Над ней стюардесса. Она на земле. Пассажиры толпятся на выходе из салона.
3 глава
Где у вас архив «Вечерней газеты» за 2018 год?
Сегодня я встал с больной головной и заложенным носом, и ещё с резью в горле, что казалось, куда-то под гланды мне вставили лезвие бритвы и оно раздирало там всё.
Если завтра опять умрёт тот, кто уже умер сегодня, я даже с места не сдвинусь. Напишу абсолютно такой же некролог и абсолютно спокойно перешлю его в редакционный отдел.
Центральная библиотека города находилась в трёх кварталах от моего дома. Её каждый раз хотели закрыть, и каждый раз находились те, кто кричал, что бумажная книга ещё жива.
Женщина в очках-кошках и с «палками» в голове, которые как-то держали то, что называлось причёской, посмотрела на меня исподлобья и указала карандашом в зал.
На любом из компьютеров, сказала она.
Нет, мне нужна сама газета, закашлялся я.
Они все отсканированы и занесены в нашу базу, отстранилась она от меня и протёрла руки вонючим спиртом.
Отсканированы?
Да.
Все?
Все.
То есть оригинала нет?
Но это и есть оригинал, она смотрела на меня так, будто впервые видела такого идиота.
Да, конечно, не мог не согласиться я.
Конечно, всё было так, как я и думал. Разве что-то могло пойти как-то иначе, если не наперекосяк? Когда с курса сбивается целый корабль, все, кто на нём, идут в никуда.
На первой полосе «Вечерней газеты» за 5 ноября 2018 года тоже был некролог. Но посвящённый не Питеру Кларку, а какому-то Абдулу Селиму, отличному пекарю, верному мужу и хорошему отцу, умершему своей смертью в кругу родных и близких.
«А ты кто такой, чёрт возьми?» смотрел я на толстого усатого мужчину восточной наружности с лепёшкой хлеба в руках.
Простите, подозвал я библиотекаршу.
Она шикнула на меня и прислонила палец к губам. Я огляделся. В зале, кроме нас, никого не было.
Простите, повторил я шёпотом, дабы не мешать непонятно кому, а ошибки в архиве быть не может?
Неправильная сортировка по дате? спросила она.
Нет, с датой всё в порядке.
В чём же проблема?
Что мне ей сказать? Что статья в газете не та, что была двадцать лет назад? Что мой мертвец был совсем другим человеком и я хочу видеть именно свой некролог, а не этот, не пойми чей. Я быстро пролистал страницы, все другие отделы на первый взгляд не изменились, и спортивный, и политический, и отдел рекламных объявлений все на месте. По сути, ведь некролог тоже был, только не тот.
Женщина в строгом костюме всё так же смотрела на меня из-под кошачьих очков. Мне вдруг почудилось, что если я выйду из этой библиотеки, а после зайду обратно, то здесь уже будет не она, а совсем другая тётка, а может, и библиотеки не будет всё идёт кувырком.
Всё в порядке? уточнила она.
А мог кто-то залезть в компьютер и что-то изменить? спросил я. Ну, знаете, пошутить, что ли, с фотошопом, например.
Женщина взглянула на меня так, будто я спросил, не мог ли кто-то залезть в библиотеку и обесчестить её саму.
Нет, не мог, сказала она, что-то не так?
Всё так, извините, сказал я, распечатал нужные мне страницы с усатым Селимом и ушёл.
Естественно, я ей не поверил, как и этой газете, как и всему их архиву. Не могло же быть такого, чтобы не осталось печатных газет!
Никаких газет не осталось, теперь всё в архивах, сказали мне в другой библиотеке, через четыре улицы от той.
Эта женщина была чуть моложе и без кошачьих очков, но всё так же противно шипела.
Мне нужен только один экземпляр, сказал я.
Все в электронных архивах.
В архиве этой библиотеки был всё тот же Абдул Селим и никакого мистера Кларка.
* * *
На месте и до того неизвестной мне пекарни стоял известный всем магазин. Я взглянул на распечатку газеты и опять на известный магазин. Адрес на табличке дома, возле которого стоял мистер Селим, был тот же, как, собственно, тем же был и дом. Неужели и пекарни здесь никогда не было? Мне вдруг пришла бредовая мысль, такая бредовая, что даже озвучивать стыдно: мне вдруг показалось Нет, такое нельзя произносить вслух. Мне вдруг показалось, что весь реальный мир существовал лишь на страницах газет, а жизнь оказалась совсем нереальной. Я приложил ладонь к горящему лбу надо бы купить аспирин, пока не забредил ещё сильнее. Пока бред, овладевший всем миром, не захватил и меня.
