Леопольд Шафранский
Детские шалости
ДЕТСКИЕ ШАЛОСТИ
п о в е с т ь
В детстве асфальтовом в маленьком дворике
Солнца косые лучи,
Льется прохлада из шлангов, и дворники
Гонят вдоль дома ручьи
ЧАСТЬ 1, дошкольная
Перед праздником
Я люблю праздники. В такие дни все добрые, поздравляют друг друга и дарят подарки. А главное, накануне мама печет пироги и печенье.
Она просеивает муку, разводит дрожжи, промывает изюм. А я обязательно должен ей помочь. Больше всего я люблю изюм с косточками. Они очень здорово хрустят, когда их разгрызаешь.
Мама начинает месить тесто. Она сыплет муку в пузырящиеся дрожжи и мешает, мешает, пока в кастрюльке не станет густо. Тогда мама в комнате на диване стелет одеяло, приносит из кухни кастрюлю с тестом и заворачивает ее в одеяло, а потом все заваливает подушками. Это для того, чтобы тесто подходило. А пока тесто подходит мама готовит начинку. Она варит рис, режет и жарит лук. Это я не люблю, потому что в это время от воздуха на кухне начинает щипать глаза. Мама отправляет меня в комнату поиграть. Я не возражаю, потому что тесто подходит на диване, и я не прозеваю, когда начнется самое интересное
Я всегда помогаю маме печь пироги, если она разрешает. Мне уже шесть лет. Я стою рядом с нею коленками на стуле.
Мам, дай теста.
Мама молчит. Она катает по столу круглую палку, и ком теста постепенно превращается в тоненький блин. Мама ловко переворачивает его и по-прежнему катает палку.
Мам, снова прошу я, дай теста.
Отстань.
Я отстаю, но со стула не слезаю. Мама уже устала. И ей лучше не надоедать, а то совсем прогонит из кухни. Она берет в руки стакан и вырезает им кружочки теста. Я смотрю на изюм. Взять бы горсточку. Но нельзя, ведь это на всех. Мама, не глядя, нащупывает изюминку в блюдце и пристраивает ее в серединку печенья. Получается здорово, как будто из кругляшка смотрит чей-то глаз.
Мам, я тоже хочу, опять придвигаюсь я поближе, можно мне что-нибудь сделать.
Мама отрезает ножом кусочек теста и протягивает его мне. Я начинаю рукой раскатывать из него колбаску. Тесто очень мягкое, но к рукам почти не прилипает. Я смотрю на мамины руки. Как легко и быстро у нее все получается. Она уже лепит каких-то птичек и зайчиков. Вместо глаз изюминки.
У меня тоже получается колбаска. Я соединяю концы, и выходит баранка. Как настоящая, только поменьше и без мака.
У нас в булочной продают всякие баранки, но я люблю с маком. И сушки люблю. Бабушка мне иногда покупает, с получки. Я их только разламывать не умею, как папа. Он берет сушку в руку и раз. Открывает кулак, а на ладони у него появляется четыре кусочка. Пожалуйста. Бери каждый в рот и хрусти на здоровье.
Мам, дай мне изюмчику.
Мама пододвигает ко мне блюдце с изюмом. Я подставляю ладони. Мама берет щепотку, и ее пальцы касаются самой середины моей ладошки. И я тут же зажимаю кулак.
Осторожно кладу изюминки на стул. Их мало. Всего пять. Втыкаю одну в баранку, другую беру в рот. Одну в баранку. Другую в рот. Одну в баранку, а больше нет.
Мам, дай еще, а то кончились.
Мне на печенье не хватит.
Баранка с тремя изюминами получилась некрасивой. Выковыриваю одну изюмину и в рот. Так будет лучше.
Готово, говорю я и протягиваю баранку маме.
Ой, Венечка, грязь-то какая, удивляется мама, но баранку отлепляет от моей ладони.
Не такая уж она и грязная. Всего-то чуть-чуть. Мама кладет ее на сковородку и гонит меня:
Иди в комнату, поиграй.
А какая может быть игра, если скоро спечется моя баранка. Я хожу по кухне и всем попадаю под ноги.
Мария Владимировна, наша соседка, тоже что-то готовит на своем столе. На праздник к ней всегда приезжает ее дочь Ирина. Соседка режет зеленый лук. Ножик стучит по доске и быстро движется вверх-вниз, вверх-вниз. Она отделяет одно зеленое перышко и протягивает его мне.
