Что решили по поводу операции? Назар Егорович затрагивает болезненный вопрос. Становится по левую сторону от меня, спрятав руки в карманы медицинских штанов. Смотрит вдаль, но боковым зрением улавливает мои жесты и движения.
Хм Думаем, неопределенно отвечаю. Не хочу озвучивать истинную причину. Цена операции и последующей длительной реабилитации для нас неподъемная.
Теряете время. Чем дольше тянете после травмы, тем меньше шансы, безжалостно режет по свежей ране. Сколько лет прошло?
Шесть выдыхаю, не сводя глаз с мамы. Она работала строителем. Несчастный случай на одном из крупных объектов, цежу сквозь зубы, вспоминая тот роковой день, и осекаюсь. Мать почти не говорит о том, что произошло, и мне запрещает поднимать эту тему. Думаете, есть надежда поставить маму на ноги?
Надежда есть всегда, Богданов поворачивается ко мне лицом. Конкретно в ее случае шансы весьма высокие, но есть только одна клиника, которая за это возьмется. Я предварительно созвонился с главврачом, он готов вас принять. Поговорю с ним, чтобы цену снизил, насколько сможет.
Спасибо, но нахмурив брови, все-таки решаюсь спросить: Вам это зачем?
Сканирую его пристальным взглядом, цепляюсь за правую ладонь, на безымянном пальце которой поблескивает золото. Слышала, что Богданов разведен. Однако кольцо не снимает.
Я просто хочу вам помочь, ничего личного, чеканит невозмутимо и возвращается на свое рабочее место.
Не обронив больше ни слова, отдает мне бумаги. Видимо, мои подозрения задели его врачебное эго. Из-за этого я чувствую себя виноватой.
Простите, пожалуйста, шепчу, сминая уголки листов. Стою возле его стола, склонив голову, как школьница. Я не хотела
Все нормально, отмахивается. Мир жесток, а люди в нем скорее сожрут друг друга, чем помогут. Поэтому правильно делаете, что не доверяете. Бегите к матери, а то скоро отбой. Пообщаться не успеете.
Кивнув, покидаю кабинет и спускаюсь на первый этаж. Оказываюсь на площадке как раз в тот момент, когда мама заканчивает тренировку, а врач-реабилитолог помогает ей сесть в инвалидное кресло, которое словно оплетает ее щупальцами, обездвиживая. Забирает энергию, стирает улыбку с лица. Проклятье! Клянусь, я сделаю все, чтобы в скором времени коляска ей не понадобилась.
Доченька, при виде меня мама вновь расплывается в улыбке, лучезарной и солнечной, в отличие от той сдержанной, что была адресована Вячеславу Никитичу. На секунду забыв все тревоги и заботы, отвечаю ей так же искренне. Доехала все-таки? Я думала, не успеешь.
Приветствую приятного, добродушного доктора, который суетится вокруг мамы, и наклоняюсь, чтобы обнять ее.
Я же обещала.
Касаюсь губами взмокшего после физического труда лба, бережно поправляю выбившиеся из прически каштановые волосы, всматриваюсь в благородное фарфоровое лицо.
Мы с ней похожи, и раньше нас часто принимали за сестер. Мама выглядит моложе своего возраста, недаром Семен на нее в свое время глаз положил. Красивая, сероглазая, ухоженная и на тот момент при деньгах, потому что всегда достойно зарабатывала. После смерти папы она вновь стала завидной невестой. Впрочем, и сейчас, сидя в коляске, мама продолжает очаровывать мужчин, не прилагая никаких усилий. Ей не до флирта она давно списала себя со счетов. Похоронила, прибив воображаемую могилу огромным деревянным крестом. Правда, Вячеслав Никитич, судя по всему, воспринимает мою маму иначе. Видит в ней не только пациентку, но и женщину.
Взглядом прощаюсь с доктором, намекая, что мы справимся без него. Некоторое время напряженно смотрю ему вслед, а когда он скрывается за поворотом, обращаюсь к маме.
Я с риском для жизни пронесла «запрещенку» на территорию, шепчу заговорщически и достаю небольшой, герметичный контейнер из лучшей кондитерской в городе.
М-м-м, десерт «Павлова». Еще и из «Сладкой жизни», заглядывает мама внутрь и смеется. Балуешь ты меня. Хотя, знаешь, здесь на удивление хорошее питание. Как в санатории.
