Любовного стиха? сэр Френсис отложил вилку и вытер салфеткой губы. Стихи ведь и пишутся от любви! Если вы любите, предположим, какую-нибудь молодую девицу, то спрашивается, как вам быстрее всего затащить ее в постель? Тут два способа подойдут: подарки и красивые слова. И до того и до другого девицы очень охочи. Подарите ей, к примеру, колечко, и скажите что-нибудь эдакое, красивое, о том, как она хороша, и как вы ее любите, и вы уже сделали один из трех шагов на пути к победе!
Вот как? А еще два шага? улыбаясь, спросил Генрих.
Сэр Френсис выдержал артистическую паузу:
Разве вы не знаете, ваше величество?
Ожидаю, что вы меня просветите.
Почту за честь Второй шаг поведайте ей о своих тайнах. Женщины обожают чужие тайны. Правда, надо помнить о том, что ваши секреты перестанут быть секретами, как только вы о них расскажете женщине, поэтому душу следует открывать с осторожностью и не увлекаться искренностью. Но можете не сомневаться, что став поверенной ваших тайн, девица приблизится к вам, как рубашка к телу.
Ваши рассуждения основательны, милорд. А третий шаг?
Развеселите ее, говорю я, развеселите, если хотите добиться ее симпатии! Девицы смешливы от природы; посмотрите на них, такое ощущение, что они непрерывно хихикают. Поразите ее своим остроумием, заставьте смеяться, и крепость падет, не выдержав последнего удара! Но, упаси вас Господь, смеяться над самой девицей: они этого ужасно не любят. Лесть и похвала должны сопровождать все ваше наступление.
Прекрасная речь, сэр Френсис! Она обличает в вас опытного соблазнителя, но я не понимаю, какое отношение имеет все это к поэзии Петрарки? с усмешкой спросил Генрих.
К поэзии? Да самое что ни на есть прямое, ваше величество! Где, как ни в стихах, вы можете красиво рассказать о любви, открыть свою душу и показать свой ум?
Но поэзия более склонна к трагедии, чем к комедии. Как же быть с последним пунктом вашей теории соблазнения?
Трагедия? Гм, притворство, одно притворство! прищурился сэр Френсис. Без этого, впрочем, тоже нельзя, нужно же показать, как ты страдаешь, куда же без этого? Но если вглядеться пристальнее, то за любой трагедией скрывается комедия. Иначе и быть не может, ибо в нашей жизни все сплошная насмешка Ох, помню, ухаживал я в свое время за молодой графиней необыкновенной красоты! Ухаживание проходило строго по правилам, размеренно и методично, в соответствии с требованиями любовной науки. Но графиня мне попалась несговорчивая, не шла со мной в постель, хоть ты тресни! Тогда я решил прибегнуть к поэзии
Вы, сэр Френсис? король уронил вилку. Вы писали стихи?
Нет, ваше величество. Помилуй Бог, разве я стал бы заниматься подобной дичью? возмутился сэр Френсис. Я покупал стихи у безвестного рифмоплета, который задешево сочинял их по моему заказу. К сожалению, мой стихотворец был неравнодушен к Бахусу, и страсть к творчеству часто растворялась у него в стакане с вином. В таких случаях мне приходилось воровать стихи у признанных поэтов, благо, дамы у нас не читают поэтические книги. Кое-что я помню до сих пор:
А что дальше? Проклятая память! Ах, да!
Нет, простите, ваше величество! Не то! Правильно будет вот как:
Забыл Кажется так:
Ну, нечто вроде этого!.. И что бы вы думали, ваше величество? Целый год правильных ухаживаний не дал никакого результата, а мои стихотворные послания в два счета добыли мне сердце графини! Святые угодники, как это понять, почему такая чушь трогает сердце женщины? Если бы я принялся изъясняться подобным образом на людях, меня по справедливости отправили бы в приют для душевнобольных. Но женщины все немного сумасшедшие, так что поэзия для них годится в самый раз!
Генрих расхохотался:
Благодарю вас, милорд! Вы изрядно развлекли нас своими глубокими мыслями Кушайте, джентльмены, кушайте! В обед будут поданы рыбные блюда. Надеюсь, вы присоединитесь к числу гостей, обедающих у меня? А завтра мы обсудим, насколько хорошим получился обед у моих поваров.