О-о, господин Селим, протянул чей-то хриплый голос у меня за спиной.
Меня чуть не передёрнуло.
Нет, я не Селим, обернулся я.
Не вы, тыкал грязный палец в распечатку газеты, господин Селим.
Вы его знаете? я отшатнулся от неприятного запаха прокисшего супа и, кажется, прочистил нос.
Маленький, скрюченный бездомный старикашка улыбался мне беззубым ртом.
Все знали мистера Селима, все любили его пекарню. Мистер Селим кормил всех бездомных, как велел ему его пророк.
Кормил?
Да
Лет двадцать назад?
Почему же. Год назад, недоумевал бездомный и протянул свою грязную ладонь.
Я положил в неё две монеты.
Мистер Селим умер год назад? спросил я.
Нет, это пекарня закрылась год назад, а мистер Селим умер давно. А в его пекарне так и продолжали раздавать лепёшки, как и завещал мистер Селим. Хороший был человек и жена его тоже хорошая.
Она, я так понимаю, тоже мертва?
Нет, ещё нет.
«Ну хоть кто-то в этой истории был жив», подумал я.
А вы не знаете, где она сейчас?
Сейчас он скажет, что уехала к себе, куда-нибудь в Стамбул или Марокко.
Жена его живёт через два дома отсюда, он показал на старый коттедж, укутанный лозой винограда.
Ну хоть с этим мне повезло. Я пошёл к указанному дому. В голове крутилось Да чего только там не крутилось. Я остановился и ещё раз взглянул на свои распечатки.
Внизу некролога значилось «Керри Мильтон».
Может, это и правда я написал?
Нет, полнейший бред! Я не помнил никакого Селима и никакой пекарни, я не помнил ничего, что было связано с новым некрологом.
Белый дом с облупившейся штукатуркой покрывала густая лоза, она доползала до окон первого этажа, огибала их, переходя на высокий навес, на котором висели огромные гроздья никто не снимал виноград. Может, и нет здесь никого Только я потянулся к двери, как она распахнулась. Через густые ресницы карих глаз на меня смотрела старая женщина с огромной копной седых волос.
Госпожа Селим?
Мне не нужны пылесосы, сказала она и попыталась закрыть дверь.
Нет-нет, госпожа Селим, придержал я дверь. Я ничего не продаю.
Сейчас все всё продают, ворчала она.
Мне нужно с вами поговорить, я из местной газеты.
Она прищурилась и опять высунулась из двери.
Да-а, протянула старушка.
Скажите, ваш муж скончался двадцать лет назад?
Да прищурилась она ещё сильнее, осматривая меня с головы до ног.
Об этом писали в газете.
Да? удивилась женщина.
Некролог выходил.
О ком?
О вашем муже.
Она удивлённо хлопала большими глазами.
Здесь написано, держал я перед ней отсканированную распечатку, что он был владельцем небольшой семейной пекарни.
Да, пробежалась она глазами по серым листам. Всё правильно, хорошо написали.
Она молча посмотрела на меня и сжала губы в морщинистый красный бант.
«Сейчас что-то скажет», подумал я. Что-то, что прояснит весь этот кошмар.
Он пёк отличные лепёшки, наконец выдавила она из себя, никто такие не пёк.
Хорошо
Очень вкусные.
Отлично!
И раздавал их бедным.
Добрейшей души человек!
Хотя мы сами были бедны.
Охотно верю, но, госпожа Селим, вы же понимаете, что обычным пекарям не пишут некрологов на первых страницах центральных газет.
Но он был очень хорошим пекарем и хорошим человеком, мой муж хороший человек, возмутилась пожилая женщина.
Я понимаю. А больше он ничем не занимался?
Она задумалась.
Он вязал корзины.
И всё?
И жарил мясо, баранину.
Понятно. И всё?
И всё.
И всё, что мне удалось разузнать. Тот, кто подменил некролог, скорее всего, нашёл этого Селима в списке умерших в тот день и заменил его смертью смерть мистера Кларка.
Итак, у меня нет нужной газеты, нет доказательств, нет ни одного человека, кто не счёл бы меня сумасшедшим, есть лишь один бредовый день.