Я рада, что тебе нравится. Потому что я договорилась, чтобы тебе продлили путевку, поднимаюсь, бережно поправляя юбку, чтобы не смять и не испачкать. Ни на секунду не забываю, что костюм не мой, и его надо беречь.
Как? Лилечка, мы же договаривались! Деньги не тратим, только по квоте.
Вздохнув, вкладываю ей в руку бамбуковую вилку с логотипом кафе. Заставляю отломить кусочек пирожного.
Вкусно?
Шикарно, опускает ресницы и наслаждается сладким вкусом, пока десерт тает во рту. Попробуй, протягивает мне контейнер, но я отказываюсь.
Хватит мне, я в кафе успела перекусить, пока твой заказ ждала, лгу как можно правдоподобнее и, чтобы избежать зрительного контакта, становлюсь позади коляски и толкаю ее вдоль аллеи. Давай погуляем. Красиво тут у вас.
Какие прогулки! Ты за день небось со своими кнопками набегалась, заливисто хохочет мама, и от ее смеха в груди разливается медовая патока. Лучше у лавочки меня «припаркуй». Посидим, поговорим, заодно отдохнешь.
Как скажешь, останавливаюсь там, где она просит. Разворачиваю коляску так, чтобы мы с мамой были друг напротив друга. Удобно? присев на край скамьи, беспокойно осматриваю ее. Прикрываю пледом худые колени, кутаю ноги, ведь сама она не почувствует холода. Замерзнет и простудится.
Как вы там? Хорошо? Чем занимаетесь? засыпает меня вопросами, на каждый из которых я сдержанно киваю. Как Семен?
Работает. Сегодня на дежурстве в пожарной части, а так бы приехал, нагло вру, в то время как отчим лежит дома на диване. Смена у него завтра, но он заявил, что ему надо отдохнуть перед предстоящими сутками, и отказался ехать в центр. Он очень хотел тебя увидеть обрываю поток лжи, чтобы не перегнуть палку.
Мы созванивались. Пару дней назад лепечет мама, пытаясь вспомнить. Или еще раньше тише добавляет, с обидой и тоской.
Секунда и она преображается, будто внутренне встряхивается. Натягивает на лицо радостную маску. Теперь на этой аллее две лицемерки.
Я скажу, он позвонит. Просто боится тебя тревожить лишний раз.
«Козел ленивый!» проносится ругательство в мыслях. Как за компьютером сидеть, так он успевает, а с мамой парой фраз обменяться времени нет.
Повезло, что он у нас есть, мама буквально испытывает мою выдержку. Слушаю молча, сцепив зубы. Другой бы бросил меня сразу после травмы. А Сема столько лет рядом. Я спокойна, что о тебе кто-то может позаботиться в мое отсутствие. Все-таки близкие люди. Одна семья.
Меня передергивает от последней фразы. Родного отца я потеряла он погиб, когда мне было двенадцать лет. Но я помню, что он любил меня и был хорошим человеком. В отличие от прилипалы и хама Семена. Он никогда мне не нравился, однако я не смела идти против выбора мамы. Она имеет право на счастье.
У нас все хорошо, не переживай, повторяю, как мантру.
Догадываюсь я, как вам «хорошо», неожиданно срывается. Такие затраты на меня. Я для вас обуза. Балласт, поглощающий деньги.
Слезы текут по бледным щекам, а я стираю их пальцами. Поглаживаю маму по голове, как ребенка. Мы словно поменялись местами.
Прекрати, мам, это неправда, уговариваю ласково. В конце концов, у тебя пенсия.
Мизерная. Вам было бы легче, если бы шесть лет назад меня на той недостроенной многоэтажке насмерть придавило, грубо бросает, проклиная себя.
Тш-ш-ш! накрываю ладонью ее рот. Нельзя так говорить. Беду накличешь. И мне делаешь больно, сиплю с горечью.
Своими жестокими словами мама рвет мою и так исполосованную душу на части. Выворачивает меня наизнанку, топчет остатки сердца, превращая его в кровавое месиво.
Каждый раз я думаю, что не выдержу больше. Но судьба преподносит новые испытания. Надеюсь, когда-нибудь мои чувства умрут, а я стану роботом, безэмоциональным и стальным.