На, говорит Мария Владимировна, пожуй. Очень полезно, чтобы зубы были крепкими.
Не, я не хочу, испуганно отхожу я подальше от стола.
Лук горький и жжет язык. Я его не люблю, хотя все взрослые уговаривают есть лук, чтобы не было цинги. Я не ем лук, но у меня пока цинги нет.
Забираюсь коленками на стул и, облокотившись на спинку, смотрю, как мама лепит пирожки с повидлом.
Мам, можно ложку облизать?
Ты еще здесь? оборачивается мама. Ну-ка, марш из кухни, и добавляет, не волнуйся, когда будет готова твоя баранка, я позову тебя.
Приходится уходить. Я шагаю по коридору. У нас хороший коридор. Длинный. Можно даже на велосипеде ездить, когда соседей нет дома.
Я подхожу к телефону. Он висит на стене и, если забраться на сундук Анны Ефремовны, это наша вторая соседка, то и тянуться не нужно. Телефон это такая черная коробка, из нее сбоку торчит блестящий крючок, на котором висит телефонная трубка. Если трубку снять с крючка, она начинает гудеть. А спереди на коробке дырявое железное колесико, а в каждой дырочке цифра. Если засунуть палец в дырочку, то колесико можно покрутить, и тогда трубка перестает гудеть.
Возле телефона на стене прилеплена бумажка, вся исписанная цифрами, это телефонные номера. Я снимаю трубку с крючка и слушаю гудок. Жаль, что у Витьки нет телефона, а то я бы ему все время звонил. А это телефон у папы на работе. Мама, когда ему звонит, всегда вслух повторяет: «Центр, К 16 29».
Я вешаю трубку на крючок и слезаю с сундука. И очень даже вовремя. Потому что из кухни появляется Мария Владимировна и проходит в свою комнату. Она очень строгая, и всегда ругает меня, если замечает, что я балуюсь с телефоном.
Снова вхожу на кухню. Мама открыла духовку и палочкой прокалывает румяную птичку. Это она пробует, готово ли. Мама трогает пальцами палочку и вынимает сковороду. Значит, готово. В кухне вкусно пахнет.
Мам, моя баранка готова? Давай мне ее, подбегаю я.
Уйди, сердито кричит мама и хватает меня свободной рукой за рубашку, у меня же горячая сковорода.
Она стряхивает птичек со сковороды на стол. Я вижу и свою баранку. Она вся зарумянилась, а от одного вида черных изюмин во рту появляется слюна. Мама берет вторую сковороду с сырыми еще зайчиками и ставит ее в духовку. Я пытаюсь схватить свою баранку, но она очень горячая, и удержать ее просто невозможно.
Можешь взять банку поскрести, разрешает мама.
Банка пустая, но на стенках еще осталось повидло. Немного, конечно. Я устраиваюсь на стуле возле двери и гремлю ложкой в банке. Какая же вкусная вещь повидло. Я, когда вырасту и начну зарабатывать деньги, обязательно куплю себе целую банку повидла, а может, даже две, если денег хватит.
В банке уже ничего нет, и я гоняю ложку просто так, на всякий случай. И когда облизываешь ложку, она уже почти не сладкая. Я кладу ложку и, пока мама не видит, лезу в банку рукой, чтобы поскоблить повидло пальцем. Но тут подходит мама и, отобрав у меня банку, протягивает мою баранку, которую я оставил на столе. Она уже остыла.
На, говорит мама, держи свое изделие.
Никакое это не изделие, обижаюсь я, это хорошая баранка.
Ладно, ладно, смеется она, я и не говорю, что баранка плохая. А теперь иди-ка, погуляй.
Идти сейчас не хочется, потому что мама еще будет печь пироги с повидлом. Но по маминому лицу я понимаю, что теперь она все равно не позволит мне сидеть на кухне.
Спускаюсь по лестнице с пятого этажа и выхожу во двор. Витька гуляет. Его мама почему-то никогда пироги не печет.
Во, показываю ему баранку, смотри, какую я спек.
Сам? удивляется Витька.
Разламываю баранку пополам так, чтобы на каждой половинке было по изюминке, и протягиваю одну Витьке.
А ничего получилась, хвалит Витька, откусывая кусок моей баранки. Хрустит, как настоящая. Ты, когда вырастешь, иди в повара. У тебя здорово получается. И вкусное всегда можно попробовать.