* * *
А я тебе говорю, что этот парень умер двадцать лет назад, понимаешь! тыкал я стаканом виски в бармена. А три дня назад он умер опять!
Бармен с привычно равнодушным взглядом тряс свой шейкер и, открутив крышку, разлил коктейли по бокалам. Я сделал ещё глоток, потом ещё, и ещё, и осушил стакан.
Я ведь не сошёл с ума, понимаешь, крикнул я тому, чья профессия была всех понимать, я помню эту могилу, я видел её, вот как тебя
Он кивнул.
Я попросил добавить ещё.
Если бы я только мог доказать, не им, я показываю в толпу, себе! Он кивнул в ответ, оценивая мою некондицию, налил ещё, я выпил всю залпом. Мне главное разобраться во всём самому. Кто-то следит за нами, я перешёл на шёпот, кто-то меняет мир, но мы не замечаем ничего. Мы не заметим, даже если завтра проснёмся в другом месте, а вот если я обсчитаю тебя или ты меня, вот это мы не пропустим, это мы запомним на всю жизнь, а этого Кларка никто, кроме меня, и не запомнил
В голову ударило жаром, заволокло пьяным туманом, или это был местный кальян Всё поплыло перед глазами, и бармен, и стаканы, и бутылки позади него. Этот бар был недалеко от редакции, мы зависали здесь по выходным или в дурацкие дни, запивая свои провалы.
Ему больше не наливать! сказал знакомый женский голос.
Виктория. Ммм я любил наблюдать за ней. Она была хороша. Мы работали вместе уже добрых нет, не добрых лет двадцать. Когда-то она вышла за Стива, но они потом развелись. Я бы к ней сейчас подкатил, если бы умел это делать.
За что пьёшь, Керри? крикнула она мне в ухо.
За вот это! дал я ей распечатку.
Кто-то умер? пробежалась она по статье.
Ага! Двадцать лет назад!
Пекарь?
Да нет! Это не тот некролог! я уже чуть не плакал. Я писал другой. А этот писал не я.
Но тут твоя фамилия
Все равно не я! Ты помнишь Питера Кларка?
Кого?
Его сбила машина.
Когда?
Давно! В 2018 году, а недавно он умер опять!
Ты пьян, Керри?
Может быть, но это ничего не меняет. Так ты помнишь его или нет?
Кого?
Питера Кларка. Это был мой первый некролог Он умер дважды, тогда и сейчас.
Ты хочешь сказать, он воскрес? ухмыльнулась Виктория. Люди не воскресают, Керри, а вот ты мертвецки пьян! Тебе нужно проспаться. И не забудь, завтра планёрка.
К чёрту планёрку! Так ты ничего не помнишь?
Прости, поцеловала она меня в щёку и, взяв бутылочку пива с собой, вышла из бара.
Раньше бы я проводил её взглядом, смотря на её округлые бёдра, но сейчас я смотрел лишь на старого пекаря с лепёшкой в руках.
Откуда ты взялся, чёрт тебя подери?
4 глава
Я стою посреди незнакомой улицы, возле дома, который долго искал. Мне необходимо здесь быть и предотвратить страшное. Я прихожу сюда часто и стою подолгу, жду, пока это опять не случится, и оно случается опять, и я ничего сделать не могу. Небольшой дом с белыми стенами и звенящей штукой над дверью освещался утренним солнцем. Сердце колотится, ноги дрожат, меня лихорадит. Жду, когда он придёт.
Вот он человек странно одет, его вид нелеп, походка тоже, он не уверен, но это не помешает ему убить. Он подходит к этому дому и встаёт у высокой двери такого же высокого забора. Стучит.
Эй! я стою рядом и кричу ему прямо в ухо, но он не слышит меня. Я хочу оттолкнуть его, сделать хоть что-то, но между нами словно невидимая стена, и пробить её невозможно.
Дверь дома открылась.
Нет, господи, нет! Иди в дом! Иди обратно! я чуть не срываю голос, но не могу докричаться.
Из дома выходит пацан лет пятнадцати, может, чуть больше, я не могу его разглядеть, всё будто в тумане. Он идёт нам навстречу.
Не открывай!
Я уже охрип, но они не слышат меня. Никто не слышит меня, как бы я ни кричал. Парнишка подходит к калитке.
Иди обратно, твою мать!
Наклоняет ручку двери
Не открывай! Не открывай!
