Разговор явно затягивался. Бражник поморщился, пыхнув трубкой несколько раз подряд, будто раскуривая. Пора было заканчивать разговор, так как собака вовсю рвалась к воде.
Зайди к Галине Петровне. Она выручит, опять посоветовал он.
Думаешь?
Ты что, Михееву не знаешь? У неё всегда всё есть. Если не дома, то на кафедре. Номеров на двадцать точно наберёт. Бражник указал на зелёный деревянный дом в ста метрах, в котором проживали они оба, упомянутая коллега и ректор Орлов с женой.
Галина Петровна Михеева заведовала кафедрой биохимии. И отец её заведовал той же самой кафедрой, только до неё. И брат заведовал, но в Воронежском филиале МОГИФКа. Бережной подумал, что у такой, как Галина Петровна, булавки действительно могут быть: женщина любит одеваться со вкусом и сама себе шьет наряды, которым завидует весь институт от уборщиц до студенток. Рудольф Александрович снова утёр лоб, размышляя:
Да? Так ведь на двадцать мало. А на остальные где брать?
А что на остальные? Бражник начинал нервничать, потому что недовольная собака была важнее вопроса о булавках, да и вообще важнее много чего другого. Поэтому он произнёс достаточно строго: А для остальных пусть ждут очереди.
Это как? Бережной нахмурил лоб.
Та обыкновенно, Рудольф: прикололи, пробежали, откололи, отдали другим, слова Бражник сопровождал жестами той руки, в которой был поводок. Собака от этого дёргалась, мужчина раздражался ещё больше. Рудольф Александрович от простоты решения осел на один из барьеров.
О! Точно. Это ты правильно сказал! Как мы сами не догадались?
Бражник хмыкнул в бороду и незаметно втянул живот. Он всегда знал, что живёт не зря может, и учебник по биомеханике напишет, как, например, Пётр Францевич Лесгафт или даже Николай Александрович Бернштейн.
Ладно, мне пора, сказал он вслух, отпустил поводок, пыхнул трубкой и пошёл за убегающей к озеру собакой. На ходу Панас Михайлович покачивал головой, думая о том, как ему повезло родиться на свет умным.
Глава 4
В столовой института, на первом этаже общежития, обжигая губы, допивал кофе с молоком Миша Шумкин легкоатлет, по специализации десятиборец. Через час с небольшим парню предстояло сдавать практические экзамены по лёгкой атлетике, но ватрушка с вареньем, схваченная на прилавке раздачи, быстро последовала в его желудок за ароматным напитком. Ничто не могло повлиять на здоровый аппетит Шумкина. Розовощёкий абитуриент тщательно облизал пальцы, испачканные вареньем и мучной присыпкой, и огляделся по сторонам. Через два столика у окна завтракала симпатичная блондинка с короткой стрижкой «сессун». Улыбка на её губах бросила парня в жар. Почувствовав, как горят мочки ушей и щеки, Миша спешно спрятал только что облизанные руки под стол. Модница усмехнулась совсем уж откровенно, отвела взгляд и, не обращая больше на юношу никакого внимания, принялась за жидкую овсянку. Кашу Шумкин не любил с детства, девушку невзлюбил только что. Миша был некрасив и с кожей в рытвинах, как после оспы. Среднего роста, ширококостный, в тугих перекаченных мышцах, он походил на выточенный куб с крупной головой, короткими руками и ногами. Портрет дополняли светлые волосы, выцветшие на солнце, и белёсые круги под глазами от солнцезащитных очков. Юноша еле удержался, чтобы не показать незнакомке язык. Но это было бы совсем глупо и по-детски. Шумкин вздохнул и отвёл взгляд. Справа от него за столиком через проход сидел темноволосый, кучерявый студент.
Здорово, земеля! Шо, дрейфишь? подмигнул тот.
Не понял? Миша не понял сразу несколько позиций фразы, но утруждать себя уточнениями не стал.
На экзамен идёшь?
Откуда ты знаешь?
По номеру на твоей груди, земеля, он встал и подошёл к столику Шумкина. Ростом он оказался под два метра. Не дрейфь и давай знакомиться. Я Гена Савченко. Волейболист, между прочим, со значением уточнил он. Миша серьёзно свёл брови:
Волейболист, прости, между чем? высокопарности в людях он не выносил.