Но пока мне чертовски плохо и больно.
Прости, Лилечка. Измучила я вас совсем, мама продолжает причитать и плакать. Тяжело вам со мной. Я во всем виновата.
Это не так! хрипло протестую. Знаешь, мам, нам было бы легче, если бы ты шесть лет назад подала в суд на тех богатых уродов, по чьей вине в инвалидном кресле очутилась.
Мы не говорим об этом, холодно напоминает мать, погасив эмоции.
Судорожно вытирает лицо, часто моргает и пытается привести себя в чувство. Однако меня уже не остановить. Обида внутри меня кипит и выплескивается обжигающими словами:
Мало того, что они пренебрегли техникой безопасности, так еще и обставили все так, будто ты не на рабочем месте пострадала! Прикрыли свои богатые задницы, а ты им в этом помогла. До сих пор не признаешься, кто они и как компания называется.
Импульсивно сжимаю кулаки, сгорая от гнева. Ненавижу! Каждый божий день я мысленно проклинаю всех, кто был причастен к травме моей мамы. Их ошибки и безответственность повлекли за собой череду бед в нашей семье. Из-за них я с семнадцати лет словно живу в аду.
Нет, Лилечка, ни слова об этом больше, поднимает ладонь, показывая, что тема закрыта. Забудь. Зря я вообще я тебе рассказала. Я ведь не была закреплена за тем объектом, меня неофициально туда поставили на смену.
Тем более! не успокаиваюсь я. Столько лет я пыталась докопаться до сути, но спотыкалась о бетонную стену, возведенную мамой. Это ведь серьезное нарушение с их стороны. Они должны ответить перед законом.
Ты слишком импульсивна. В тебе говорит юношеский максимализм, а я повидала жизнь, размеренно тянет мама, успокаивающе поглаживая меня по предплечью. Я не хочу проблем. С такими страшными людьми лучше не связываться, себе дороже, переходит на шепот, озираясь по сторонам, словно нас могут подслушать. Ладно мне себя не жалко, так они и тебя со свету сживут, никого не пощадят. Не надо, вздохнув, отворачивается. Да и время прошло, ничего не доказать. Выбрось из головы!
Мамуль, перехватываю ее ладонь, сжимаю двумя руками. Подношу к губам, согревая дыханием прохладные пальцы.
Расскажи лучше, как у тебя в личной жизни дела? меняется в лице, расплываясь в улыбке, на которую я не могу ответить взаимностью.
Мамин вопрос ввергает меня в ступор. Молчу, пытаясь сохранить маску равнодушия и спокойствия, когда на душу обрушивается лавина эмоций. Отношения для меня табу. Ни одного свидания с семнадцати лет. Никаких мужчин. Я запретила себе даже мечтать о том, что когда-нибудь смогу быть счастливой, строить семью, планировать детей. Не заслужила, потому что до конца дней должна расплачиваться за свою ошибку.
Ты сегодня такая красивая приехала, сияющая, продолжает мама, с восхищением рассматривая выглядывающий из-под плаща костюм, который я вынуждена была надеть. Сразу после парня, наверное, ко мне примчалась? делает свои выводы, как бы невзначай поправляя складки дорогой, брендовой юбки. Признавайся, как его зовут?
Виктор Юрьевич, отзываюсь машинально, гипнотизируя взглядом шикарную ткань. Стараюсь не трогать ее лишний раз, чтобы не помять и не испортить. В сознании всплывает образ мрачного, сурового мужчины. Его деньги, брошенные на стол. Снисходительные слова, холодный, надменный взгляд.
Передергиваю плечами. Чужая одежда, которая никогда не будет мне по карману, обжигает тело. Хочется сорвать ее вместе с кожей.
Виктор Юрьевич, повторяет мама, перекатывая его имя на языке. Я жалею, что выпалила это вслух. Только сейчас понимаю, что невольно ввела ее в заблуждение. Как официально. Коллега, наверное? Прекрасно. Учителя самые честные, сознательные и ответственные люди.
Чем больше она говорит, тем сильнее я закрываюсь. Не хочется ее разочаровывать, но и слушать о том, что я могла бы жить обычной жизнью большинства девушек, больно и горько.