* * *
Продолжая пребывать в благодушном расположении духа, король вышел в парк, уселся на скамью под старым вязом и позвал мажордома.
Много ли народа дожидается моего выхода? спросил Генрих.
Все придворные чины хотят засвидетельствовать почтение и преданность вашему величеству, ответил мажордом.
Подождут! отмахнулся Генрих. А кроме них?
Ваш духовник, государь.
Опять будет упрекать меня за то, что я пропустил заутреню, скривился король. Подождет! Еще кто?
Вас дожидается мастер Хэнкс, сообщил мажордом, понизив голос.
Хэнкс? Дожидается? Генрих удивленно повел головой. Попросите его придти сюда Хэнкс дожидается Странно, сказал король сам себе.
Пока мажордом ходил за Хэнксом, Генрих успел задремать на солнышке, и ему приснился дивный сон. Увидел он синее прозрачное озеро, окруженное просторным дубовым лесом. На берегу был раскинут громадный шатер из прозрачных шелковых тканей, весь пронизанный светом. В шатре пировали сотни благородных господ, одетых в яркие пестрые одежды, и Генрих был среди них, но почему-то не в центре стола, как ему полагалось, а с краю, у самого выхода. Короля несколько расстроило это обстоятельство, но тут он увидел рядом с собой леди Энни и заулыбался.
Она без тени смущения весело болтала с Генрихом о всяких пустяках и норовила коснуться его то рукой, то ногой. Король, очень довольный подобным обращением с ним, с восторгом ощущал ее прикосновения и, млея от счастья, внимал ее милой болтовне.
Поведение леди Энни становилось, между тем, все более вызывающим и страстным; наконец, совершенно расшалившаяся юная проказница вскочила из-за стола и увлекла короля к выходу из шатра, на берег озера. Здесь она стала торопливо раздеваться, успевая в то же время снимать одежду с Генриха. Едва леди Энни и король обнажились полностью, полог шатра вдруг широко распахнулся, пирующие там дружно повернулись и принялись пристально рассматривать наготу короля. Смущенный король пытался закрыться руками, но леди Энни с хохотом схватила его под локоть и потащила в воду. Вода подняла их, и они заскользили по глади озера, подобно двум лебедям. Генрих вскрикнул от восторга и пробудился.
Зевая, он потянулся, с кряхтением расправил затекшую спину, и заметил мажордома и Хэнкса, стоявших в нескольких шагах от скамьи.
Вы можете быть свободны, сказал Генрих мажордому.
Тот поклонился и ушел. Генрих обратился к Хэнксу:
Как вы деликатны, мастер Хэнкс! Не потревожили меня за завтраком, дали поспать в саду, по-видимому, дело, с которым вы пришли ко мне, не столь значительно?
Боюсь, что вы ошибаетесь, ваше величество, дело значительное, возразил Хэнкс, вглядываясь куда-то вглубь парка.
Да? Тогда я слушаю вас. Что вы молчите?
Сегодня утром ее величество отправила письмо своему отцу, в котором требует лишить вас престола в связи с вашим намерением развестись с ней, а также оскорбительным поведением вашего величества в ее отношении, сказал Хэнкс, по-прежнему глядя мимо короля.
Что? Что вы сказали? Что?! Генрих поднялся и подошел вплотную к Хэнксу. Не может быть!
Я ознакомился с посланием королевы и скопировал его. Письмо мне дал сэр Фердинанд доверенный ее величества, которому она приказала отправиться к императору с этим письмом.
Где письмо? резко спросил король.
Вот оно Хэнкс достал бумагу из папки и передал ему.
Король быстро читал послание. Его лицо потемнело от прихлынувшей крови, а левая щека задергалась, что случалось с Генрихом в минуты сильного душевного потрясения.
