что Родина моя защищена,
На границах, в небе, в море глубоко.
На глаза попался мне портрет:
Рядом с танком воин там стоял.
Снимок старый, предвоенных лет.
Деда кто-то из друзей тогда заснял.
Я его не видел никогда,
В 43-ем он зимой был убит.
Молодым для нас остался навсегда,
В памятном полку навечно состоит.
В детстве много раз я мысленно был с ним:
По врагу стрелял и прятался от бомб,
Рыл окопы, ненавидел шорох мин,
Мёрз зимою в казематах катакомб.
Перед боем я патроны снаряжал,
По ночам писал письмо карандашом,
В блиндаже на досках неудобно спал,
А на утро шёл в атаку, напролом!
И устало после боя я курил,
В котелке вода кипит, а рядом автомат.
В том бою я многих пережил,
Убивал врагов и этому был рад!
Я тушёнку ел из банки, но с ножа,
Грязь месил под проливным дождём,
И землянку мастерил с простого чертежа,
Брёвна с дедом к ней носил мы вдвоём.
Снова марш в тылы, мы отступаем вновь.
Рвётся враг вперёд, он всё ещё силён.
Мы закрепимся опять, схлестнёмся в кровь,
Будет насмерть биться с немцем батальон.
Вражеские танки не пройдут,
Их удел гореть на мартовском снегу,
Наши танки с фланга обойдут,
И с пехотой яростно ударят по врагу!
Так я в детстве рядом с дедом воевал,
И тужил, что не был с ним знаком,
Вместе быть хотел, его спасал,
Глядя на портрет украдкой и тайком.
Не хватало деда в детстве мне,
Не хвалил меня он, не ругал,
Не рассказывал былины при Луне,
Не катал с песком игрушку-самосвал.
Рыбу на реке он не удил,
Самокрутку не курил, седая борода.
Деда своего я не забыл,
В памяти со мной он навсегда!
май 2019 года
«А мы с тобой, брат, из пехоты»
«Побеждает только тот, кто твёрдо знает, за что он сражается, и верит в своё дело».
Михаил Шолохов
Моя военная история началась на призывном пункте нашего районного города, куда нас, молодых парней, привезли из посёлков и деревень района. Уставший от постоянного недосыпа военный комиссар распоряжался своими подчинёнными монотонно и, как-то отстранённо. Шёл уже третий месяц войны с фашистской Германией. Чеканный голос Левитана проникал, как казалось, в самый мозг каждого, кто замирал у настенных репродукторов и редких уличных рупоров, заставлял слушателей вспоминать географию страны, тревожил и побуждал встать в ряды защитников Родины.
Меня после врачебного осмотра определили в команду пехотинцев. Всех новобранцев направили на военный вещевой склад, где пожилой старшина сноровисто подбирал нам обмундирование. Бывалые мужики, из числа призванных солдат, придирчиво осматривали галифе и кирзовые сапоги, тут же учили молодых парней (в основном городских), как правильно наматывать портянки и заправлять за ремень свободного покроя гимнастёрки. Затем нас в сопровождении офицера военкомата проводили на склад оружейный, где выдали, под роспись в потрёпанном журнале, винтовки Мосина из раскрытых ящиков, ещё в заводской смазке, но ещё без патронов.
Пока мы осматривали и чистили своё оружие, поправляли обмундирование, перебрасывались шуточками и дружескими подначками, к нам подошёл старшина. Был он высокого роста, как говорят в народе: «косая сажень в плечах», гимнастёрка его, судя по цвету, не раз бывала в стирке и починке, сапоги тоже не новые, но заботливо начищены и слегка смяты. Нам он представился старшиной Василием Петренко и зычно скомандовал построение в две шеренги по росту слева от себя. Смех и шутки, как-то разом смолкли, солдаты (а теперь нас будут только так величать) внутренне подобрались, закинули на плечи ремни винтовок и стали суетливо занимать места в строю, толкаясь и негромко переругиваясь.
Старшина Петренко прошёл вдоль строя, подравнял наши нестройные ряды, скомандовал первой шеренге сделать два шага вперёд и повернуться лицом к товарищам. Затем он без спешки, обстоятельно проверил каждого бойца, подсказал, что нужно подправить в обмундировании, а нескольких солдат отправил снова на вещевой склад кое-что поменять в экипировке. Потом мы по команде старшины развернулись спиной друг к другу, взяли в руки свои винтовки и отвели на них затворы. Старшина снова прошёл вдоль строя, придирчиво осматривая наше оружие и делая замечания солдатам, допустившим огрехи при чистке винтовок.
