Строение человека не есть ли чудо? Да и всякий его орган, отдельно взятый, не есть ли чудо?
Как слепая сила могла сочинить человека, составить его тело из миллионов клеточек, устроить ему глаз со зрительным нервом из бесчисленного множества нитей, соединенных между собою неразрывными узами, одна другой мудренее, и такое же ухо, горло, язык со вкусом, осязание, мозг со тьмою составных частиц, подвижных, самосознательных, устроить дыхание, питание, кровообращение, пищеварение, произвождение, с сердцем, печенью, легкими и проч.?
Отправление каждого органа не есть ли чудо, а их совокупность и взаимное действие!
Сколько хитрости надо предположить в этих слепых, безумных силах, чтобы они могли выработать такую сложную, из разнообразных частей, колес, рычагов, винтов, пружин состоящую машину, с особенным уроком для каждой, машину, имеющую полное право на название малого мира![18]
Натворив столько всякой всячины, быв так могущественны и умны, как же эти силы перестали двигаться, остановились, как будто лишенные способности творить, предоставляя все, ими натворенное, на произвол случая, остались без занятия, ограничились сохранением status quo, обмерли, исчезли? куда делись?
Вселенная сотворилась движением силы. В чем же сила-то сама заключалась? Какой был ее первоначальный вид, и каким образом она вышла из него? Чем подвиглась?
Сила! Да отчего же ей вздумалось сотворить такую вселенную, а не иную? Откуда явилась у нее такая возможность?! Да и сама-то она откуда взялась? Как вздумала сочинять, и из чего начала творить вселенную?
Все это только слова, которые ровно ничего не значат, и которых никак понять не можем, как бы их ни обертывали!
Сила сотворила все, кто же этому всему предначертал план, сообщил разнообразие?
Одни говорят: сила; другие говорят: силы[19]. Если силы, то сколько же их? Как определилось их число? Явились они вдруг, или по очереди? Отчего же явилось столько-то, а не столько, например, пять, а не десять? Какие они? одинаковые или разные? В последнем случае отчего разность?
Они были всегда, не имели начала. Какую же имели форму, в каких отношениях находились между собою?
Сила, по общему употреблению языка, есть нечто отвлеченное, духовное[20]; она действует в чем-нибудь: нужно, чтоб прежде было что-нибудь, т. е. вещество.
Какое же было это вещество? Где оно находилось? Везде. Откуда явилось? Когда? Существовало всегда. В каком виде или количестве? Каким образом возникла или зародилась в нем сила?
По каким законам, в какой последовательности вещество развивалось?
А что сказать о природе на земле и о чудесном разнообразии и трех ее царствах: ископаемых, прозябаемых и животных? Взгляните, например, на яйцо: в кипе химической лаборатории Берцелиуса или Либиха можно видеть яйцо, которое у курицы образуется в сутки, заключается в непроницаемую скорлупу, и составляется из двух различных веществ белка и желтка, со множеством их удивительных свойств!
Почему число произведений такое-то, а не иное?
Опять те же вопросы неразрешимые, пред которыми нельзя поникнуть со страхом (хорошо, если б философы могли выговорить) Божиим!
Были средоточия сил, или в какой степени силы действовали из этого средоточия, равно или увеличиваясь в своем действии, акте творения?
Или сила была разлита во всем веществе, то есть, повсюду, без пределов? Вещество имело силу. А потом начала она сгущаться в известных пунктах, образуя пустоту около себя.
Образовать пустоту это что такое?
Или силы были, жили, представлялись, воплощались творением, то есть, все творилось собственною внутреннею силою, которая, следовательно, должна была также найти себе место, где б могла развиться, выразиться, наконец, человеком?
Тайны, поражающие мыслящего наблюдателя своею непостижимостью, возбуждающие его благоговение к мировой Премудрости, каким бы именем она ни называлась, в каком бы виде ни существовала!
Каким образом можно понять, допустить, чтоб вещество, какое бы ни было, но все-таки вещество, могло иметь или произвести такие свойства, какие имеет ум, с его памятью, воображением, творчеством? Нет, это не тоже, не вещество! Это что-то другое
Какие хитрости употребила эта сила, уложив мозг под черепом, проведя к нему миллионы различных путей от всех органов и частей тела, соединив в нем все впечатления, сообщив ему способности осмысливать их и передавать кому-то для дальнейших распоряжений с его полученным материалом? Неужели это была сила бессознательная, действовавшая, куда кривая ни вынесет?
Мы знаем пути, по которым впечатления внешнего предмета доходят через пять наших чувств до мозга; мы знаем, какое движение происходит в мозгу, в миллионах его клеточек, от того или другого впечатления.
Но как это движение осмысливается? Ведь это явление совершенно уже иное! Кем и кому доносится потом этот возникший смысл? Еще новое явление! Кто же, чем, заставляет этот мозг двигаться уже по своему распоряжению, без настоящих впечатлений, и производить новые мысли, как бы играя на фортепьяно? Кто берется импровизировать, сочинять новые увертюры?
