Я хочу кое-что продать.
Но почему вы обратились именно ко мне?
Потому что я не знаю других богатых людей.
Ну, слухи о моем богатстве явно преувеличены вот ваша тетушка она действительно была богата
Тсс! снова зашипела Василиса. Вот о ней лучше не нужно говорить!
Понятно, отозвался Паперный, хотя на самом деле ничего не понял. Так о чем, собственно, речь?
Об иконе! прошептала Василиса страшным шепотом. Об очень дорогой иконе. Московская школа, шестнадцатый век или семнадцатый. Очень знаменитый иконописец. Какой-то Иоанн. Серебряный оклад, все как положено но давайте я вам ее покажу, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать
Икона? переспросил Паперный и с сомнением пожевал губами. Вообще-то я интересуюсь иконами и неплохо разбираюсь в них, но не уверен
Да вы на нее только посмотрите!
Ладно, покажите, что там у вас вы меня действительно заинтриговали
Василиса расстегнула свою сумку, полезла в нее, достала доску, завернутую в несколько газет «Козловский вестник», развернула и торжественно положила на прилавок.
Паперный уставился на икону и недовольно поморщился:
Вы говорите, шестнадцатый век?
Или семнадцатый, может быть, семнадцатый. Насчет шестнадцатого я не уверена.
Насчет семнадцатого я тоже очень сомневаюсь.
А почему это вы сомневаетесь?
Потому что ни в семнадцатом, ни тем более в шестнадцатом веке офсетная печать еще не была изобретена.
Что?! возмущенно воскликнула Василиса. Какая еще печать? Это настоящая икона, московская школа! Она оценена в несколько миллионов долларов!
Очень сомневаюсь.
Да что вы заладили сомневаюсь, сомневаюсь я понимаю, вы хотите сбить цену. Ну, так скажите, сколько готовы за нее заплатить. Пусть не миллион долларов, пусть меньше, но назовите реальную цену или я пойду к другому человеку!
Да пожалуйста, идите к кому угодно! Вам никто за нее и ста долларов не даст!
Что вы такое говорите? В голосе Василисы растерянность смешалась с последними остатками надежды. В Лондоне за нее предлагали миллионы московская школа да один серебряный оклад чего стоит
Серебряный? Паперный поморщился. С чего вы взяли, что он серебряный? Это не серебро, а дешевый сплав на основе цинка, штамповка и гальваническое покрытие.
Не может быть
Поверьте мне, я в этом разбираюсь. Паперный колупнул оклад ногтем, под серебристой поверхностью проступила блеклая тускло-серая основа.
Но сама икона московская школа знаменитый иконописец таких икон сохранилось всего две или три
А сама икона я вам еще раз говорю, дорогая моя: это офсетная печать, дешевка для туристов. Правда, насчет московской школы вы, пожалуй, правы
Вот видите, я права!
Ну да, такие иконы печатают в Москве, на Солянке, и сбывают туристам на Арбате они и мне хотели предложить на продажу, но я отказался не хочу торговать ширпотребом, не хочу терять репутацию приличного магазина
Не может быть! Вы пытаетесь меня обмануть! в отчаянии вскричала Василиса.
Да взгляните же! Борис Семенович подцепил уголок иконы тем же ногтем, осторожно потянул и от доски отклеился краешек бумаги с цветной печатью. Вы видите? Рисунок печатают на бумаге и потом наклеивают на доску. Даже не на доску, а на кусок ДСП древесно-стружечная плита пояснил он, заметив в глазах Василисы явное непонимание.
Я знаю, что такое ДСП! произнесла та трагическим, дрожащим голосом. Я не знаю только, как дальше жить! Я утратила последнюю надежду!
Вот здесь я вам ничем не могу помочь! Борис Семенович Паперный развел руками.
За что? воскликнула Василиса. За что мне это Что я им всем сделала?
Она завернула злополучную икону в мятые газеты, с ненавистью затолкала ее обратно в сумку и, понурившись, вышла из магазина и поплелась к дому
Паперный пожал плечами и занялся своими делами.