Шо? Гена было нахмурился, но тут же разгладил лоб и сдержанно хмыкнул: А-а, это была шутка? Надо запомнить. А ты зря смеёшься: не у всех на втором курсе получается сдать зачёт по волейболу с первого раза. А мои данные даже Юрий Панченко одобрял. Не знаешь такого? Из киевского «Локомотива»? Шумкин уверенно кивнул конечно, он слышал про олимпийского чемпиона. Савченко этому обрадовался. Так что могу помочь. Обращайся! Гена присел и протянул руку. Миша положил свою ладонью сверху крестом.
Спасибо, Гена. Но я на первый поступаю.
А номер группы какой? для Гены, как и для многих, такая информация была важна.
Один-один, кажись. А что? насмешка, блеснувшая в глазах волейболиста, показалась подозрительной.
Да не боись, поступишь! На Спартакиаде школьников в Вильнюсе был?
Нет.
Да? Гена почесал затылок. А первый взрослый хотя бы есть? максимальная пятёрка по практике ставилась при выполнении норматива, соответствующего первому спортивному разряду. Шумкин кивнул, но как-то неуверенно, заставив собеседника сомневаться. «Судя по комплекции, не врёт. А там кто его знает? Вдруг чайник?» подумал Гена и с опозданием пожалел, что подсел к парню. Расспросы эти были ему ни к чему. Впрочем, абитуриент пил кофе и, казалось, совсем не спешил продолжать разговор. Гена легонько хлопнул его по плечу: Всё равно поступишь. Один-один это элита и уже гарантия. Я сам, когда поступал, был в ней. Теперь вот уже на третий курс перешёл. Буду в группе три-один. Нам, однёркам, везде зелёный свет. Уловил?
Шумкин помотал головой отрицательно. Гена снова усмехнулся:
Неважно. Сам потом дотумкаешь. Раз взяли туда, возьмут и дальше. Кстати, почему тебя в «единичку» приписали, знаешь?
Миша растерянно пожал плечами:
Понятия не имею. Им, наверное, таких как я не хватает.
Гена задумался. Такое объяснение не убедило его. Каждый, кто попадал в элитную группу, имел для этого какое-то веское основание. «Ладно, выясним это у Костина», решил волейболист, подумав о товарище, работающем в приёмной комиссии.
Облизав пальцы, абитуриент разгладил криво пришитый номер на майке. Он обдумывал то, что услышал по поводу группы и подобравшемся составе поступающих. Тренер десятиборца, регулярно бывавший в МОГИФКе на семинарах по повышению квалификации, посоветовал Мише подать сюда документы. Он же, похоже, позаботился о том, чтобы Шумкина предписали к элитной группе. «И все же почему один-один это гарантия?» подумал он, но спросил о другом:
А почему ты назвал меня «земелей»?
Как же: я с Севастополя и ты тоже. Разве не так? Шо ты вытаращился? Тут разведка уже всё обо всех донесла. Я потому и фотку твою на личном деле сразу запомнил. Земеля!
Вообще-то, я только родился в Севастополе. А сам из Тулы, пояснил Шумкин, вставая из-за стола.
Да? Гена снова почесал затылок. Ну и ладно, всё равно земеля.
Да-а, рассеянно ответил Миша. Он постоял молча несколько секунд, потом спросил так, чтобы его не услышали другие: а что, экзамен трудный?
Гена громко засмеялся и хлопнул парня по плечу повторно, уже смелее:
Да не боись! Ты шо сдаёшь? Спецуху?
Миша кивнул, облизав упругие губы.
Фигня! Ты кто по специализации?
Десятиборец, небольшие и глубоко посаженные глаза забегали.
А за шо борешься, знаешь? Савченко решил отквитаться за шутку шуткой. Миша взглянул на него удивлённо. Гена взъерошил рукой свои тёмные кудри. Стольник бежишь?
Стольник с барьерами. И четыреста.
Фи! Шо такое для привычного декатлониста четыреста метров? Семечки! Это не полтораха, где сдохнешь, похоже, волейболист в специфике десятиборья разбирался, ибо дистанция на полторы тысячи метров действительно была самой сложной. Нередко, завершая выступления забегом на полторашку, десятиборцы падали, полуживые, сразу за финишной чертой. Согласившись с Геной, что четыреста метров это гораздо приятнее, Миша стал составлять на поднос пустую посуду. После еды полагалось убирать за собой: официантов в студенческих столовых никогда не было. Впрочем, в советских столовых их не было вообще.
