Училась там, окончила ремесленное училище. Когда началась война, пошла на авиационный завод, на «двадцатый», собирать рации для самолётов. Потом потребовала по комсомольскому набору отправить меня сюда, в Калининград. На восстановление.
Так уж и потребовала?
А чего такого-то?!
Томка звонко рассмеялась.
Я там на этого парня, ну, который направления в нашем рыбинском горкоме оформлял, так напёрла, что он мне за пять минут нужную бумагу подписал! Бабушка дала мне с собой одеяло и подушку, вот, видишь, узел какой получился?! Вот я и поехала сюда.
Работать?
Ага. Ну, конечно, ещё места новые посмотреть, что за область такая, про которую все говорят. Вот так.
Томка снова беззаботно махнула веточкой.
А ты?
Я?
Мария помолчала.
Там, дома, никого уже после войны нет. До войны я библиотекарем была, а здесь другие люди будут, новые дела, заботы.
Хотелось плакать.
Пришлось ещё помолчать.
Томка тоже молчала.
Маш, а ты замужем была?
Была.
А-а
Мария негромко продолжила.
У нас в райцентре только семейных сюда и отправляли. Я показала им свои бумаги. Так мол и так, вся моя семья это я. Одна осталась, так что не имеете никакого права меня не отправить в Калининград! Буду со всем советским народом восстанавливать город, я же сознательная! Не нужно мне никаких ваших переселенческих билетов, никаких ссуд на корову, на хозяйство. Просто разрешите ехать, а со всем остальным я справлюсь сама.
Разрешили?
С тревожным вопросом Томка взглянула на Марию, куснула ноготь на мизинце.
Видишь же я здесь.
Ах, да!
Томка болтала не останавливаясь. Рассказывала про свою довоенную жизнь, про школу, между делом изредка спрашивала у Марии о ней. Снова вспоминала свой волжский Рыбинск, друзей, бабушку.
Мария откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза, слушала, изредка отвечала.
Пахло тёплой черёмухой.
Я ведь ещё вчера в Калининград приехала. Тётечка одна по дороге подсказала, что лучше всего в рыбный колхоз нужно оформляться, мол, работа на воздухе, да и еда всегда своя будет. Ну, узнала я в здешнем рыбтресте что и как, сказали, что машина в посёлок будет отсюда ехать, вечером. Я опоздала, пока с чемоданами добежала, людей много в машину грузилось, несколько семей, разные, и молодые, и пожилые. Дед один даже козу с собой привёз! Коза орала на весь двор, пока её в кузов поднимали!
Томка вздохнула.
Вот я вчера и не уместилась, не хотела семейных по отдельности распихивать. Сказали, что сегодня ещё машина будет, отправят. Пошла местный горком комсомола искать, а он оказался на соседней улице. Рассказала там ребятам свою историю, что, мол, отстала от машины. Показала комсомольское направление. Девчонки, которые на ночь оставались в горкоме дежурить, приняли меня хорошо, чаем сладким напоили! Сказали, что на стульях в ленинской комнате можно будет переночевать. Мы с ними целый вечер болтали, они мне такого про этот Кёнигсберг порассказывали, просто ужас! Я каждую секундочку ахала. Ты не поверишь!
Девчонка в восторге взяла Марию за руку.
Слушай, Маша! А давай-ка к нам, к рыбакам! Этот колхоз, оказывается, на заливе сейчас организуется! Всё с самого начала, всё самим придётся делать! Интересно же! Поехали?! Сюда переселенцы из Белоруссии, Пскова, из Ростова, из твоего Новгорода тыщами, семьями едут! Даже из самой Москвы приезжают, представляешь! Власти демобилизованных парней целыми бригадами на новые места, на залив отправляют! Девчонки в местном горкоме комсомола по секрету мне сказали, что там уже есть астраханская бригада, человек двадцать, все неженатые! Женихов себе найдём, Машка! Ты же вон какая видная! Ну, поехали, а?! А то ведь у меня здесь, кроме тебя, никого знакомых совсем нет
Мария помолчала, прищурилась, посмотрела на молоденькую, бойкую Томку.
Думать надо
А чего тут думать-то?! Я ж тебя понимаю. Едем, едем! Ну? Места новые, люди другие, непривычные, быстрее всё своё плохое позабудешь.
Жаль было дальше терзать девчонку, расхохоталась и Мария.