Главное, чтобы он был не из олигархов. Эти девушек как мясо воспринимают, грубовато добавляет, но тут же прячет непонятную мне обиду под улыбкой. Не надо нам богатых, правда?
Точно не надо, соглашаюсь искренне.
Виктор значит «победитель». Тебе только такой и нужен. Другой не выдержит твоего стального характера, бархатно смеется.
Мам, ты не так меня поняла, пытаюсь оправдаться.
Не мамкай, я тебя знаю. Кого угодно выдрессируешь, перебивает меня и дает больше ни слова вставить. Я так довольна, что у тебя все налаживается. Все-таки годы идут. Пора замуж и детишек. Хочу понянчить внуков.
Успею, мрачно обрываю ее поток речи.
Ну, да, не лезу. Сами решите. Главное, чтобы мужчина заботливый был и работящий. Чтобы тебя любил и ты его, а остальное приложится, наконец, мама замечает смену моего настроения. Чего поникла?
Устала за день, выдавливаю из себя некое подобие кривой ухмылки.
Не могу прийти в себя и вернуться в роль. Расшатанная, истерзанная. Внутренние демоны отплясывают ритуальный танец на моем сердце. Надо собраться, а сил не осталось. Я готова сорваться в любой момент и расплакаться на груди у моего единственного родного человека. Но тогда многое придется объяснить.
Благо, меня спасает мамин врач-реабилитолог, который вдруг появляется из ниоткуда.
София Павловна, пора возвращаться в палату, тепло обращается к ней. Давайте проведу.
Я тут с вами как в тюрьме, Вячеслав Никитич. Вы надсмотрщик, а я заключенная, произносит с легим налетом кокетства, которого сама не замечает.
Что вы, право, меня тираном рисуете. А я простой докторишко, скучающий на дежурстве, врач аккуратно разворачивает ее коляску и отодвигает от скамейки. И лишь выполняю свою работу.
Ладно, уговорили вы меня, докторишко, покорно складывает ладони на коленях. Надо мне доченьку отпускать, а то уснет на лавочке. Езжай домой, Лилечка.
Мама подзывает меня к себе, крепко обнимает на прощание, прижимается щекой ко мне. Шепчет на ухо, что все обязательно будет хорошо. Я хочу ей поверить, но суровая реальность не позволяет.
Смотрю вслед маневрирующей по аллее коляске, наблюдаю, как мама общается по пути с Вячеславом Никитичем, слышу отголоски ее тихого смеха.
Все-таки это было правильным решением определить ее в центр. Здесь ей лучше. Он чувствует себя полноценным человеком. И я сделаю все, чтобы так и было всегда.
Возвращаюсь домой глубокой ночью. Отчим безмятежно спит, и его храп разносится на всю квартиру. Ни капли не беспокоится о матери. Плевать ему на все. Какая же это «семья»?
Козел, произношу одними губами.
Тихонько скидываю обувь и на цыпочках крадусь в свою комнату, чтобы не разбудить его. Закрываюсь на защелку и только после этого переодеваюсь, бережно складывая костюм в пакет с логотипом. Туда же опускаю сохраненные мной этикетки.
Падаю в кровать, чувствуя, как гудят ноги. Хочется есть и в душ, но нет желания лишний раз сталкиваться с отчимом. В последнее время он ведет себя странно. Цепляется ко мне, грубит, когда рядом нет мамы, смотрит на меня как-то иначе.
От его слов и взглядов порой мурашки по коже и мороз вдоль позвоночника. От перспективы общаться с ним, даже мельком, сразу пропадает аппетит.
Уставившись в потолок, задерживаю дыхание, пока голова разрывается от мыслей. Малодушно мечтаю о том, как все мои проблемы решатся по взмаху волшебной палочки. Но так не бывает. Моя крестная фея не долетела до этой богом забытой квартиры. Застряла в сломанном лифте. И умерла вместе с надеждами.
Придется выкручиваться самой. В одиночку, как я привыкла.
Глава 6
Виктор
Вы сегодня рано, Виктор Юрьевич, вежливо щебечет секретарша, плавно, но на удивление сильно толкает дверь бедром, закрывая ее с характерным хлопком. Резкий грохот заставляет меня скривиться и недовольно зыркнуть исподлобья в сторону входа.