Василиса же пошла к дому кружным путем, бессильно сгорбившись и шаркая ногами. На плечи ее давил непосильный груз. Делать было решительно нечего, только пойти в сарай и повеситься. И она всерьез думала, как это сделать, вспоминала, есть ли дома достаточно прочная веревка, нужно ли ее мылить или и так сойдет. Можно, конечно, наглотаться материных таблеток, но вряд ли она умрет, на мать вон они вообще не действуют.
Она свернула к речке и посидела немного на обрывистом берегу, тоскливо глядя вниз. Прыгнуть в воду? Но тут, под обрывом, мелко, а где глубоко, там она выплывет. На этой речке выросла, плавает хорошо. Нет, лучше повеситься.
Она бросила икону с обрыва в воду пускай себе плывет. Надо же, тетка какой сволочью оказалась. За что она на них так? Что ей мать плохого сделала? И мать тоже на нее зверем смотрела. Впрочем, она сейчас всех ненавидит, особенно единственную дочь. Все, кончилось Василисино терпение, больше она не может так жить.
Она открыла калитку и сначала хотела вообще не заходить в дом, а сразу заняться своим делом в сарае, но вспомнила, что подходящая веревка лежит в доме. А когда она вошла в дом
Мать лежала на полу, лицо ее было серого цвета, и поза такая, что Василиса сама едва не упала от страха. Ноги не держали, она опустилась на пол и подползла к мертвому, как она думала, телу.
Мама! Что с тобой?
Глаза матери открылись, рот искривился, из него потекла на подбородок ниточка слюны.
Господи! Василиса вскочила на ноги и заметалась по дому в поисках телефона.
«Это я, стучало у нее в мозгу, я ее ударила но когда я выходила, она сидела за столом»
Старенький мобильник разрядился. «Скорую» вызвали соседи.
Ты куда это собралась? спросила Мария, видя, что сестра красится перед зеркалом.
Это хорошо, что у нас с тобой выходные совпали, ответила Татьяна, вместе пойдем.
Куда еще вздохнула сестра, зная уже ответ.
Куда-куда, весело сказала Татьяна, на кудыкину гору воровать помидоры! Квартиру пойдем смотреть нашу!
Давай уж подождем, пока с теткой все образуется. Ну, похороны, отпевание чтобы все по-человечески
Нечего ждать! Татьяна бросила многострадальный карандаш для бровей. И так уже сколько ждали
Ох, Танька, чувствую я, что не будет нам ничего хорошего вот такое у меня предчувствие
Не дрейфь, Маня, прорвемся!
Вы чегой-то пришли? спросил сестер знакомый охранник у фабрики. Вроде сегодня не твоя смена, Татьяна прямо дня не можешь прожить без работы?
А мы к начальству на прием! К Виктор Палычу!
Так сразу и к начальству хмыкнул охранник. То-то я смотрю, Татьяна так расфуфырилась!
Завидуй молча! Татьяна, как всегда, не могла не оставить за собой последнего слова.
Они прошли мимо кондитерского и конфетного цехов к конторе. Поднявшись на второй этаж, Мария оробела и притормозила, зато старшая сестра перла вперед танком.
Виктор Палыч на месте? спросила она, сунувшись в приемную, где дебелая секретарша Алена сосредоточенно выщипывала брови перед настольным зеркалом.
А вам зачем? Алена дернула слишком сильно и рассердилась.
По делу! рявкнула Татьяна. Тебе докладывать не станем!
Все знали, что управляющий фабрикой Виктор Палыч солидный немолодой мужик любит дебелых блондинок, но, по выражению местного шутника, «странною любовью», то есть продолжается эта любовь ровно год, после чего секретарше вежливо указывают на дверь, а ее место занимает такая же сдобная блондинка, желательно натуральная, но и крашеная тоже сойдет.
Алена работала секретаршей уже десять месяцев, то есть срок подходил к концу, поэтому Татьяна с ней не церемонилась.
Нет его, прошипела Алена, в цех вызвали, там конвейер встал.
Врешь! остервенилась Татьяна. Я же не глухая, слышу, что он работает!
Значит, починили конвейер. Алена равнодушно пожала плечами, и тут широко распахнулась дверь и вошел управляющий, как всегда хмурый с утра.
Вы чего это тут? буркнул он, увидев сестер.