Ты чего?! Не хочешь к рыбакам?
Как же не хочу, глупая! Хочу, ещё как! Я уже и направление туда выписала! Это же какое совпадение, что мы с тобой тут сидим, болтаем, а, оказывается, в одно место едем!
Ах ты Машка, какая же ты молодец! Ты хорошая! Мы с тобой там вместе держаться будем, помогать во всём станем! Как здорово! Вот это да!
Не усидев от волнения Томка вскочила, затанцевала возле скамейки.
Ура! У меня уже есть подруга! Ты же мне подруга, Маша, да?! Знаешь, как нам там месте веселее будет!
Да, да, знаю, конечно. Успокойся ты, егоза, люди смотрят!
Мария уговаривала девчонку, а сама волновалась, не веря.
Всё начало совпадать.
Какие же здесь хорошие люди!
Они обе устали.
На тёплом солнышке тянуло в сон.
Томка вздремнула, опустившись кудрявой головой на свой узел.
В ворота зашли и скоро ушли две женщины с детьми, приехала машина с чем-то военным, солдаты сноровисто разгрузили в дальнем углу комендатурского двора какие-то ящики.
Томка!
А?! Чего?
Девчонка вскочила, поправила волосы.
Что, уже ехать? Где? Куда вещи нести?!
Никуда. Проснись сначала, тюха. Причешись, лохматая вся после сна. Вот, держи
Мария вынула из своих волос гребенку.
Ты есть хочешь?
Немного.
Томка с улыбкой зевнула, потянулась, поправила светлое платьице.
Тогда узнай у солдата, где тут у них можно кипятку взять. У меня последняя банка тушёнки осталась, из дома брала
А у меня хлеб есть!
Томка захлопала в ладошки, затараторила, окончательно проснувшись.
Вчера, у комсомольцев, в горкоме, всем, кто документы у них оформлял, давали паёк под роспись, по буханке в одни руки!
Тогда бегом за кипятком.
Бегу!
Мария развязала рюкзак.
И кипяток на комендатурской кухне отыскался, и повариха три кусочка сахара Томке там дала, так что всё у них получалось хорошо.
Только кружка одна! Тётечка сказала, что мы с тобой справимся, и из одной хорошо попьём.
Справимся.
Мария уже постелила на скамейку платок, открыла тушёнку. Томка опустила на доски скамейки большую жестяную кружку, подула на пальцы.
Еле донесла! Горячий.
Хлеб порезали экономно, по два кусочка на каждую.
Договариваемся не барствовать. Когда ещё придётся за стол садиться, не знаем, согласна?
Ага
Томка жадно откусила от горбушки, поддела ножиком тушёнку из банки.
Вкуснота!
Оказывается, здесь, в этом фашистском городе, жить та-ак страшно!
Томка жевала и размахивала руками.
Мне девчонки в горкоме комсомола такое об этом проклятом Кёнигсберге понарассказывали! На ночь глядя жуть! Я потом долго заснуть не могла.
Томка опустила руки, горько вздохнула.
Как только в позапрошлом году здесь наша область образовалась, люди сюда толпами поехали, по двадцать тыщ в месяц! А продуктов-то нет, на всех не хватает! Ни нашим, ни гражданским немцам, которые ещё здесь оставались, не хватало. Хлебные пайки даже для своих страшно урезали, иждивенцам хлеб вообще отменили.
Неработающие немцы продовольственного снабжения не получали, были голодными и истощенными. Начальство говорило, что немецкое население отрицательно влияет на ударное освоение новой области!
А тут ещё страшные морозы грянули! Даже местные немцы таких не помнили. Они поели всех собак и кошек в городе, даже людоеды здесь тогда появились!
Не может быть!
Может, ещё как может!
Томка горячилась, доказывая недавно услышанное.
Девчонки говорили, что в прошлом году в этом проклятом Кёнигсберге наши органы замучились ловить немецких преступников! Те продукты воровали, грабили, даже убивали! Аптекарь один, немецкий, убивал людей, даже своих родных, а их мясо раскладывал по банкам и продавал
Томка затихла, совсем по-девчоночьи пригорюнилась.
Но и нашим переселенцам было очень трудно Только летом, да по осени, с новым урожаем стало полегче.
Понимаю.
Мария встала со скамейки, выпрямилась, поглядела по сторонам.
