Я ещё раз посмотрелась в зеркало. Бабушка говорила, что лицо у меня неправильное, но очень невинное и тем прелестно. Бледное, с прозрачно-голубыми глазами, почти безбровое. Не широкое, но плоское и немного расплывчатое. В нём не было ничего, что обычно бывает у роковых красавиц: ни тёмных бровей с изломом, ни ярких пухлых губ, ни пикантных родинок, ни маленького твёрдого подбородка, который можно капризно вскидывать. Пожалуй, с таким лицом можно было носить распущенные волосы даже в библиотеке.
Поехали, сказала я. Постараюсь вести себя там хорошо.
***
Их появление в нашей жизни было одновременным и внезапным.
Как Дарья Гавриловна? А где Михаил Устинович?
Мы заходим в школу после торжественной линейки, над нами витает встревоженный шепоток. Во главе нашего класса низенькая крепкая женщина с высоко зачёсанными волосами, чёрными с широкой серебряной прядью. У неё золотой загар, эффектный профиль с горбинкой, огненно-карие очи. Она явно когда-то была красива, да и сейчас красива, но выражение словно от другого лица скорбное и постное.
С нею за руку новенькая. Невысокая и немного пухлая девочка со стрижкой каре. Ровная чёлка, курносый нос, едва заметные веснушки.
Михаил Устинович заболел и ушёл на пенсию, поясняет Димка.
Мы расстроены. Весь пятый класс мы проучились под руководством нашего доброго математика, который хотел от нас лишь одного чтобы мы хорошо знали его предмет. Теперь математику будет вести молоденькая выпускница Ленинского педа. Но руководство нашим сильным и многообещающим классом ей не доверили. Нас берёт легендарная физичка Дарья Гавриловна, весной выпустившая десятый класс. Раньше мы видели её только мельком в коридорах, но старшие братья и сёстры уже предупредили наш класс: Дарья Гавриловна любит сунуть нос не только в тетрадку, но и в душу, и горе тому, у кого она найдёт там что-то неположенное.
Новенькую мы тоже уже немного знаем. Её зовут Наташа Пёрышкина. Дарья Гавриловна уже спросила, не родня ли она автору учебника физики, получила отрицательный ответ, но всё равно умилилась.
Мы входим в класс, рассаживаемся. У Насти слабеет зрение, поэтому мы больше не сидим вдвоём на задней парте, а занимаем с мальчиками вторую и третью у окна. На первую Дарья Гавриловна сажает Наташу.
Здравствуйте, дети, ещё раз! Разносится по классу низкий трескучий голос. Я очень рада с вами познакомиться. Сейчас я хочу, чтобы каждый из вас немного рассказал о себе, ведь я вас совсем не знаю. Пусть первой расскажет Пёрышкина, на правах новенькой.
Наташа неуверенно поднимается из-за парты.
Меня зовут Наташа. Я приехала из Ленинграда. Я живу с мамой и бабушкой на Садово-Кудринской улице. Моя мама работает переводчицей с немецкого, а папа Она чуть-чуть запинается, Папа художник. Он пока остался в Ленинграде. Бабушка работает сестрой-хозяйкой в больнице. Мой любимый предмет ботаника. Я увлекаюсь разведением цветов, очень люблю природу, мечтаю стать врачом, а ещё завести собаку.
Очень рада, что ты присоединилась к нашему классу, слова такие официальные, но Дарья Гавриловна произносит их очень тепло и душевно. Пусть теперь расскажет Листовская. Ты не сестра Леноры Листовской?
Сестра, кивает Настя, изящно вставая и поправляя юбку. Ну Меня зовут Настя. Я коренная москвичка. Мой папа анестезиолог-реаниматолог, а мама операционная медсестра. Они работают в детской больнице. Из школьных предметов я люблю труд, историю и рисование, а вообще больше всего на свете люблю шить, но вязать и вышивать тоже умею. Я увлекаюсь историей моды, хочу поступить в текстильный институт и стать модельером.
Она выпаливает это всё задорно, на одном дыхании, с лёгким вызовом. Дарья Гавриловна делает немного изумлённые глаза, но ни о чём больше Настю не спрашивает, а говорит:
Хорошо, садись. Теперь хочу послушать твою соседку.
Я медленно встаю.