Пошли лучше ещё по булке махнём, предложил Гена, тоже вставая и направляясь в сторону кухни. Тут же за перегородкой раздался громкий голос главной поварихи тёти Кати, женщины широкой, как общепитовский противень, и пышной, как хорошо подошедшее тесто.
Иди, говорю, отсюда, нет больше булок! шикнула она на Гену. Он вынырнул из-за стойки, театрально закрыл уши и подмигнул Шумкину. Но тут же скорчил поварихе недовольную гримасу и, скрывшись от зала, пошёл в атаку. Завтракавшим был слышен голос Гены и видны из-под стойки половины его голеней и ступни в сандалиях.
Как это нет, когда тока шо были? голос Савченко переливался до взвизгиваний. Я же вас знаю: спишете, как вчерашние, и сами слопаете. Или по домам растащите. Дай булку, тётька Катька! Я не задаром прошу, я за неё гроши плачу. Тащи давай!
Женщина за стойкой разразилась грубой бранью. Но Гена наверняка знал, за что боролся: булок в столовой всегда пекли с запасом. Это придавало ему сил. Шумкин замер с подносом в руках. Что-то подсказало, что вторая булка может стать губительной именно для четырёхсотметровой дистанции. Да и ругаться он не умел.
Гена выскочил из-за стойки.
Э, земеля, ты шо встал? Иди скорее. Тебе перед стартом положено есть побольше углеводов, он заглянул за перегородку. Слышь, тётька Катька, не дашь нам ещё по одной булке, в деканат пожалуюсь, что недокармливаешь нас. Нам калории нужны.
Повариха ответила, что кроме калорий неплохо бы таким, как Гена, иметь и мозги. Волейболист с улыбкой выглянул из-за перегородки и выставил большой палец.
Не боись, земеля, тут всегда такая битва за еду! Айда вдвоём отстаивать своё право на хлеб насущный! А, вот ещё и девушка нам в подмогу. Вам тоже булочку, красавица?
Шумкин оглянулся и хмыкнул. Он не заметил, как за ним встала та самая блондинка с округлой причёской.
Вы мне ещё пирожное заварное перед стартом предложите, ответила девушка Гене и обошла Шумкина так, словно он был неодушевлённым предметом. Тётя Катя, будьте любезны, налейте мне ещё чаю, подкупающе попросила она старшую повариху. Шумкин стоял, опустив голову и раздувая ноздри.
Во, учись, Хохол, как с людями разговаривать надо, ткнула повариха Гене. Тебе, дочка, с сахаром чаёчку?
Нет, спасибо. Отдайте сахар тем, кому калорий не хватает. А мне они ни к чему, даже не глянув в сторону ребят, блондинка взяла горячий стакан, поставленный на маленькую тарелку.
Ага, еще сахар им !.. Может, и мёду ковшом? вовсе раздраконилась повариха; оба парня пристально рассматривали длинноногую спортсменку. «Подхалимка и гордячка», тут же решил Шумкин.
Ты, Гена, иди, а я после экзамена доем, дал он отмашку новому приятелю и, оставив поднос, где положено, величаво направился к выходу. Он шёл медленно и неуклюже: накаченные мышцы спины не позволяли рукам прижиматься к телу, а мощные четырёхглавые мышцы бедра утяжеляли шаг, превращая его в поступь римского воина без доспехов, как сказал бы сейчас Бережной.
Глава 5
Из электрички, остановившейся в Малаховке на две минуты, народ посыпал, как манка из распоротого мешка. Абитуриенты МОГИФКа (их в этот час в поезде было больше всего) пингвинами выскакивали на перрон и, не переводя дыхание, оползнем сошли в корявый подземный переход. До первых экзаменов оставалось не более получаса, а путь от станции до института занимал минут десять быстрой ходьбы. Когда состав умчался и перрон опустел, в дальней части платформы показалась фигура высокого юноши со спортивной сумкой через плечо. Медленно приближаясь к подземке, он что-то искал в карманах брюк, а спустившись в переход, так же медленно вышел из него и направился в сторону привокзального базара. Володя Стальнов старшекурсник института, подошёл к старушке, торговавшей зеленью у входа на базар, и устало улыбнулся:
Здравствуй, бабулечка!