Нет, отвечаю, я хочу в летчики.
Летчиком хорошо, соглашается Витька, на реактивном вжик, и уже в Америке. Здорово.
А вечером я не возражаю, когда меня укладывают спать пораньше. Ведь завтра праздник
Перед Новым годом тоже бывает интересно. Особенно когда приходится наряжать елку. Мама покупает грецкие орехи, оборачивает их серебристой фольгой, а потом делает петельки из ниток, за которые мы подвешиваем на елке и орехи, и конфеты. Это, конечно, кроме елочных игрушек и гирлянд разноцветных флажков. А еще бабушка вырезает из белой бумаги красивые снежинки. А мама на ниточки цепляет кусочки ваты. И когда такие подвески висят по всей комнате, то начинает казаться, что вокруг не кусочки ваты, а настоящий снегопад с огромными хлопьями. Но самое приятное, это после того, как по радио прозвучат двенадцать ударов новогодних курантов, броситься со Светкой наперегонки к елке и вдруг обнаружить там какой-нибудь подарок. А после Нового года нам уже разрешается каждый вечер срезать по одной конфетке и по одному ореху.
Но завтра не такой праздник. Завтра на Красной площади будет парад, а потом демонстрация. А самое главное вечером будет иллюминация и салют
Праздник
Я просыпаюсь рано. Но ни папы, ни бабушки уже нет, оказывается, они ушли на демонстрацию, когда я еще спал. А меня папа не смог взять, потому что у него две руки, а на работе ему дали флаг нести. Мне обидно, конечно, ведь я мог бы и сам рядом с ним идти. Это в прошлый раз ему пришлось меня нести по Красной площади, а теперь я уже не маленький.
А Светке повезло. Ее бабушка на демонстрацию взяла с собой, чтобы она не мешала маме готовиться к приходу гостей. Светка это моя сестра.
Мама давно встала, в комнате ее нет, но она тихонько включила радио, и я слышу музыку. У нас хороший приемник. Он стоит на папином письменном столе. Приемник это такой большой деревянный ящик. Я вижу светящееся окошечко, а в нем большую катушку с цифрами. Если покрутить ручку, катушка тоже будет крутиться, и можно услышать разные станции. Папа говорит, что если сделать хорошую антенну, то можно будет слышать даже Дальний Восток.
Я встаю и убираю постель, а потом бегу умываться. Можно было бы не умываться, но мама все равно заметит и обязательно прогонит из-за стола.
В ванной умывается Анна Мысевна. Это еще одна наша соседка. Сейчас она чистит зубы. Я знаю, что мама зовет ее Анна Моисеевна, но Анна Мысевна короче, а потом она же не обижается. Ее комната находится возле входной двери нашей квартиры.
С праздником, говорю я ей.
Она что-то мычит. Я не понимаю. Она подставляет руку под кран, набирает воду, пьет ее из ладошки и поднимает нос кверху. В горле у нее фыркает и булькает вода. Она выплевывает ее и поворачивается ко мне. Губы у нее все белые от зубного порошка.
С добрым утром, Вениамин, я тебя тоже поздравляю с праздником. Ты умываться пришел?
Ага.
Нужно говорить не ага, а да, поправляет она меня.
Ну, сейчас начнется! Она и меня всегда воспитывает, и Светку. Наверное, Анне Мысевне это нравится. Мама говорит, что воспитывать любят люди, у которых нет своих детей. А у Анны Мысевны детей нет. У нее и мужа нет. Оказывается, он погиб на фронте. Это она мне сама рассказала, когда я у нее смотрел фотокарточки. Но все равно, зачем меня воспитывать, когда я и сам все знаю?
Вениамин, ты уже большой мальчик и должен говорить правильно.
Анна Мысевна всегда зовет меня так. Вениамин. Это мое взрослое имя. Я не очень люблю свое имя, потому что некоторые придумывают разные сокращения. Некоторые говорят Веничек. А кому будет приятно, когда тебя так обзывают?
Вот, ты вошел в ванную комнату и сказал: с праздником, продолжает меня учить Анна Мысевна. А ведь ты должен был сначала сказать: «доброе утро». А уж потом: «поздравляю вас с праздником». Понял?