Я, когда ехала сюда по городу, всё думала, как же люди в такой разрухе, после бомбёжек-то жили, зимовали?! Наша армия тоже ведь никого здесь не жалела, наступали изо всех сил
Так ведь не так всё было, Маша!
Томка снова повеселела, начала размахивать почти пустой кружкой и недоеденным хлебом.
Не наши же это город так изуродовали! Он же красивый был, древний! Ещё в сорок четвёртом союзники наши, англичане, сожгли Кёнигсберг! Налетели своей авиацией, зачем-то набросали на мирные улицы кучу бомб! Пожары, говорят, неделю стояли! Всё, что сейчас видно, это после тех самых бомбёжек! Вот так, и не наши это совсем сделали.
Погоди-ка
Мария заметила, как солдатик в будке поднял трубку телефона, дисциплинированно покивал, посмотрел через стекло во двор, потом выскочил на вечернее солнце, внимательно рассматривая из-под ладошки угрюмую, уставшую ждать толпу, в которой каждый занимался чем-то своим.
Увидал, опознал под деревьями Марию, рысцой, громыхая подкованными сапогами по брусчатке, подбежал к скамейке.
Товарищ майор приказал вас поторопить! Велено грузиться! Ваша машина вон та, крытая, справа от входа! Попрошу собирать вещи быстрее, а то не успеете.
Не успели.
Тамарку, с её богатыми чемоданами и клетчатым узлом, удалось последней запихнуть в тесноту кузова, а Мария осталась.
Машка, Машка, давай! Попробуй, ну! Давай же!
Не. Не получится.
Местов больше нет! Отправляемся!
Весёлый кудрявый водитель высунулся из кабины, густо погудел сигналом.
Постерегись!
Грузовик тронулся.
Мария опустила чемоданчик и рюкзак на брусчатку двора, поправила сбившийся беретик.
Помахала Томке.
Ничего! Я скоро! Скоро тоже приеду!
Перед самыми воротами водитель ещё раз высунулся, захохотал, посмотрел назад, в сторону Марии.
Не волнуйтесь, дамочка! Не скучайте тут без меня! Я завтра тоже на залив, в посёлок, с утра поеду. Путёвку уже выписал, в восемь ноль-ноль буду здесь, так что не проспите!
Одна.
Железные ворота скрипнули, закрылись.
Другой солдат, сменщик прежнего, смешного, отметил что-то в бумажке и скрылся в будке.
Ну, ничего, не получилось с первого раза, с кем не бывает
Мария спросила разрешения у часового, с рабочего входа прошла в здание комендатуры, на кухню.
Здравствуйте!
Откликнулись двое поварих, плотных пожилых женщин, мешающих что-то деревянными лопатами в дальнем варочном котле.
И вы здравствуйте. А что вам в служебном помещении понадобилось?
Ничего. Отстала вот от машины, ночевать буду где-то здесь. Хочу пойти в город, походить немного, посмотреть. Вещички можно у вас временно оставить?
Да, конечно. Ставь вот здесь, в угол, на сухое. Мы сегодня дежурим допоздна, так что присмотрим за твоим богатством, не беспокойся.
Спасибо!
Старшая повариха, совсем седая, подошла поближе, посмотрела внимательно.
Переселенка?
Да.
А куда тебя направили?
В рыбный колхоз, на залив. Пока так, а там посмотрим.
Хорошее дело, не бросай. Ты это
Повариха замялась, поправила под белой косынкой волосы.
По городу до темноты не броди, возвращайся засветло. У нас тут всякое бывает
Я скоро! Посмотрю немного и сразу же вернусь. Кипяточку потом дадите?
Заходи, заходи! Дадим. Кипятку у нас много, не обеднеем.
За воротами комендатуры в обе стороны тянулась большая, широкая улица.
Направо, в центр города, почти все дома были разрушены, груды неприбранного кирпича исчезали только за далёким поворотом.
В другой стороне, близко, можно было рассмотреть и подойти, виднелись аккуратные домики, в весенней густой зелени, целые, чистые.
Мария решительно повернула налево.
Где-то на соседней улице проехала гружёная машина, ещё одна. Всё. Больше ни звука. Тишина.
Людей тоже нет.
Прошло десять минут, пятнадцать. Ни звука.
Солнце садилось.
Одинаковые дома, домики.