Закончив приведение нас «к единому знаменателю», старшина дал пять минут на перекур и снова построил нас, но уже в колонну по три человека. Нам предстояло пешим порядком пройти улицами городка до железнодорожного вокзала и погрузиться в воинский эшелон, который проследует в сторону фронта. По команде строгого Петренко мы двинулись по улицам городка, быстро привыкая «шагать в ногу» под его настойчивые «Левой! Левой!». Через некоторое время мы поняли, что старшина оказался ещё и хорошим запевалой, предложив нам поддержать его в исполнении нескольких популярных патриотических песен. Мы как-то приободрились, шагать стало легче и веселее. Местные барышни провожали нас прощальными взмахами женских платков и слезами, мальчишки бежали по бокам нашей колонны, пытаясь попасть с нами в шаг, бабушки и старики украдкой крестили наше поющее воинство.
Подходим к привокзальной площади. Она заполнена множеством призывников, которые выстраиваются большой буквой «П», руководимые сержантами и старшинами, доставившими свои подразделения к вокзалу. Вокруг слышен гомон и переклички, но постепенно ряды солдат выравниваются, становится тише. На середину площади выходит, судя по форме, командир, оглядывает наши примолкшие ряды и зычным голосом командует: «Равняйсь! Смирно!» Все замирают, а офицер, повернувшись через левое плечо и приложив правую руку к фуражке, пошёл навстречу к другому командиру, подъехавшему к площади на чёрной легковой машине.
В это время, кажется, что даже ветер, гулявший между наших ног, смиренно затих. Командир, идущий от строя, остановился в паре шагов от приехавшего начальника и чётко доложил ему, что пополнение для отправки на фронт построено. Приезжий отдал команду «Вольно!», которую, повернувшись к нам, повторил рапортовавший ему командир. Оба начальника приблизились к центру площади и остановились. Прибывший мужчина, в военном френче, но без знаков различия, назвался первым секретарём обкома партии. Он сказал, обращаясь к нам, что Родина в опасности, что орды ненавистного врага рвутся вглубь страны, хотят превратить наш народ в рабов для фашистских империалистов, истребить наше социалистическое государство. Отдельно он отметил, что враг силён и коварен, что захватчики жестоки и бесчеловечны, убивают простых жителей, стариков, женщин и детей, грабят и разрушают города и посёлки, угоняют в рабство молодёжь.
Думаю, что каждый из нас, стоящих в строю, воспринял его слова с душевным волнением, невольно представив своих родных и знакомых в «лапах фашистских варваров». Я осторожно скосил глаза: товарищи по строю сосредоточены, у некоторых желваки перекатываются по скулам, губы сжаты в полоску. Видимо сильно западает в наши умы речь выступающего партийца. Голос приехавшего начальника умолк. На наши ряды опустилась гнетущая тишина, которая, впрочем, длилась всего несколько секунд. Из репродуктора на стене вокзала грянули звуки военного марша, прозвучали короткие команды, и мы через пару минут зашагали к железнодорожному перрону.
Потом была погрузка в воинский эшелон, несколько дней тряски в, наскоро оборудованной нарами и «буржуйкой», теплушке, бесконечные беседы друг с другом и с нашими командирами, стоянки на полустанках и на станциях, быстрые походы за водой к местным колонкам, дежурства возле печки в вагоне, постоянные мысли о родных и оставленном домашнем хозяйстве. После прибытия эшелона в небольшой городок нас ускоренно обучали в расположении пехотного училища в запасном стрелковом полку основным военным премудростям: как обращаться с винтовками, как правильно использовать примкнутый к ней штык, как быстро сворачивать и разворачивать походные палатки, как правильно скатывать и закреплять шинели, как чинить гимнастёрки и сапоги, как выбирать позицию в обороне и рыть окопы, как бросать гранаты и не бояться танков врага.
Последнее особенно запомнилось почти всем необстрелянным ещё в боях солдатам. Представьте себе неглубокую выемку на дороге, в которую приходится ложиться бойцу в полном снаряжении, с оружием и муляжом противотанковой гранаты в руке. Рядом на обочине дороги стоит командир отделения, придирчиво наблюдая за действиями солдата, покрикивая на него, если над срезом ниши торчит что-нибудь из снаряжения. Неровен час зацепит торчащее обмундирование танковое днище и прощай человеческая жизнь. Лежишь, вжавшись в землю, не поднимаешь головы, а недалеко уже лязгают гусеницы тяжёлой боевой машины, сотрясая почву, гул двигателя накатывается на тебя. Подмывает немного поднять голову, посмотреть одним глазом на приближающийся танк, а, потом, быстро вскочить из этой ненадёжной выемки на дороге и бежать «куда глаза глядят» от смертельной опасности, норовящей раздавить тебя. Страх подкатывает к горлу, хочется кричать, но вместо этого ты ещё плотнее вжимаешься в родную землю, молясь про себя (даже, если не веришь в бога), приговаривая, чтобы механик-водитель танка не дёрнул случайно рычаги управления. Громада танка грохочет над тобой, обдавая смесью запахов дизеля, перегретого масла, железа и свежей развороченной гусеницами земли. Перед закрытыми глазами светлеет, значит боевая машина уже позади тебя. Быстро поворачиваешь голову. Точно, танк проехал. Вскакиваешь, как взведённая пружина, разворачиваешься и с великим облегчением кидаешь муляж гранаты на решётку моторного отсека машины.