Я Минакова Марта. Приехала в Москву из Курганской области, когда мне было восемь лет. Я живу с дедушкой и бабушкой. Дедушка заведует кафедрой в институте, а бабушка раньше там же, в институте, работала диспетчером расписания, но сейчас на пенсии. Мои родители живут и работают на целине.
Что ж ты их одних там бросила? Внезапно спрашивает Дарья Гавриловна.
Я машинально отвечаю:
Почему одних? С ними мои два брата живут.
Ты тут по Москве гуляешь, а братья там грядки копают?
Я хватаю воздух ртом, как рыба. Мне абсолютно не ясно, чего бы ей хотелось. Чтобы я вернулась на целину и копала с братьями грядки? Но тогда я перестану быть её ученицей, и она не сможет проверить, копаю я их или нет. Или чтобы братья ко мне приехали? Но тогда родители же точно будут брошены Что-то у меня не сходится
Не, а какого хрена я вообще перед ней оправдываюсь?!
Не совсем понимаю, говорю я, какой сценарий моего будущего кажется вам потребным.
Класс, до этого тихонько гудевший, затихает Дарья Гавриловна смотрит на меня в упор, потом спрашивает:
Думаешь, ты тут самая умная?
Полагаю, что самая умная тут вы. Говорю я. Объективно, по уровню образования. А что?
Сядь, произносит Дарья Гавриловна с каменным лицом.
Я сажусь. Все взгляды направлены на меня. Жорик потихоньку дружески хлопает меня по плечу, Настя под партой пожимает мне руку. Димка очень тихо шепчет: «Коса на камень наехала».
Продолжаем знакомство. Пусть о себе расскажет Аветисян!
Не по возрасту долговязый Армен с грохотом поднимается из-за парты. Я обвожу глазами класс и вижу вперившиеся в меня бездонные, страшные глазищи новенькой Наташи.
Ничего такого, говорю я ей одними губами и улыбаюсь. Просто иногда я по целинной привычке думаю матом. А когда на ходу перевожу на русский литературный, получаются немножечко громоздкие конструкции.
***
Библиотека оказалась в новом районе пятиэтажка к пятиэтажке, кое-где пристройки с магазинами. От центра не очень далеко, но я поняла, что по утрам придётся ездить на троллейбусе, и помрачнела ещё сильней.
Марта, это до весны. К дню рождения уволишься и будешь готовиться к поступлению.
Я вздохнула и прижалась щекой к автомобильному стеклу. Дедушка посмотрел на меня сердито:
Ты ведёшь себя как разбалованная фифа, привыкшая, что в жизни всё решает блат. Твоя мать на целину уехала, чтобы такой не быть!
Я не хочу быть как она, сказала я.
Но не обязательно же становиться такой, какой она стать боялась!
Я молча дёрнула ручку машины.
в первый миг мне показалось, что сбываются худшие мои опасения: у завбиблиотекой лицо было на вид такое же постное и скорбное, как у Гавриловны. Она представилась Клавдией Петровной, задала нам с дедушкой пару формальных вопросов про моё образование и навыки и отправила нас в отдел кадров. Дедушка остался сидеть в коридоре, я пошла оформлять документы. Худенькая тихая кадровичка вполглаза следила за моими руками, когда дверь открылась, и заглянула болезненно полная женщина с трагически поджатыми губами и с почти седыми волосами, собранными в высокий и крохотный, как у фрекен Бок, пучок.
Зинуля! Сказала она. Направь новенькую сразу ко мне!
Это Лариса из отдела списания, пояснила кадровичка. Я вздрогнула:
Это что же, книги выбрасывать?!
Не выбрасывать, а списывать. Лариса научит.
***
На столе у Ларисы лежало несколько грязных, замусоленных, разодранных детских книг.
Вот, только в прошлом году вышла, и уже всё! Лариса взяла верхнюю книгу и потрясла ею передо мной. На обложке значилось: «Катя в игрушечном городе». Год издания действительно, семьдесят третий.
Ею что, в футбол играли? Спросила я, ёжась.
Книжка вся распадалась на отдельные листы, и обложка у неё была грязная, с отчётливым, хоть и неполным следом чьей-то подошвы.
Похоже на то, кивнула Лариса. Да не смотри ты так, скоро привыкнешь! Треплют и треплют, главное, чтоб читали.
