Первая встреча с врагом запомнилась мне, как говорится, на всю оставшуюся жизнь. Наша «полуторка» в составе колонны грузовиков двигалась по разбитой просёлочной дороге в расположение стрелкового полка, выведенного в тыл обороняющейся дивизии для пополнения и доукомплектования. Рядом с дорогой, по краю пшеничного поля двигались с рёвом и лязгом гусениц серые от пыли танки с чумазыми танкистами, торчащими в башенных люках. Сержант Васильев настороженно осматривал хмурое облачное небо, облокотившись на кабину грузовика. Вдали над постепенно приближающимся лесом показались две точки, которые быстро стали приобретать очертания самолётов, которые летели к дороге, постепенно снижаясь. Передние машины стали останавливаться, бойцы из кузовов посыпались по сторонам, разбегаясь в поле или бросаясь в кювет. На земле, казалось издалека, пробивались фонтанчики, ровной строкой перемещающиеся по направлению к нам.
Васильева громко заорал: «Воздух! Всем за борт!», ловко выпрыгнул из кузова и, развернувшись в воздухе, мягко приземлился на полусогнутые ноги. «Быстрее! Винтовки к бою! Рассредоточиться!» командовал он, стоя в вполоборота к несущейся смертельной опасности. Мы, помогая друг другу, выскакивали из кузова грузовика и отбегали по сторонам дороги. Пара немецких самолётов пронеслась с надсадным рёвом над нашими головами, уходя в сторону и набирая высоту для повторного захода на беззащитную колонну. Один грузовик на дороге загорелся, а танки, ускоряя ход, продолжали пылить, уходя из-под очередного удара врага.
Сержант вновь скомандовал бойцам отделения, находящимся рядом: «К бою! Целиться с упреждением в фюзеляж ведущего самолёта, огонь по команде» Сам Васильев забрал ручной пулемёт у бойца отделения, оглянулся вокруг, перебежал к поваленному телеграфному столбу возле дороги и, раскинув сошки оружия, залёг, за ним, направив ствол в небо. Солдаты к тому времени тоже рассредоточились, стараясь укрыться за бугорками и в рытвинах, изготовив винтовки для стрельбы по воздушной цели. Немецкие машины уже закончили разворот и снова ринулись на остановившуюся колонну, поливая огнём технику и людей на земле. Им навстречу сначала редко, но потом всё чаще и чаще, звучали винтовочные выстрелы. Навыка стрельбы по самолётам у большинства бойцов не было, но уж лучше встретить врага лицом к лицу, чем дрожать, вжавшись в землю, закрыв голову руками и ожидая смертельного удара вражеской пули.
Лежу за соседним бугорком рядом с укрытием Васильева, краем глаза наблюдая за тем, как он выцеливает приближающегося врага. Самолёты рядом, их вой холодит спину, чувствую, как волосы шевелятся под пилоткой, а палец сдавливает спусковой крючок. Сержант громко выдыхает: «Огонь!» Пулемёт в его руках бьётся от звериной ненависти к наглому врагу, посылая навстречу ему рой пуль. Стреляю и я, судорожно передёргивая затвор винтовки, не надеясь на удачное попадание, но вкладывая в каждый выстрел желание наказать фашистского стервятника. Пара самолётов проносится мимо, ведомый, предположительно, получает несколько пробоин в корпусе и крыльях. Через несколько секунд, глядя вслед удаляющимся врагам, замечаем еле заметный дымный след за второй машиной. Не закончив очередной разворот, немцы прекращают «утюжить» колонну и уходят с набором высоты к линии фронта. Бойцы поднимаются с земли, отряхивают гимнастерки и бриджи, помогают раненым и, под руководством командиров, подбирают тела убитых товарищей.
Запоздало приходит в голову мысль о том, что я мог бы тоже лежать рядом с погибшими, которым сегодня не повезло, мог погибнуть под самолётным обстрелом, так и не убив ни одного врага на поле боя. В нашем отделении потерь не было, бойцы отделались царапинами и ушибами. Сержант Васильев в наших глазах в этом скоротечном бою выглядел героем, вынудившим вражеских лётчиков выйти из устроенной ими бойни. Он расспросил водителя грузовика о повреждениях, забрался на ступень кабины и дал команду бойцам занять места в кузове. Через несколько минут колонна тронулась, солдаты с горечью смотрели на горящие грузовики, примятую пшеницу на поле, широкие следы на перепаханной земле от прошедших вдоль дороги танков.