Ум что это за чудо! Как он может заключать в себе все действительно прошедшее и настоящее, творить ежеминутно еще свое новое настоящее, прошедшее и будущее, возобновлять отсюда и оттуда, что заблагорассудится ему по выбору, производить вновь разные сочетания и выводить заключения, и в то же время оставаться как будто ничем!
А воля и сердце, действующие единовременно с умом!
Ум что это за вместилище беспредельное представлений, понятий, образов, со способностью творить миры новые, несуществующие, аки существующие, в связи с сердцем чувствующим, с волею решающей! Как было возможно приурочить все эти отправления к мозгу, и поставить их в исключительную его зависимость отказывается понять всякая мысль!
Зарождение мыслей в голове есть необъяснимое чудо, не меньше всех прочих чудесь, мысли принадлежат, кажется, собственно человеку, он думает и они налетают или возникают откуда-то, и он не понимает, как будто посторонний, каким образом это происходит. Только постучит, кажется, и вот является целый полк, и становится во фрунт, как рифмы на зов опытного стихотворца; творится целый мир, новый, беспрестанно сменяющийся, как море, которое волнуется.
Любовь! Есть ли она? Кажется, нельзя в том сомневаться (хоть она в наше время иссякает). Как же она сотворилась? По какому предусмотренному плану? С какой целью? Или тоже случайно? Что за назначение ее на земле, если принять систему какого-то безличного, господствующего, во всем мертвенно-живого механического закона?
А совесть? Что еще что такое? Какой закон, или какая сила ухитрилась поселить в человеке такое странное, анти-материальное чувство?
Наконец сознательная воля, врожденное любопытство, желание совершенствоваться, стремление куда-то, к чему-то, как будто тоска по отчизне, исключительные принадлежности человека не могут никакими намеками, никакими софизмами быть объяснены из материальных теорий.
Что сказать еще о языке и его происхождении? Как объяснить это явление? Языков есть несметное количество, слов есть миллиарды, по числу языков, и все эти различные слова производят одинаковые впечатления в умах каждого народа и у англичанина, и у эскимоса, и у жителя Огненной Земли! А Меццофантиево языкознание!
Есть один круг понятий у всех народов, у одного уже, у другого шире, по мере развития и образования, к которому все они, однако ж, способны, более или менее.
Ведь вот что модные философы заставляют делать свою неизвестную силу, которую между тем лишают смысла!
Сила бессознательная произвела миры, землю, человека, но так что никакой сознательный ум не может сочинить, вообразить лучше, правильнее, ни одной миллионной доли их миниатюры не может прибавить никуда ни одной йоты! Так ли это?
Сила производит из соответственных материалов снег, дождь, гром, изливает лаву, а каким образом производит она пальму, розу, ананас, кипарис, одарит их разным видом, вкусом, запахом? Как она поселит в сердце симпатию, вызовет смех, извлечет слезы, доставит удовольствие, сделает добро и зло?
Я понимаю, что слепая сила может произвести извержение Везувия, посредством подземного огня, и создать новый остров на море из готового материала, но наши философы хотят, чтоб сила и построила для них и дом на изверженном острове, разделила на несколько этажей с полным комфортом, и развела сад в английском вкусе для их прогулок, и устроила гроты для их оргий!
Все происходит по законам! Такой ответ нисколько не разрешает вопроса, и не удовлетворяет любопытства. Точно все происходит по законам, но откуда взялись эти законы, с чего начались? Когда? Каким образом? Какою силою? В чем состоят? Как сложились и обнаружились? По очереди? По одиночке! Вместе, суммою? Есть ли пределы для существования этих законов? Чем они держатся и условливаются? Развиваются, или нет? Есть ли пределы развития, или оно бесконечно? Кто, или что может положить пределы развития?
А до законов-то что было?
Закон, законы, все это только слова, как сила и силы, которыми утешается наше невольное невежество, и прикрываются, отстраняются неизбежные вопросы, оставаясь во всей своей силе.
И со всех сторон, куда ни оглянешься, окружены мы вопросами, тайнами и непостижимостями.
Жизнь, Смерть. О чудесе! Что сие еже о нас бысть таинство!
Что на земле не есть чудо? А на небе?
Какая часть, частица природы, не заключает в себе тайн, пред которыми беспрестанно должен останавливаться пытливый ум, разбирающий иногда по складам какие-нибудь простые или осязательные явления? (1)[21]
Об ограниченности разума[22]
Ничего основного понять нельзя, первые причины остаются в неизвестности, и покрывало с Изиды поднять никто из смертных не был в состоянии. Все науки описывают и объясняют, так или иначе, с грехом пополам, явления наглядные, подлежащие чувствам (или считают себя понимающими), проникают иногда в связь между некоторыми явлениями, но далеко не между всеми, и определяют взаимное действие, о чем, впрочем, не прекращаются споры, доходят иногда до причин, ближайших, то есть пятых, десятых, и наконец пред к первыми становятся в тупик или попадают впросак.
Все философы только что сменяются круговращение! И что же такое философия, спрашиваешь себя, наконец. Она заикается на первом слове, или начинает предположением, выводит из него следствия, делает заключения, то есть, строит дом на песке, который и стоит только до первого вихря, очищая место другому, такому же скудельному зданию, избушке на курьих ножках. (2)
Во всех системах принимается, предполагается нечто; и на этом нечто строится уже система, следовательно, всякая такая система есть условная. А нет ничего такого сущего, твердого, верного, положительного, что должно бы безусловно принять за основание.