Странный тип в спортивных штанах и пыльном свитере держит пистолет за спиной. Я не вижу его лица, я почти ничего не вижу.
Всё покрывается сплошным туманом. Всё сжалось внутри.
Не стреляй!
Дверь открыта.
Они видят друг друга. Не говорят ничего. Только я надрываюсь, как псих, на последнем своем издыхании. Этот тип достаёт пистолет, думает пару секунд и
Не стреляй!
Выстрел.
Стекленеют глаза, искривляется рот, парень падает лицом на землю.
Человек не оборачивается, не смотрит на меня, и я не могу его разглядеть, всё застыло в немой картине, только звук выстрела эхом по городу. Всё сжимается и улицы, и дома, всё давит и идёт на меня. Голова раскалывается на части.
Я проснулся в бреду.
Лежал в мокрой от пота постели и не мог вздохнуть. Лишь запоздалым призрачным эхом, от виска к виску был слышен протяжный выстрел.
Всякий раз, засыпая, я думал, что мне сделать во сне, чтобы исправить исход, и каждый раз сделать ничего не могу. Всё будто и должно так быть и нет другого пути. Откуда я это помнил? Где это видел, если этого парня я не знал никогда? А я точно его не знал. Я перебирал фотоархивы, свои и знакомых, и даже дальних родственников, но не нашёл ничего. Его не было в моей жизни. Я судорожно вспоминал, не писал ли когда об убийстве подростка, но нет, на свои статьи у меня отличная память, ничего такого я не писал. Я даже ходил к мозгоправу, это был странный опыт, перебрав все варианты, он спросил не хотел ли я когда-то убить себя. Нет, чёрт возьми, этот парень не был мной. Не то чтобы я любил свою жизнь, но и прощаться с ней не спешил.
Я испробовал немало таблеток для спокойного сна. От них не было толку, после них я видел всё то же, лишь в замедленной съёмке. Так было лишь хуже, кошмар растягивался во времени, а исход был один. Я перестал их принимать.
Жар бил по щекам, сердце заходилось в нарастающем ритме, не давая прийти в себя.
Проснулся? голос матери. Что-то приснилось?
Она звенела посудой на кухне.
Я хотел прийти в себя и успокоить дыхание, этот проклятый сон снится мне несколько лет. Кто-то убивает подростка, и я не могу тому помешать.
Если бы ты, наконец, женился, то мне не пришлось бы ехать несколько остановок, чтобы готовить тебе суп, мама вышла из кухни. У тебя была бы жена и дети
Ради бога, мам, не начинай.
Я уже два дня как валялся в постели, и два дня как сходил с ума от всего этого бреда.
Я и не начинаю, она поставила тарелку на прикроватный столик. Где ты вообще мог так простудиться?
На кладбище, прихлёбывал я куриный бульон.
Кто-то умер? она села рядом.
Да, Питер Кларк, двадцать лет назад. Я писал тогда некролог, а сейчас, в годовщину, мне нужно было найти его надгробие
Точно! Меня как будто током ударило. Ведь тогда была тоже осень!
Помню-помню, заулыбалась она, посмотрев куда-то в потолок, будто там на потолке прокручивались слайды её воспоминаний, твоя первая статья.
Это не статья, мам, это некрол Подожди! Что ты сказала? я подпрыгнул в постели, чуть не разлив весь суп.
Осторожно, вытирала она стол. Я сказала, что это твоя первая статья. Ты был таким талантливым мальчиком, лучшим в университете.
И ты это помнишь?
Что ты был лучшим? Я всегда это знала.
Нет, я про ту статью, некролог Ты помнишь, о чем я писал?
Конечно, помню, твоя мать не настолько стара. Я собирала все твои работы, погладила она меня по щеке. Журналистика это отличная профессия, сынок, я так рада, что ты выбрал именно её, хотя, может, поэтому у тебя нет жены и
Подожди, ты хочешь сказать, что собираешь все мои статьи?
и детей.
Что?
У тебя нет детей, а у меня внуков.
Да, я знаю. А тот некролог, та самая газета, до сих пор у тебя?
Всё у меня, кивнула она.
Я мчался на другой конец города в пижаме и ботинках на голую ногу. Я был в доме у матери через час, после того как узнал о её тайниках с моей писаниной. Влетел на пятый этаж, спотыкаясь на каждой ступени, понял, что ключей у меня нет, когда уткнулся в закрытую дверь, я слышал, как поднимается мама на скрипучем вековом лифте.