Дальше, по прибытии в полк, наша армейская жизнь стала нескончаемой чередой подготовки оборонительных позиций. Какое невообразимое количество земли и камней приходилось перелопачивать каждому солдату при рытье окопов и огневых точек?! Сколько кубометров деревьев спилили мы для укрепления вырытых окопов и блиндажей?! Сколько мозолей сошло с наших натруженных ладоней, сжимавших лопаты и топоры?! Порой казалось, что наша армейская жизнь состоит только из отражения вражеских атак, восстановления позиций, новой волны наступления врага, бесконечной усталости выживших бойцов после боя, скорбных минут прощания с погибшими сослуживцами, горечи очередного оставления нашей земли под натиском фашистской сволочи. Эта страшная круговерть повторялась изо дня в день.
Засыпая в редкие часы отдыха, ловил каждый раз себя на мысли, что удивительным образом остался сегодня жить, в то время, как рядом смерть настигала друзей и товарищей по оружию, пули, осколки мин и снарядов калечили солдат и командиров. Может быть, меня оберегала молитва матери, которая, провожая, решительным движением надела на мою шею простенький крестик и широко перекрестила в дорогу. А может, в первых боях, помня уроки сержанта Васильева, старался не дать врагу взять себя на прицел, использовал складки местности для укрытия, бежал в атаку, пригибаясь и виляя из стороны в сторону. Были сослуживцы, которые посмеивались над этим, но они, как правило, выбывали из строя быстро по ранению или смерти. Мне, бегущему в атаку с винтовкой в руках, орущему во всю глотку, толи «Ура!», толи просто длинное «А-а-а-а-а-а-а!», порой казалось, что время течёт неравномерно. Мозг фиксирует краем глаза близкий разрыв снаряда или мины, а комья летящей земли движутся, кажется, медленно, медленно, осколки рвут шинель или гимнастёрку товарища рядом осязаемо, он падает долго, по инерции вперёд, по моей каске чиркает смертельный металл, а затем всё ускоряется, глаза ищут врага и укрытие, руки передёргивают затвор винтовки, досылая патрон в ствол, палец сильно жмёт на спусковой крючок, выстрел. Затем или рукопашная с фрицами, или «атака захлебнулась», или отступление под плотным огнём неподавленных пулемётов, миномётных налётов или артиллерийских обстрелов. Снова потери, потери, потери!
Через некоторое время нас, прибывших в роту в одном пополнении, осталось в строю не больше десятка. В ходе частых боёв мне не раз приходилось помогать сержанту Васильеву в нелёгком деле управления подразделением, как, впрочем, и некоторым опытным бойцам, которые становились командирами отделений и расчётов на место выбывающих сержантов. Смекалка и боевой опыт помогали нам не только выживать в этой «мясорубке» с врагом, но и закрепляли за нами право отдавать приказы сослуживцам, а, впоследствии, нашим подчинённым. Мы, выжившие в ожесточённых схватках последних двух месяцев, стали остро чувствовать простые, казалось бы, истины:
прикрой товарища в бою,
спаси раненного бойца, если есть возможность,
поделись последним куском хлеба или табаком с соседом (может это будет в последний раз),
поддержи словом и делом приунывшего сослуживца,
научи подчинённого умело стрелять и драться с врагом.