А я им говорила, что вы не принимаете, а они влезла Алена, но начальник мотнул головой, чтобы замолчала, и открыл перед сестрами дверь кабинета.
Ну? Какое у вас дело?
Вот! Татьяна жестом фокусника выложила на стол бумагу, что дала им Анна Ильинична при последней встрече. Вот квартира теперь наша, хозяйка нам ее отдала!
Это чтой-то? Виктор Палыч достал из ящика стола очки и углубился в чтение бумаги.
Надо сказать, что много времени ему не понадобилось. Он отложил документ и посмотрел на сестер поверх очков. Глаза его весело блестели. Татьяна сочла это хорошим знаком, более осторожная Мария забеспокоилась.
Значит, квартира, Виктор Палыч хмыкнул. Значит, Анна Ильинична вам ее отдала?
Отдала! энергично подтвердила Татьяна.
Насовсем?
Насовсем, там же написано вот, я, такая-то и наши паспортные данные, все честь по чести. Так что не надо резину тянуть и переспрашивать, все же ясно!
Ясно? Управляющий опустил голову и покусал губы. Ну ладно, тогда пойдем квартиру смотреть!
И он распахнул перед сестрами дверь. Татьяна прошла мимо секретарши, гордо подняв голову, Мария глядела исподтишка. Что-то не давало ей покоя, возможно, слишком веселые глаза управляющего Виктора Палыча. Все знают, что человек он суровый, особенно с утра, так с чего это его сейчас так разобрало?
Они вышли из конторы, причем сунувшейся к нему по дороге бухгалтерше Зинаиде управляющий сказал, чтобы зашла после, сейчас у него важное дело, прошли мимо цехов и свернули по тропинке, почти скрытой разросшимися кустами. Через три минуты подошли к двухэтажному деревянному, довольно большому дому.
Ну? спросил управляющий. Вот и пришли.
Точно, тут раньше они жили, на втором этаже квартира, вон окна затараторила Татьяна и замолчала, ощутив удар в бок.
Она подняла глаза и оторопела. На втором этаже окон не было. На первом были небольшие, забранные железными решетками, а на втором ни одного. И следа тех окон не осталось, аккуратно так были они забиты досками.
Это как это? не удержалась Мария, в то время как Татьяна молча пялилась на дом. Там же света дневного нету!
А вы войдите, посмотрите, может, что и поймете сдавленным голосом сказал Виктор Палыч.
И снова Марии очень не понравился его голос, слишком веселый. Но Татьяна уже бодро взбежала по ступенькам, и Мария за ней поспешила войти.
Помещение показалось им очень большим, потому что не было никаких перегородок. И потолка не было, снизу видны были стропила и крыша.
Что это? Где же квартира? Три комнаты и кухня растерянно заговорила Татьяна.
А нету. Управляющий не удержался и фыркнул: Давно уже нету никакой квартиры. Дуры вы деревенские, вздохнул он, разглядев опрокинутые лица сестер, напарила вас Анна Ильинична, уж конечно, не тем покойница будь помянута.
Может, она не знала
Все она знала, ведь как только построил Николай Федорович дом в стороне от города, так квартира пустая стояла. А внизу тогда лаборатория была, так ее в другое место перевели, отдельное помещение выделили, потому как там оборудование новое, дорогое. А этот дом Голубев распорядился под склад отвести. Ну, перекрытия сломали, чтобы просторней было, вот и все.
А как же бумага, документ она сама нам дала
А документ этот управляющий побагровел от злости, его и в сортире нельзя использовать, жесткий очень! И идите вы уже отсюда, не смешите людей! Я уж так и быть, никому не скажу, а то весь город над вами потешаться будет!
Сволочь какая эта тетя Аня оказалась, ругалась Татьяна по дороге, хорошо, что она умерла, а то бы я ее сама, своими руками не задумываясь
Тише ты! сестра дернула ее за руку. Говорила я тебе, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Ты говорила неожиданно согласилась Татьяна. И с чего это я ей поверила? Ведь она нас всю жизнь терпеть не могла и маманьку вечно гнобила. То убирает мать плохо, то ложки серебряные пропадают Сама спрячет, потом найдет, зараза. Условие поставила нас в дом и на порог не пускать. А только мы ведь все равно лазили к маманьке, когда ее дома не было, верно?