Мне, конечно, хочется сказать: ага. Но тогда придется опять выслушивать все, что она скажет, и я, молча, киваю головой. Анна Мысевна отворачивается от меня и опять начинает умываться. Она очень смешно смывает с лица мыло. Почему-то одной рукой. Другую она отставила в сторону, как будто боится намочить. У нее очень тонкие ноги, и вся она тощая-претощая. Наклонилась над ванной, и как будто переломилась. Мама говорит, что у некоторых такая конституция. Что это такое, я пока не знаю.
Наконец, соседка умылась и начинает вытираться. Она вся уткнулась в полотенце, и только нос выглядывает, да кучерявые волосы. Я подхожу к раковине и открываю кран. Трогаю воду. Она очень холодная. Даже умываться расхотелось. Если бы Анна Мысевна сейчас ушла, я бы протер немного глаза и уже вытирался бы. Но она никак не уходит. Приходится мылить руки.
Вениамин, лицо нужно тоже мыть с мылом.
Вот еще, думаю я, ведь глаза будет щипать.
Мне на работе, продолжает говорить соседка, показали руку под микроскопом. Ты даже не представляешь, сколько не ней оказалось микробов. А ведь рука выглядела чистой.
Я думаю, что это она свою руку смотрела под каким-то микроскопом, и это у нее были микробы. А про микробов я уже слышал от мамы, когда она стригла мне ногти. От них все болезни, от микробов, значит. А от мыла все микробы дохнут. Поэтому руки, конечно, можно помылить.
А ты зарядку сегодня уже делал? спрашивает Анна Мысевна.
Все почему-то все время твердят про зарядку, а сами никогда не занимаются. По воскресеньям, когда папа дома, мы иногда занимаемся с ним. Он подходит к моей кровати, когда я еще сплю, и стягивает с меня одеяло.
А ну, вставай, кудрявая, говорит он.
Это песня такая есть. Ее часто по радио поют. А волосы у меня прямые, как палки, и ни одного завиточка нет.
Давай заниматься физкультурой, говорит папа.
Мы начинаем разводить руки в стороны, руки вместе, руки вверх, руки вниз. Но больше всего я люблю наклоны, потому что я могу ладошками пол достать и колени ни чуточку не согну. Папа и то, только кончиками пальцев достает.
Конечно, занимался. Во, отвечаю я Анне Мысевне и показываю, как у меня получаются наклоны.
Не во, а вот, поправляет она меня и, наконец, уходит из ванны.
Я тоже вытираюсь и бегу в комнату.
Мама уже накрывает на стол. Сейчас будем завтракать. Я усаживаюсь у окна. Это папино место, но, когда его нет, я всегда сажусь здесь.
Опять манная каша. Даже на праздник! Я же не люблю ее. Вот гречка или пшенка, это да. Но мама всегда хмурится от таких разговоров. Она всегда говорит: в войну было хуже, да и карточки только недавно отменили. А разве это недавно, если я даже не помню, когда это случилось?
Ой, кричу я, мама, поздравляю тебя с праздником.
Спасибо, я тебя тоже поздравляю.
Мама целует меня в макушку и накладывает кашу. Придется страдать, иначе ничего вкусного не дождешься.
После завтрака мама дает мне тарелку, на которой лежит пирожок с повидлом, а рядом птичка, зайчик и кружочки печенья.
Пойди, поздравь Марию Владимировну, говорит мама. Только осторожно, не урони.
Я отправляюсь к соседке. Я люблю праздники за то, что можно ходить в гости. А в гостях всегда угощают чем-нибудь вкусным. В обычные дни, когда я захожу к соседям, только иногда кто-нибудь меня угощает. А в праздники другое дело. Все уговаривают съесть что-нибудь сладенькое, а потом еще дают «на дорожку».
От Марии Владимировны я приношу нашу тарелку с пятью пирогами. Только это уже ее пироги. Потом я с подарками иду к Анне Ефремовне, потом к Анне Мысевне.
Наконец, все хождения закончены, и я могу отправиться гулять. Мама дает мне два пирожка с повидлом.
Угости Витю, напоминает она мне вслед
Я выскакиваю на лестницу. Жаль, руки заняты, а то прокатился бы на перилах.
Витька уже ждет во дворе. Он играет в ножички. Ножик он недавно нашел на помойке, но он был плохой, лезвие как-то болталось. Витька попросил своего дедушку, и тот запросто все починил. Он теперь только не складывается, а так хороший получился ножик.
Я отдаю Витьке один пирог.