Командиры сформированных стрелковых отделений были бойцами обстрелянными, «понюхавшими порох» на передовой и выходившими из окружений первых сражений с врагом. Наше отделение учил сержант Сергей Васильев, с виду парень молодой (лет 25, не более), но с прядками седых волос, скорбными складкам возле рта, усталыми, печальными глазами. Правда, стоило кому-то из новобранцев проявить нерасторопность или невнимание, как наш командир наливался злостью, багровел на глазах и требовал повторения исполнения команды или неправильно выполненного упражнения.
На первых порах мы воспринимали такое поведение с затаённой обидой, шептались между собой, что Васильев «цепляется, как репей», не видит в нас людей, муштрует почём зря! Но вскоре наше отношение к сержанту кардинально изменилось. Произошло это на стрельбище, когда Васильев заставлял нас осваивать перемещение на местности «по-пластунски». Погода в тот день была мерзостная: дул холодный ветер, моросил мелкий дождик, на сапоги липла раскисшая глина, руки скользили по мокрым винтовкам. Изрядно вспотев и измазавшись в грязи, мы исподлобья, зло глядели на Васильева, который в очередной раз распекал нерадивого солдата, неуклюже передвигавшегося к позиции. Закончив нравоучение, сержант внимательно оглядел наши ряды, уловил наше раздражение и злобу, а затем спросил: «Товарищи красноармейцы, вы хотите убить врага и выжить на поле боя?» Нестройный хор наших голосов и кивки головой были утвердительным ответом командиру.
«А теперь я покажу вам наглядно, как выглядит со стороны противника передвижение наших бойцов» с этими словами он вызвал из строя трёх наименее подготовленных солдат и приказал им пройти пятьдесят шагов вперёд. Затем развернул их лицом к нам. Остальные, по приказу Васильева, сняли с плеч винтовки и изготовились к стрельбе с колена (патронов у нас не было). Сержант дал команду вышедшей троице ползти в нашу сторону. Смотрю на неуклюже ползущих бойцов в прорезь прицела и понимаю, что будь я на месте врага, снял бы каждого из них без особых проблем: кого в голову, кого в виляющую задницу, кого в поднимающуюся грудь. Думаю, что мои товарищи, как и я, смогли бы сделать тоже самое. Нагляднее не покажешь!
Запыхавшиеся неудачники доползли до рубежа и встали, подбадриваемые нашими шуточками. Васильев дал нам пару минут для разрядки, а затем, сказал, что личным примером покажет, как двигаться на поле боя быстро и скрытно. Он отошёл в поле метров на сто, прокричал нам команду изготовиться к стрельбе, скинул с плеча винтовку и ловко упал на землю. В первую минуту мы упустили командира из виду, так быстро и незаметно он исчез в складках местности. Потом, правда, удалось уловить его передвижения, но толком прицелиться никак не получалось, он прятался за бугорками и в ямах. В очередной раз, уже изрядно приблизившись к нам, на мгновение мелькнула рука сержанта и к нашим ногам упала деревянная граната, которой мы тренировались в бросках. Через несколько секунд Васильев быстро метнулся в сторону, перекатился и взял нас на прицел винтовки в изготовке лёжа.
Дав команду на перекур, сержант достал из нагрудного кармана гимнастёрки трофейный портсигар, откинул его крышку и предложил подчинённым угощаться самокрутками, ровно уложенными внутри. Удивительно, но в этот миг морось прекратилась, в низких облаках образовался просвет, в который косыми лучами проглянуло солнце. Мы потянулись за куревом, самокрутки задымили, стало не так промозгло и уныло. Васильев, пуская дым, рассказал нам, что в бою хороши любые способы и действия, которые помогают сразить врага и выжить самому. Сержант сказал нам, необстрелянным ещё бойцам, простую, казалось бы, истину, но она запала в наши головы «намертво»: «Главная ваша задача в бою это выполнить поставленную командиром команду и постараться выжить при этом. Мёртвый солдат больше не убьёт врага, а, значит, не сможет приблизить нашу победу! Учитесь воевать, думая головой, и никогда не поддавайтесь панике».
Через неделю упорных занятий новым подразделениям стрелкового полка устроили помывку в бане, а, затем, выдали недостающее обмундирование (шинели), вещевые мешки, котелки, фляжки, сапёрные лопатки, противогазы и патроны к винтовкам и пулемётам. Сформированные маршевые роты запылили на грузовиках по прифронтовым дорогам, навстречу усиливающейся канонаде орудийной стрельбы и боевой неопределённости судеб.