Я погладила обложку.
Можно попробовать спасти?
Лариса очень озадаченно на меня посмотрела.
Ну попробуй, только не выражайся как малахольная.
Я взяла книжку в руки и прикинула, чем бы её почистить и как заново прошить
Эй, эй, в обеденный перерыв! Одёрнула меня Лариса. А сейчас будем учиться оформлять документы на списание.
***
Я вышла из троллейбуса и остановилась.
Мне очень сильно не хотелось домой. Я чувствовала себя так, словно меня заставили весь день потрошить котят.
Огромные ступени МХАТа так и звали сесть на них и заплакать. Но как раз в эти минуты по ним поднимались сотни ног было без двадцати семь, самое театральное время. Я подумала: кто-то будет смотреть как на чокнутую, кто-то решит, что я пьяна, а кто-то, что было бы противнее всего, наклонится ко мне и будет кудахтать: «Девочка, что случилось?»
И я, постояв минутку и продышавшись, развернулась и пошла домой.
Девочка, что случилось? Передо мной выросла худощавая фигура.
Прошу вас проследовать по всем известному адресу! Буркнула я не глядя.
Я и так иду по очень известному адресу: Тверской бульвар, двадцать четыре. Если я пойду по другому известному адресу, у меня билет пропадёт.
Лазарь Давыдович! Ахнула я.
Нет, ну мы, конечно, можем переиграть. Я пойду по тому адресу, по которому послали меня вы, а вы возьмёте билет и пойдёте по тому, по которому собирался идти я. Но только если это вас успокоит!
Огромные фонари с огромной высоты озаряли его пронзительно ярким светом, с другой стороны его фигуру пожирала темнота бульвара, и он был чёрно-белый и угловатый, словно гравюра в журнале «Юность».
Да у меня денег нет, я прислонилась к остановке.
Я угощаю.
Без хозяина не угощаются.
В таком случае я уступаю.
И что там дают?
«Кремлёвские куранты».
Ого! Не думала, что вам такое интересно.
Лазарь Давыдович рассмеялся, сверкнув зубами всеми до одного железными. Смех у него был тихий, гортанный и больше походил на звук полоскания горла.
С чего же вы взяли, что мне это должно быть неинтересно? Говорят, это реконструкция спектакля, который в эвакуации поставили!
Так кремлёвские куранты же. Не «Доктор Живаго».
Балда маленькая, он махнул билетом прямо перед моим носом и сунул его мне в ладонь. Развернулся и пошёл прочь.
Я поняла! Вам его подарили! Крикнула я вслед. А вы идти не хотите!
Поток народа вокруг меня рассеивался. До спектакля оставалось несколько минут. Я поискала глазами, не спрашивает ли кто лишний билетик, и вскоре нашла женщину, которая суетилась у дверей, всем заглядывая в глаза.
У меня лишний, сказала я. Бесплатно.
Как бесплатно? Женщина аж опешила. А сами что не идёте?
Да я уже видела. И на той сцене, и на этой, сказала я чистую правду.
***
Теперь наша компания занимает весь первый ряд. Наташа сидит пока одна делить с ней место под учительским носом никто не хочет. На уроках мы перебрасываемся записками. Наташе есть что рассказать мы все бывали в Ленинграде лишь наездами, Жорик так вовсе не был, а она видела не только Эрмитаж с Кировским театром, но и неведомые для нас места: Ботанический сад, Елагин остров, Приморский и Московский парки Победы.
Мы в долгу не остаёмся рассказываем про Сокольники, про Клязьминское водохранилище, про посёлок Кратово, где у Димкиных родителей дача. За первые два месяца мы показали Наташе восемь московских музеев. Водили в кинотеатр «Иллюзион» на первом этаже легендарной высотки. Раз целый выходной провели в зоопарке.
Наташина жизнь в Москве потихоньку устраивается, но все мы видим, что она тоскует по отцу. Однажды Настя решается спросить:
Они развелись?
Нет, нет! Пугается Наташа. Папа он в Эрмитаже сейчас работает. На реставрации картины. Там такое большое полотно и в таком плохом состоянии! Но он там закончит и приедет.
Что за картина? Спрашивает Жорик.
Ой, Веласкес. «Посейдон и Персефона».