Сэр Фердинанд и раньше рассказывал мне о некоторых секретах ее величества, но в данном случае он превзошел самого себя, говорил, между тем, Хэнкс. Он показал письмо королевы не только мне, но еще сэру Томасу и сэру Джеймсу. Глупый, трусливый, жадный человек! Теперь трудно будет скрыть его предательство. Что же касается сэра Томаса и сэра Джеймса, полагаю, они уже подъезжают к дворцу вашего величества. Один станет уговаривать вас простить королеву, другой покарать ее.
Но король не слушал Хэнкса; прочитав письмо, он весь напрягся и закусил нижнюю губу. Хэнкс опустил голову, зная, что король взбешен, и его гнев сейчас выплеснется наружу.
Вы с этим письмом шли ко мне, и могли задержаться под предлогом того, что не хотели тревожить? глухо произнес Генрих, потрясая бумагой. Надеюсь, вы арестовали посланца королевы, и оригинал письма также находится у вас?
Я не мог так поступить без приказа вашего величества, возразил Хэнкс, не поднимая головы.
Дьявол меня побери! закричал король, затрясшись от ярости. Вы ротозей или изменник, Хэнкс! Немедленно догнать этого Фердинанда! Немедленно! Что вы стоите, черт вас возьми?!
Догнать сэра Фердинанда не удастся, ваше величество. Он уехал в порт около трех часов назад. Там его ждал корабль; поскольку погода сегодня благоприятная, и ветер попутный, то корабль теперь уже в открытом море, бесстрастно сказал Хэнкс, все так же не поднимая глаз на короля.
Изменник! Предатель! прорычал Генрих, сдерживаясь, чтобы не ударить Хэнкса. Повернувшись к нему спиной, король стремительно пошел по дорожке парка, крикнув из-за поворота: Вы будете казнены, мастер Хэнкс! И перед смертью будете долго мучиться! Я прикажу палачам, чтобы они растянули казнь на целый день и применили к вам самые зверские пытки! Вы заплатите мне за ваше предательство!
Грохнула калитка, ведущая в основную часть парка, и тяжелые шаги короля затихли вдали. Тогда Хэнкс поднял голову, и в глазах его промелькнула усмешка. Он сел на мраморную скамью, нагретую королем, небрежно развалился на ней и вынул флягу из кармана своего короткого суконного плаща. Провожая взглядом опадающие с вяза листья, Хэнкс с наслаждением, размеренно и не спеша, сделал несколько глотков крепкого бренди.
Просидев так несколько минут, он прислушался, убрал флягу, поднялся и принял прежний виноватый вид. Через мгновение снова грохнула калитка, и в дальнем углу сада показался Генрих. Подойдя к Хэнксу, он мрачно сказал:
Ну, какие у вас есть оправдания? Предоставляю вам последнее слово.
Спасибо, ваше величество, ответил Хэнкс с поклоном. Мои оправдания заключаются в том, что я стремился точно исполнить вашу волю, государь.
Как это? спросил Генрих, сдерживая гнев.
Вчера ночью, вернувшись с охоты, вы определенно заявили, что хотите добиться развода с королевой, не так ли?
Так.
Письмо ее величества является решительным шагом к разводу. Королева взяла на себя неприятную обязанность сообщить императору и папскому престолу о распаде вашего брачного союза. Мы можем быть только благодарны ей за это.
Но она в своем письме обвиняет меня во всех смертных грехах! раздраженно выкрикнул Генрих.
Естественно. Чего еще ждать от разозленной женщины? Хэнкс пожал плечами. Извольте заметить, однако, что ее нападки на вас основаны на эмоциях, а не на фактах, поэтому письмо не может служить обвинительным документом против вашего величества, и не будет использовано в этом качестве ни императорским, ни папским двором. Они бы выставили себя на всеобщее посмешище, если бы стали ссылаться на вздорные женские измышления в борьбе против вас.
Но Екатерина требует, чтобы я был свергнут! Она хочет лишить меня короны! громко закричал Генрих.
Конечно. Женщины необыкновенно мстительны, и в своей мести безжалостны. Тем не менее, призывы королевы остаются пустым сотрясением воздуха, поскольку право принимать решения принадлежит не ей, а ее отцу и святейшему папе. Полагаю, что они захотят лишить вас короны и без подсказки королевы. Но мы, ваши преданные слуги, сумеем защитить ваше величество от их козней, Хэнкс встал на одно колено перед королем.