На фасадах домов побольше одинаковые надписи на немецком, сделанные, видно, впопыхах, но аккуратно. Чёрные буквы по тёмно-красному кирпичу
Одна, две, три
Что-то вроде «мы, никогда».
Мария достала карандаш, блокнотик, старательно переписала немецкие буквы.
Потом, со словарём
И снова тишина, никого.
Донеслись только издалека, из зелёного вечернего тумана прямой незнакомой улицы, твёрдые, звонкие шаги по брусчатке.
Стало жутко.
И двадцати минут не прошло.
Как в спасительный родной дом Мария вошла, почти вбежала, в приоткрытую для неё калитку ворот комендатуры.
Извините
Солдат молча слушал её, плотно прижимая к себе автомат.
Это я Вы узнали меня?! Я от вечерней машины отстала. Выходила прогуляться. Всё! Я больше никуда не пойду до утра. Спасибо!
Проходите.
Почти дом!
Всё знакомое.
На кухне улыбаются.
Ну как, город понравился?
Помотала головой.
То-то же. Летом тут конечно будет получше, поживей
Опять кипяток в большой жестяной кружке, снова три кусочка сахара.
Держи, путешественница, угощайся. Завтра на заливе не очень сытно будет.
Привычно устроилась на знакомой скамейке, достала из рюкзака недоеденный второпях кусок хлеба, полбанки тушёнки. Особого голода не было, просто хотелось чем-то заняться. Да и ночь нужно было коротать сытой
Пуховую шаль, давнишний подарок, постелила на ровные, лакированные доски скамейки. Под голову положила рюкзак, взбила его помягче. В ноги, так чтобы упереться для сохранности вещей, чемоданчик.
Усталость.
Неимоверное удивление увиденным за последние часы.
Горячий чай
Сон.
Крепкий, крепкий! Почти счастливый. В ожидании счастья.
Мария заснула мгновенно.
Не видела, как из кабинетного окна комендатуры выглянул через плотные шторы молодой майор, как выслушал по телефону приказ часовой и улыбнулся; как он подбежал к скамейке, стараясь быть тихим, укрыл её шинелью.
Она спала.
Шинель колючая, тяжёлая.
Тёплая.
Даже весенняя ночная прохлада под таким укрытием нипочём.
Проснулась. Рассмеялась.
Пели птицы, наверху, в листьях высоких деревьев, уже блестело солнце.
Мария умылась из крана в углу двора, перевязала потуже, поаккуратней, рюкзак. Села на скамейку ждать, смотрела на прибывающих, на проходящих через ворота людей.
Вроде знакомая машина.
Точно!
Парень тот же самый, смешливый.
Въехал во двор, закричал ещё на развороте.
Говорят, что я должен отсюда дамочку одну интересную забрать к нам в посёлок; говорят, если не заберу её или потеряю по дороге, то не жить мне на белом свете! Верная у вас подружка. Только уж больно грозная, не по годам!
Водитель захохотал, пыхнул папиросиной.
На другую сторону из кабины спрыгнул ещё один парень, в военном, правда без погон.
Ладный, стройный, в начищенных сапогах. Потянулся, широко развёл руками, обернулся.
Маша вздрогнула.
Чёрный глаз.
Чёрная повязка наискосок и дикий шрам наверх, через лоб.
Здравствуйте!
Одноглазый шагнул в её сторону, ловко поправил фуражку.
Вы Мария?
Да, я. А что такое?
Страшный парень по-доброму рассмеялся.
Да у нас в посёлке с вечера воздушная тревога поселилась, в шарфике! Одна маленькая ведьмочка топает там ногами и требует срочно вас к ней доставить. Иначе грозит немедленно разорить наш замечательный новый колхоз!
Томка?!
Ага. Она самая. Орёт крик дальше самых высоких сосен! Так что прошу вас, уважаемая гражданка Мария, немедленно проследовать на посадку и впредь никуда больше не теряться и от нас не отставать.
Утро.
Какое хорошее утро!
Грузовик был большой, загрузились людьми быстро, на этот раз без давки, без слёз и паники. Парни взяли её с собой в просторную кабину.
Мария устроилась между ними удобно, поправила юбку.
Водитель курил, часто высовываясь в открытое окошко, внимательно смотрел на разбитую городскую дорогу. Говорил больше одноглазый, рассказывал толковые вещи, полезные. Когда Мария о чём-то спрашивала, о непонятном ей, он отвечал подробно, с интересом.