Ротный политрук старший лейтенант Ванштейн, в редкие минуты затишья обходивший стрелковые взводы, интересовался не только нашим настроением, но и подмечал непорядок в экипировке солдат, нехватку еды и боеприпасов, строго спрашивал с сержантов, доходчиво разъяснял многие вопросы, особенно касаемо, нашего отступления и силы фашистов. Он говорил, что вера в победу Красной Армии и доблестного Краснознамённого Флота должна быть крепкой, ведь за нашими спинами стоит весь советский народ, который напрягает силы для обеспечения воинов всем необходимым. «Поймите, товарищи бойцы и командиры, говорил он, что каждый из вас защищает не только нашу Родину, но и своих родных, близких и друзей, свой дом, свой город или деревню, будущее своих детей и внуков. Если мы с вами не остановим врага, то это придётся делать тем, кто придёт за нами, но им будет труднее отвоёвывать вновь нашу оставленную землю, захваченную фашистами». Некоторые солдаты робко спрашивали политрука о том, почему же мы отступаем, почему фрицы имеют больше танков, самолётов, орудий, почему армия загодя готовилась к войне, но сейчас не всё получается?
Старший лейтенант Ванштейн всегда выдерживал некоторую паузу, как бы собираясь с мыслями, внимательно смотрел в глаза солдату, задающему вопрос, а затем ровным, уверенным голосом излагал некоторые факты:
фашистская армия собрала под свои знамёна подразделения союзников и покорённых Германией государств (итальянцев, румын, венгров, чехов и прочих недругов страны Советов),
многие страны Европы стали работать на немцев, производя на своих заводах и фабриках боеприпасы, оружие, военную технику, обмундирование и продовольствие,
вероломное нападение на СССР не позволило провести в короткое время мобилизацию населения, развернуть укомплектованные военные части на подготовленных рубежах, организовать успешный отпор и результативные контратаки,
продвижение противника по нашей территории заставило руководство страны экстренно организовывать эвакуация многих предприятий за Урал,
перевооружение, начатое в 3940 годах, не было закончено к началу войны.
Политрук вновь делал паузу, проверяя нашу реакцию на свои слова, и неизменно заканчивал разговор утверждением, что пройдёт немного времени, силы фашистов, благодаря нашему сопротивлению, иссякнут, а затем Красная Армия, пополнив ряды новой техникой и личным составом, погонит врага обратно, до самого Берлина!
После ухода политрука солдаты несколько приободрялись, с новыми силами принимаясь за оборудование огневых точек, рытьё окопов и щелей, постройку блиндажей и ДЗОТов. Большинство бойцов, как ни странно, не любило хорошую погоду и ясное небо. В погожие дни непременно ждали налётов и обстрелов врага. Появление в небе «рамы» немецкого самолёта-корректировщика, сулило нашим войскам близкие неприятности. Особенно жутко и страшно становилось от воя налетающих фашистских «лапотников» штурмовиков «Юнкерс», которые, как говорили пехотинцы, «утюжили» наши траншеи и позиции с максимальным остервенением, практически не встречая сопротивления зениток и «сталинских ястребков». Пехота в такие минуты старалась быстрее укрыться в щелях и блиндажах. Забившись под землю, бойцы, съёжившись, закрывали лицо руками, молились про себя, ежесекундно ожидая смертельного взрыва, стараясь подавить в себе желание выскочить наружу и бежать «сломя голову» подальше от жестокой пляски смерти (вздыбленной взрывами земли, роя осколков бомб и пуль авиационных пулемётов). Мне, например, в такие минуты казалось, что бомбы летят в наше укрытие, жить осталось несколько секунд, и я мысленно прощался с родными, которые надеялись увидеть меня, вернувшимся живым и здоровым с фронта.
Скажу правду: горько и обидно становилось каждый раз, когда после очередного обстрела или налёта живой выбираешься из укрытия, а вокруг сплошные воронки, вздыбленные брёвна блиндажей, обрушенные окопы, тела погибших боевых товарищей. А горевать нет времени! Как правило, враг уже идёт в атаку, пытается «взять нас тёпленькими», прорваться через искорёженные позиции нашей обороны. В такие напряжённые минуты нарастающего боя младшие командиры, «не потерявшие голову от страха», могут собрать вокруг себя оглушённых от грохота и растерявшихся солдат, организовать их и заставить чёткими приказами встретить прущего на нас врага огнём стрелкового оружия и гранатами. Не раз приходилось не только наблюдать, но и непосредственной участвовать в траншейных схватках с прорвавшимися фрицами, когда в ход шло всё, что попадалось под руку: приклад винтовки, штык, нож, финка, сапёрная лопатка. Последнюю особенно боялись фашисты, потому, что бывалые советские солдаты всегда затачивали кромки лопатки до остроты добротного ножа, ловко владели не только ей по прямому назначению, но и тренировались в использовании инструмента в рукопашных схватках. Такие противостояния с врагом «на расстоянии вытянутой руки» были жестокими, кровопролитными и беспощадными. Люди становились похожи на свирепых зверей, одержимых одной мыслью убить ненавистного противника!