Верно
Особенно ты. Все тишком да молчком, а ведь все углы в том доме облазила.
Ну да
Эх, знать бы, что они сбегут и дом их сгорит, сколько всего взять можно было бы! вздохнула Татьяна. Там добра было навалом, немерено, все прахом пошло, в огне сгорело И ведь ничегошеньки не брали мы, мать строго-настрого наказала, боялась, что Голубев ее уволит. Верой и правдой им служила, дом вылизывала, каждую рубашку ему по два раза переглаживала. Ну, за то хозяйка нас и отблагодарила Мань, ну ты скажи, откуда такие сволочи берутся?
Сестра не ответила.
На следующее утро Григорию позвонили из больницы и сообщили, что врачи дали свое заключение о смерти его тети и что тело выдадут завтра. Козловск город маленький, так что возле ЗАГСа, где он оформлял документы, он встретил Ксению, которая вышла, как она сказала, прогуляться. На самом деле ей хотелось осмотреться.
Здравствуйте, родственник! обрадовалась она. Вы позволите вас так называть?
Если вам так нравится Он улыбнулся и с удовольствием оглядел ее.
Сегодня было тепло, и на Ксении было открытое летнее платье, все же неяркое, в неявный рисунок. Волосы забраны высоко, открывая длинную, красивую шею. Она сняла темные очки и улыбнулась ему дружески, приветливо.
Отчего-то с этой молодой женщиной ему было легко. Они шли по главной улице, встречая знакомых. Мужчины смотрели на Григория с завистью ишь какую красотку отхватил, женщины делали вид, что ее не замечают.
Вы, я смотрю, очень популярны усмехнулась Ксения.
Просто маленький город, вздохнул он. Все друг друга знают. О, Михаил!
Это тоже был родственник, муж той самой неприятной Эльвиры, да вот она и сама рядом с ним. Сегодня Эльвира была преувеличенно любезна с Григорием, даже ласково погладила его по руке.
Ксения рассматривала Михаила. С виду полный тюфяк, хотя здоровый, крупный мужчина. Если бы убрать с лица это выражение преувеличенного равнодушия ко всему на свете, и уныло опущенные уголки губ, и тихий невыразительный голос, то мог бы быть и ничего себе. Ну, одеть, конечно, получше, подстричь
Но ничего этого нет, и жене его не приходит в голову этим заняться. На мужа вообще не смотрит, стреляет глазами на проходящих мужчин, с Григорием преувеличенно любезна. Даже Ксения знает, что она его терпеть не может, потому что завидует наследству. Было бы чему
Уф! Григорий перевел дух. Откровенно говоря, противная баба эта Эльвира.
Да я поняла уже.
Знаете что, Ксения? Давайте посидим где-нибудь, а то получается, что я вас всем показываю, со всеми вас знакомлю, еще поймут неправильно
А вы так этого боитесь? поддразнила его Ксения. Или вы несвободны?
Вот как раз в этом плане я абсолютно свободен! Было видно, что он обрадовался тому, как обернулось дело. Еще было видно, что Ксения ему нравится и он рад, что она его поощряет.
Ксения подумала, что он рад наступающей для него новой жизни: вот и женщины красивые на него внимание обращают. И еще Ксения поняла, что он хоть и не семи пядей во лбу, но все же достаточно умен, чтобы сообразить, что не его это заслуга, а его будущего богатства. Да, больно падать будет, Гриша
Можно тут где-нибудь посидеть со вкусом? Я есть хочу! капризно сказала Ксения. Только не приглашайте меня в тот пафосный ресторан, как его «Золотая подкова»?
«Серебряное копытце», мягко улыбнулся Григорий. Он вам не нравится?
Да как сказать интерьер бы надо сменить, а то эта псевдороскошь купеческая как-то уже не трогает и не впечатляет. И опять же кофе это просто кошмар! Вот барменшу Люсю точно нужно уволить и взять мальчишку, который умеет с кофемашиной обращаться и кокошник носить не будет.
Деловая вы женщина, как я посмотрю