Бабка обрадовалась парню как родному, шустро поправила светлый платок на голове, зашуршала словами, как семечками:
Здравствуй, милок, здравствуй! Как здоровье-то твоё? Всё ли хорошо?
Рано мне ещё, мать, на здоровье жаловаться, красиво улыбнулся Стальнов. Сама-то как?
Да твоими молитвами, сынок, спасибо.
Бабуся была ладненькой. «Наверняка по молодости ходила в красавицах», подумал спортсмен по-доброму. Дружба с женщинами разных возрастов давалась Володе легко. Накрыв мягкую старческую руку, он пропел, как известный артист в изсестном фильме:
И то ладно. Почём нынче опиум для народа?
Ты про помидорки, сынок? Мало в жизни старушки было человеческого тепла она вдовствовала уже не один год.
Про них, мать, спортсмен перевёл взгляд на товар.
Как и вчера: по тридцать пять копеек за килограмм. Бери.
Володя взял с миски верхний помидор, пощупал, продолжая торг:
Разве вчера такая цена была? Ты вчера вечером вроде по тридцать торговала?
Старуха снова оправила платок и засмущалась:
Так то вечером! Это уже остатки были. А тут самый сок. Только с грядки. Бери, Володя. Тебе сколько? Стальнов медлил, раздумывая, сколько спросить. Бабуся, удерживая покупателя, засуетилась, затараторила: Чего думать? Бери! На базар пойдёшь, там дороже.
Ой ли?
А то! Они ж там за место плотят! А я нет. Смотри, какие красавицы одна к одной, старушка, убеждая, принялась снимать помидоры с чаши весов. Они и впрямь были один к одному тугие, спелые. Стальнов милостиво махнул рукой:
Ладно, ладно, не тормоши товар! Вижу, что хорошие. Я ведь тебя знаю. Не первый раз у тебя беру.
Конечно знаешь, милок. Так чё ж капрызничаешь? старуха была готова обидеться. Стальнов не дал, ответил миролюбиво, по-свойски, как и вправду родной:
Мать, я не капризничаю, он стал складывать овощи в спортивную сумку, я присматриваюсь.
А, ну да, ну да, старушка кинулась помогать. Это ты, милок, правильно. Другие, вона, и подмятенький положат, и не стыдно! А у меня смотри, все один к одному. Тебе только килограммчик? Может, ешшо возьмёшь? Летом, да на жаре, да в салатик самое то.
Хватит, Володя отсчитал мелочь, мне ещё укроп надо и зелёный лук. Так что Завтра снова приду, за свежими, пообещал он: у этой старушки овощи были действительно и лучшие, и, относительно других, дешёвые.
Давай-давай, милок, приходи, обрадовалась старая женщина, зная, что студент не обманет, каждый день собираю свеженькие. Витаминчики! Кушай на здоровье! улыбнулась она на прощание и, сунув мелочь в карман юбки, стала накладывать в миску новые помидоры, разговаривая с собой: «Какой славный парнишка. Такой и мужем будет заботливым. Дай бог ему найти хорошую подругу!».
Когда бабка разогнулась с наполненной миской, Стальнова уже рядом не было.
Глава 6
В комнате, где работала приёмная комиссия, стояло три стола. За первым сидел Валентин Костин, студент теперь уже третьего курса, остриженный бобриком и с чёлкой веером. За вторым и третьим разместились одногруппницы со второго курса: Рита Чернухина и Катя Глушко. В кабинет вошёл очередник.
У тебя чего? студент был за главного.
Я вчера паспорт забыл принести, объявил конькобежец Юлик, широко улыбаясь девушкам.
Совсем уже, строго прокомментировала Рита, блондинка с мальчишеской стрижкой. Голос миниатюрной девушки, милой на вид, оказался неприятно скрипучим. Ногти её были окрашены каждый разным лаком. Конькобежец задержал на них взгляд, размышляя, красиво это или всё же отталкивающе. Он таким решительным красавицам даже зубы заговаривать не пытался, не говоря о чем-то другом.
Как только голову не забыл! поддержала подругу Катя. Тучная, даже сидя на стуле, она возвышалась над друзьями почти на голову. «И курит, мажу на сто, как паровоз», подумал Юлик, отметив низкий голос с хрипотцой. От пристального взгляда Катя вовсе разозлилась: Чего ты так недовольно смотришь? Сам виноват: у нас без паспорта в туалет не пускают, а он поступать пришёл Да, Валёк?