Подсказка! Это не подсказка это заговор! Екатерина могла бы взойти на эшафот, если бы вы задержали ее посланника и перехватили письмо, жестко сказал Генрих.
Да, у вас были бы неоспоримые доказательства ее вины, на основании которых ваш суд, несомненно, приговорил бы королеву к смерти, согласился Хэнкс, глядя на короля снизу вверх. Однако, развестись с королевой это одно, а казнить королеву это совсем другое. Казнь ее величества настроила бы против вас весь цивилизованный мир, и война с императором стала бы неизбежной.
Но письмо могло бы стать если не основанием для смертного приговора, то формальным поводом для развода, об этом вы не подумали? проворчал король.
Зачем выносить на люди всю ту грязь, которую ее величество вылила на вас? Я уже имел честь доложить вам, что нельзя серьезно относиться ко всякому вздору. Есть более серьезные основания для развода; о них говорилось на Совете, и в ближайшее время они будут вынесены на рассмотрение парламента. Таким образом, не ваша прихоть и не капризы королевы, но воля народа, которым вы, ваше величество, управляете, станет причиной расторжения вашего брака. Глас народа глас Божий, и король не может не прислушаться к нему, торжественно сказал Хэнкс.
Генрих скрестил руки на груди и насупился. Хэнкс терпеливо ждал.
Ладно, мастер Хэнкс. Считайте, что на этот раз вы спаслись от топора палача. Но горе вам, если вы когда-нибудь мне измените! произнес Генрих с угрозой.
Моя жизнь всецело принадлежит вашему величеству, склонился Хэнкс почти до земли.
Конечно, а как же иначе? буркнул Генрих. Поднимитесь, мастер Хэнкс, вы прощены.
Хэнкс встал и снова поклонился королю. После этого мажордом, наблюдавший эту сцену издали, решился подойти к Генриху и доложить ему:
Ваше величество, лорд-канцлер сэр Томас и королевский советник сэр Джеймс почтительно просят у вас аудиенции.
Позвольте мне удалиться, ваше величество? спросил Хэнкс.
Да, но эти джентльмены? Что мне сказать им?
Если вам угодно, государь, обнадежьте обоих. Ее величество не поплатится за свое неосторожное послание, скажите вы сэру Томасу; развод с ее величеством отныне неизбежен, сообщите вы сэру Джеймсу. И то, и другое сущая правда.
Я разведусь с королевой, однако не причиню ей вреда Да, вы правы, кивнул Генрих. Но, Господь мой Вседержитель, с каким наслаждением я бы увидел, как Екатерине отрубили бы голову на плахе!..
* * *
Этот день едва перевалил на вторую половину, а в Лондоне уже стали распространяться слухи о желании короля жениться на леди Энни и о заговоре королевы.
Никто ничего точно не знал, но все почему-то одинаково утверждали, что королева замыслила произвести государственный переворот по плану ее отца-императора, но заговор был вовремя раскрыт (одни говорили сэром Томасом, другие сэром Джеймсом), после чего король приказал поместить королеву под домашний арест до суда. Про леди Энни рассказывали разное: некоторые упоминали о ее хитрости и коварстве, и жалели короля, страдающего от происков этой хищницы; но были и такие, которые считали Энни тайным агентом королевы, подставной фигурой в сложной политической игре, затеянной Екатериной.
Прямым следствием всех этих слухов стал неожиданный интерес высшего общества к леди Энни. После обеда к ее дому подъезжала карета за каретой, и визитеры занимали очередь, чтобы засвидетельствовать фаворитке короля свое почтение и уважение. Отец и мать Энни вначале не могли понять, отчего это гости едут и едут к ним в дом? Когда они получили соответствующее разъяснение, то были настолько обрадованы, что отец Энни, несмотря на возраст и болезни, сделал какой-то немыслимый пируэт, а мать немедленно решила заказать у портного новое платье.
Энни была, однако, невесела вопреки обстоятельствам. На ее лице отражались явное смущение и неудовольствие, из-за чего посетители за глаза называли ее притворщицей, ханжой и высокомерной гордячкой.