Сержант Васильев в одной из стычек с фрицами получил серьёзное ранение. Мне пришлось взять командование отделением, а, затем, и остатками взвода, на себя. Позиции мы отстояли, но наш батальон потерял убитыми и ранеными много бойцов, благо на смену ночью подошли свежие резервы, а нас вывели в тыл дивизии на доукомплектование. Васильева вместе с остальными тяжелоранеными солдатами и командирами увезли на подводах в госпиталь. Мои царапины и порезы обработала санинструктор роты Мария, а командир батальона перед значительно поредевшим строем объявил приказ о назначении новых младших командиров, в котором моя фамилия значилась напротив должности заместителя командира стрелкового взвода.
После краткого отдыха и получения пополнения батальон в короткие сроки провёл слаживание подразделений, получил дополнительно оружие и боеприпасы, а потом снова выдвинулся на передовую. Карусель тяжёлого армейского труда завертелась с новой силой, кого-то вознося наверх, а кого-то, отправляя в сырую землю навечно. Судьба смилостивилась надо мной снова: получив очередное ранение, к счастью, не очень тяжёлое, я две недели провалялся в госпитале. После выписки снова вернулся в родной батальон, где меня ждало предложение комбата об отправке на командные курсы на базе одного из тыловых пехотных училищ. Мои скромные командирские навыки приглянулись в штабе, а в полк пришла разнарядка о наборе опытных младших командиров для обучения на ускоренных офицерских курсах. Так закончились для меня несколько военных месяцев на передовой, в течение которых пришлось «хлебнуть полную чашу» солдатских трудностей, горестей и маленьких радостей, остаться в живых и не быть сильно покалеченным. Впереди меня ждали офицерские курсы, назначения, переводы по службе, военные успехи, горести потерь, награды, новые ранения и долгие годы борьбы с ненавистным врагом.
август 2022 года
Максимушка
«Победа над другими даёт силу, победа над собой бесстрашие».
Лао Цзы
На войне редко случается, чтобы обороняющиеся войска имели достаточно времени для подготовки своих позиций к отражению наступления врага. Особенно, если фрицы «ломятся» вперёд на колёсах и гусеницах: вбивают танковые клинья в нашу пехотную оборону; развивают успех, используя мотоциклы, бронетранспортёры и грузовики, набитые вояками; вовремя подтягивают свою артиллерию, которая не даёт покоя и возможности окопаться; «вываливают» тонны бомб на наши временные позиции, устраивая «лапотную» карусель в воздухе. Попадая в эти «жернова войны», испытываешь постоянный страх смерти, который в скором времени перерастает в свинцовую усталость и безразличие к опасности. Такое состояние нередко приводит бойцов к опрометчивым поступкам на поле боя, заканчивающихся для них плачевно.
Наш стрелковый полк, потрёпанный в оборонительных боях последних недель, командование вывело в тыл на пополнение личным составом и вооружением. Позиции полка заняли бойцы свежей дивизии, которые должны были сдерживать фашистов несколько дней. За это время в тылу маршевые роты не только должны пополнить поредевшие подразделения выведенных с передовой полков, но и создать новые позиции для обороны на берегу естественной преграды местной реки, которая несмотря на небольшую ширину, имела глубину во многих местах до пяти метров и обрывистые берега. На левом берегу (сторона наступающего врага) растёт густой лес, опушка которого будет первой линией нашей обороны. На дороге, пересекающей лесной массив, сапёры должны сделать бревенчатые засеки, заминировать подходы и металлический мост над водой, установить на переднем крае заграждения из колючей проволоки.