Сколько систем было на свете! И все эти системы сменяются, как сменяются листья каждую осень. Всякий молодец на свой образец. Этого мало: они спорят между собою, и бьют друг друга наповал. Хоть бы начинали так: Кажется мне вот что. Нет, каждый думает, что он нашел истину
История всех наук представляет одни и те же явления: чем более кто занимается какой бы то ни было наукою, тем яснее видит, пройдя известный путь ее, что он упирается в глухой переулок и тайну. Чем более кто знает, тем яснее понимает, что не знает ничего главного, основного, а знает только поверхностные явления, отношения, условия взаимные влияния. Мы не понимаем вполне даже собственных дел своих, условий своего сочинения, то есть Истории, состоящей из событий человеческой жизни.
Все наши поскудные[23] объяснения, из которых с каждым, если кому удается найти какое, мы носимся, кудахча, как курица, снесшая яйцо; все наши науки, которыми мы так кичимся, в какой пропорции относятся к чудесам мира сего? (А тот!) Как пылинка к солнцу, как капля к океану[24]. И есть люди, особенно в наше время, которые бывают очень довольны своими открытиями, и, снеся по яйцу, чаще по болтуну, удостаиваются апофеоза пред рукоплещущей толпою!
Судя по тем малым успехам, как бы, кажется, уму не смириться! Коли он так несостоятелен даже относительно того, с чем он мог бы кое-как справиться, то как же ему топыриться к недосягаемому, и, при сознаваемой ежеминутно невозможности, как ему можно отвергать с дерзостью его существование![25] Щепкой он хочет сдвинуть гору, не может, и вместо того, чтоб, отерши с себя пот, сознаться в бессилии, он отрицает и даже произносит хулу[26]: не дерзкая ли это и вместе безрассудная гордость! (3)
Солнце ударило в окно, под которым мне случилось спать. Я проснулся и увидел пред собою столб атомов, кружившихся в пределах его лучей. Иные между ними падали, как звездочки блестящие. Не так ли кишат и вращаются миры в беспредельной вселенной? Что же значит человек в этой бездне? Он обнимает, правда, своею мыслию, летает над всеми мириадами миров, но оборотится на себя и не находит ни единого слова в объяснение своей сущности, чувствует только свое ничтожество. Но не в этом ли чувстве и заключается его величие? При всем могуществе, в сознании ничтожества, в смирении!
Науки должны бы, подходя к первым причинам, к причине причин, к завесе, отделяющей Святая Святых, восклицать: Двери, двери! Премудростию вонмем! (4)
(Удивительная способность человека, отвергая все высшее, веровать в собственные догадки и фантазии, и довольствоваться ими; отрицать все[27]; съехавши на нет, успокаиваться, да и других успокаивать, даже негодовать, зачем не успокаиваются!)
Все чудеса эти мы должны допускать, признавать, принимать, comme faits accomplis[28], потому что они перед нами, около нас, у нас, в нас. И человек не может не чувствовать пред ними благоговения, если он еще не одеревенел, не окаменел, не ожесточился, не сроднился задним числом с своим Дарвиновым прародителем, подобно нашим несчастным аки-философам. Ум человеческий должен преклониться пред этою премудростию и непостижимостью со страхом! (5)
Не такой ли страх (Божий) древний Соломон почитал началом премудрости?
Мудрейшие люди на свете были всегда убеждены в ограниченности разума, и сознавались в своем невежестве!.. Я знаю, что ничего не знаю, говорил Сократ. Другой мудрец сказал даже: ничего нельзя узнать, ничему нельзя научиться, ни в чем нельзя удостовериться: чувства ограничены, разум слаб, жизнь коротка. (6)
Что же остается делать человеку, спросили бы мы его? Он, разумеется, отвечал бы: не знаю[29].
Настоящий материалист, знакомый вполне с миром материи, должен бы быть самым благочестивым человеком; по преимуществу он должен бы, кажется, делаться самым пламенным идеалистом!
И гений науки положительной, Ньютон, снимает действительно шляпу, произнося имя Божие. (7)
Поверхностное знание в философии природы, говорит Бакон, ведет к атеизму, глубокое знание приводить к Богу.
Вселенная, природа земная, человек каким образом бессознательная сила, или совокупность бессознательных сил могла сотворить все сущее разнообразие? Кто начертил им план, кто сделал рисунок, назначил количество материалов, почему число их было ограничено так или иначе?
Из миллионов клеточек состоят разные органы в человеке, которые взаимно действую друг на друга, подвергаясь в тоже время множеству других влияний. А там еще беспредельные миры, мириады звезд, отстоящих одна от другой на неизмеримые расстояния, и, опять-таки, взаимно действующие одна на другую, что земля замечает на себе по солнцу и луне. И все это сотворилось само собою по неизвестному никому плану, которого миллиардную долю, йоту единую, величайшие гении сочинить, прибавить, убавить не могут!