Мы переглядываемся. Нам всем известно, что с Персефоной должен быть Аид. У нас ещё есть вопросы, но мы молчим.
Чаще всего мы собираемся после уроков у Жорика. Он живёт в одной из пяти угловатых трёхэтажек в начале Малой Бронной. До революции это были дома какого-то Гирша, и в них ютились бедные студенты. Теперь в этих домах маленькие чистенькие коммуналки на две-три семьи. Степановы живут на третьем этаже, у них большая прихожая, маленькая, очень опрятная кухня, но вода в квартире только холодная, а уборная на чёрной лестнице и не отапливается. У Жорика в коммуналке отдельная комната раньше делил с бабушкой, но она умерла. Его родители поздно уходят на работу и возвращаются ночью, а их соседка одинокая глуховатая старушка достаточно тиха, чтобы не вмешиваться в наши посиделки, но достаточно бодра, чтобы пресечь конкретное безобразие, если мы до него дойдём. Впрочем, мы редко озорничаем, поэтому старушку почти не видим.
Наташе очень нравятся дома Гирша. Тут все живут как будто одной семьёй кто во дворе, тот смотрит за детьми, кто идёт в магазин, тот делает покупки на всех попавшихся навстречу соседей, а в одном из дворов есть маленький зоопарк в зарешеченной беседке, с бурундуками и белками, за которыми ухаживают всем миром.
Вот бы так жили все люди на свете! Вздыхает иногда Наташа.
Я тоже вздыхаю, но не мечтательно, а облегчённо. Я знаю, что если мы с Жориком поженимся, то будем жить у меня. И это греет мне душу, потому что жить в домах Гирша я совершенно не хочу. Мне кажется, это очень утомительно иметь сотни шумных соседей, про всех всё знать и во всех принимать участие.
вообще-то нам не всегда нравится, как Наташа себя ведёт. Иногда на переменах и прогулках она не говорит с нами, а молча наблюдает и делает какие-то свои выводы. А потом задаёт такие вопросы, что даже Жорик, за словом в карман лезть не привыкший, удивляется и теряется.
А тебе не кажется, что актёр какая-то немужская профессия?
Э?.. Жорик таращится на Наташу. А кто тогда будет играть рыцарей, королей, революционных матросов там, я не знаю?..
По такой логике и художник профессия немужская! Сержусь я, и Наташа замолкает.
Но меня она тоже может огорошить.
Мне не нравится, как ты одета.
Вообще-то эксперт по моде у нас Настя, а не ты.
Ты очень нарядно одеваешься, так нельзя. Что люди о твоих дедушке с бабушкой подумают?
Что они меня любят?
Ты в этом похожа на отрицательную героиню из кино. Неужели самой не хочется быть похожей на положительную? Я с тобой с такой не хочу ни в какой музей, не пойду!
Однажды Наташа загадочно спрашивает нас в раздевалке, пока мальчиков рядом нет:
Девочки, а вы когда-нибудь влюблялись в книжных героев? Я вот сейчас читаю «Двух капитанов» и всё время думаю, что Саня мой идеал!
Я в Базарова влюблялась, сознаётся Настя. Марта, а ты?
Честно? Я влюблялась в Артёма Незабудного.
Это «Чаша гладиатора», что ли?! Он же старый! Возмущается Настя. Наташа её перебивает:
Ну вы нашли в кого влюбляться! Базаров же нигилист, но он хоть с идеями, а Незабудный вообще всю жизнь болтался где придётся и только похвалялся, какой он сильный! В старости все молодцы каяться и голову пеплом посыпать, а ты попробуй с молодости правильно жить!
И ничего бы он не увидел в жизни, кроме своей шахты! Вскидываюсь я.
И правильно! В шахте настоящее дело, а это что? И вообще, быть знаменитым некрасиво знаете такие стихи?
Мы удивляемся, но ничего пока Наташе не говорим. Делаем скидку на то, что она к нам ещё не привыкла.
***
Я так и не пожаловалась дедушке, в какое дурное место меня определили. Пока я дошла до дома, слёзы мои высохли, и никто ничего не заподозрил.
Следующая неделя прошла в тяжёлом ядовитом тумане. Убитые книги приносили не каждый день, но уж когда приносили Лариса подбадривала меня, как умела: