Рита и Валя, подлинные работницы данного предприятия, с целым фартуком рыбы. Уха на «всю нашу комнату» приготовлена ими (разделка заканчивает раньше укладки). Еда, как и мытьё в бане, успокаивает нервы.
У коллег болтливая лихорадка: норму одолеют, и не одну! Валя и Рита потрошат, как автоматы, (тысяча гарантирована). На обед не будут ходить, а только ужинать бесплатной рыбой. Галя дополняет: рыба лёгкая пища, да и нет такой в её деревне.
На деликатесы (икра, морские гребешки, крабы) уйдут деньги, итожит Рита.
Для Сандры морепродукты тут одна радость. Вроде бы, откроют кафе: бульон, беляши, пирожные Не плохо бы! В магазине куплен мёд, который она не любит (инициатива Насти: мёд на двоих). Тут полно еды. И воздух нагоняет аппетит. А эти: только рыбку! Да у японца купят картошки (дефицит, и сушёную едят).
Галя довольна (какая бойкая стала!) Она на ящике в тепле, обвернувшись одеялом, клеит этикетки. Денег не так, как в цехах, но три сотни оторвёт.
У меня всё есть, говорит она, два польтà, шубейка, платок оренбургский, плащ. Модного мне не надо, счетовод я в райцентре.
Райская у неё жизнь в рай-центре. Дом, огород, корова, куры И они с матерью вдвоём. Всё у них есть (два польтà).
Только кровли отремонтируют на домике, на бане Вернувшись, Галя вновь в контору, а вечером живность накормлена, молоко, творог, яйца на столе. Они довольны. И ещё богу молятся! Да ведь святая эта Галя и её мама! И как она рада: на ящике проведёт эти дни! Будет копить деньги, зашивая их в карман с изнанки рабочего халата, в котором готова спать
Опять конвейер. «Какая пошлость!» Сандра употребляет слово «пошлость» как «однообразие», «рутина». Так именно у Чехова. Тут не Клондайк! Наверное, куда интереснее в море на корабле! Когда шторм, он будет тонуть, и это экстрим, романтика! Но ей уготован берег!
Из романтической волны выныривает.
Мать твою так! орёт матом Настя. Пропускайте рыбу!
Первый мат, который от неё слышит. И уходит из цеха. Ждёт, когда выйдет напуганная. Но той нет. Видно, рыбу «пропускают», и она укладывает то, что плывёт в руки, не пропуская другим.
Ящики и во дворе выполняют функцию лавок. На одном японец. «Какая тут романтика!», говорит она, вдыхая йодистый ветерок, который налетает с прибрежной воды: запах водорослей и дохлой рыбы. Японец молчит, хотя он явно понимает язык.
Наконец, Настя Вид курицы, потерявшей цыплёнка:
Куда ты делась, Саша? Тебе плохо?
Тут отвратительно
А деньги? Глянем, сколько набежало.
Японец и далее под навесом.
На большой фанере довольно высоко (не дотянуться и не стереть) мелом фамилии и цифры. Рыба и деньги. Против фамилии Макушина число в два раза большее, чем против фамилии Семибратова, но и это не маленькое.
Ещё поработаем, а дома отдохнём.
«Дома», так говорит Макушина Настя о бараке.
Маленький катерок «Оболь» («о» почти стёрто, осталась «боль») подвёз много рыбы. Она бьётся, как бы налитая в сеть. Дождь мелкий, еле ощутимый, опять не идёт, а висит. Кто-то авторитетно информирует: сайру ловят в дождь. Рыбаки выкидывают из трала другую рыбу, крабов, которые деловито идут по доскам причала.
Гляди, какая! Крупнее той, которую Рита с Валей
Бьётся рыбина. Настя к катеру.
Что, синеглазая?
Рыбу-то куда?
В море.
Какая это?
Горбуша. А тебя как звать?
Меня? Тамарой. Рыбу, горбушу, отдашь?
Бери! Где живёшь: в старых бараках или на горе? Тамара? Найду.
Настя тянет рыбу за хвост.
Домой! командует она.
Вдвоём кладут рыбу на фартук, перекрутив концы и сдавив крупную тушу. Идут хохочут. Руки от хохота слабеют, а рыба как долбанёт хвостом! И плюх в пыль! Мимо люди, улыбаются. Да ну её, кинуть и убежать. Опять укладывают на фартук. Лестницы: одна, другая На третьей рыба вырвалась.
Кое-как донесли на гору. Рыба грязная.
Беги за ушатом! велит Настя.
Рыба оживает у водопроводной колонки в новом ушате, выданном комендантом общежития. Вода вымыла до блеска. В комнату её! Деловая Настя пишет: «Девочки! Сварите уху. Саша и Настя».
Идут обратно.
А почему Тамара?..
Имя говорить? Ещё найдёт! Глаза в макияже, как на бал, сердито темнеют.
Они топают цунамными лестницами. Вот и опять цех.
Вдруг она видит Веруньку «Возьми сестру за руку», мама и бабушка помогают водителю перетаскивать вещи в дом. Сандра хватает ручонку и делает широкие прыжки к крыльцу. Она тороплива: на соседней даче у теннисного стола мальчишки, два брата, которых она обыгрывает. Рука дёргает Веруньку, и малышка падает, оцарапав до крови колени. Ей лет пять, она такая маленькая, такая беленькая и так громко рыдает!
Что это я? текут слёзы: больно дёрнула её за ручку И от бабушки, от мамы уехала далеко! От Веруньки. Да и папу теперь жальче.
Бухта подковой. А впереди ворота рейда, и на нём далеко рыболовный катер. «Оболь», от которого осталась «боль». С тем рыбаком, которому нравятся синеглазые девушки
2
Цех новый, в нём не воняет. «Не работали тут с тухлятиной», реплика учётчицы. Ледяная вода хлещет. Порционка брызжет рыбой; те, кто рядом с агрегатом, укладывают первыми. Они с Настей посредине.
Справа тётка. У неё острый живот, кривые ноги. Откуда она, где обитает: у берега или наверху, в старых бараках или в новых? У неё муж преступник («Опять в тюряге, скотина!» говорит она учётчице Але). Вроде, Риты: одна с детьми. И она, как преступница, например, речь. Зовут Тонькой.
В их группе ни Рита, ни Валя, ни, тем более, Галя (господи, спаси!) не бранятся. Сандра не употребляет. Бывая на факультете филологии, была на лекции об этой лексике Настя до работы в цехе не ругалась. О подруге она знает далеко не всё. «У тебя парень фарцовщик? Ещё в пути спросила Настя, оглядев джинсы, у меня один» Сандра неопределённо махнула рукой, не говоря, что привёз мамин брат, дядя Петя. Он работает в Вашингтоне, инженер электронных процессоров.
Нет, ты гляди, Тонька-то! Руки Насти укладывают в банки мокрые ломтики.
Тонька прёт таз, вернее, огромный дуршлаг. Из дырок бьёт вода. Пока добегает до места, воды нет, а в решете полно рыбы; поднапрягшись, вываливает на рабочее место, и давай расфасовывать.
Настя вопит:
Ворует нашу рыбу! Это наша рыба, она бы пришла к нам, а ты её хапнула!
Тонька, не отвлекаясь от работы, в ответ такое, что шедевр про камбалу меркнет. И Настя орёт. У неё гневные глаза на милом полноватом личике «шоколадной Алёнки». Сандра готова защитить Настю и от Тонькиных слов, и от тех, которые выкрикивает сама подруга. Но это невозможно. Они тут в эпицентре какого-то дикого горя!
На крик Аля. Теперь орут втроём.
Рыбу выработали.
Во дворе японец так же.
Она идёт Крабозаводском. Это наименование на отправленных домой конвертах. Но иначе, как Шикотан, не называют.
Шикотан он и есть Шикотан Оглядывает округу: вот он, Шикотан, бывшая какая-то резиденция древних японских правителей.
В центре топь, укрытая досками, на них сарай непонятной функции. Неподалёку темные от времени бараки. У берега, в одном ряду с магазинами, столовой, клубом и поликлиникой дома, где живут не временные. Тут полно людей, которые, будто старик со старухой, «у самого синего моря» Нет пляжей. Новые бараки вверху. К ним и подведены лестницы, для живущих внизу, аварийный выход, как при пожаре Оттого и зовут цунамными.
Надо бы в цех Но медлит. Вон сарай непонятный, вон столовая; из дверей тётки в белых халатах. Так и ходят посёлком, будто он один большой завод. Крабо-заводск.
Крабы. Пирсом бегают довольно прытко, будто ёжики. Иные и колючие. Настя консультировалась у японца, как их «чистить». Вот краб «королевский», внятно говорит по-русски этот дедушка.
Дождь опять.
Саша! Рыба пошла!
Вид у Насти виноватый. Но и довольный:
Это всё равно, если б она нахально встала на конвейер рядом с порционкой, где одни местные.
Сандра рассказала бы ей про Ситку Чарли и про охотников за ложными солнцами. Но актуальней лекцию о бранной лексике, в основе которой отрицание веры, Христа и богоматери. Не понимая этого, некоторые люди и в церковь ходят, и матом кроют. Тема для доклада об истории религий.
Рыба пошла, и надо укладывать.
Ночью выходят из цеха. Дождя нет. Луна над островом. Также тепло, как в Евпатории, и также не густо, а легко пахнет морем.
Ветерок веет лёгко-тёплый. Вот-вот и счастье. На папины деньги, наверное, уедет с острова. Предвидение счастья. Но вне Шикотана.
Они на веранде. За деревьями тёмное Чёрное море, и по нему огни. С набережной. Оттуда музыка. Верунька в белом сарафане, Сандра в лёгком платье на широких бретельках. Мячик в цветной сетке между окнами веранды.
Наконец, мама, обе бабушки и папа, и они, дети, гуляют в невинной толпе, где маленькие с родителями, где загорелые юноши из «приличных семей», как говорит мама. Где мамаши катят в колясках усатых детей-инвалидов, и где «девицы на выданье», как говорит бабушка, такие же, какой будет Сандра. И она будет гулять по набережной. Но рядом не эти родные люди, а молодой интеллигентный капитан дальнего плаванья Они говорят о высоких материях. У дома он сообщает, что завтра ему в путь на огромном океанском лайнере, но «Я вернусь, Сандра»
Мама читает Веруньке о Принце Дакаре на подводной лодке «Наутилус» И это материал для воображения. Вот и она на этой лодке. С этим принцем В гостиной учительница музыки играет на фортепиано. Лист. «Годы странствий»
Рано утром её будит дедушка Джек: «Пора!» Обещал взять внучку на рыбалку. Она никогда не встаёт рано, а в это утро вскакивает. На яхте «Надежда» они выходят в море. Рыбалка удалась. Большая, с виду золотая рыба бьётся в садке
И вновь вечер Она лупит по мячу
Вот откуда веет счастье-ветерок на остров Шикотан.
Идём! говорит Настя.
Перед Сандрой напарница в белом колпаке. Двор завода. Темнота и тоска. Вечера разные у моря. Да, и ветерок, не тот ветерок.
Они лезут в дыру на склад. Тут нет воды. На укладке море. Коробки, будто картонные стены. Мы пришли проведать «нашу девочку» Галю? Тётенька Галина Никандровна тут наклеивает этикетки на банки с консервами. Но нет, «мы пришли» их воровать.
Настя берёт из штабеля, который не до верха, банки, и в карманы халата.
Бежим!
И они выбегают. Сандра глядит на луну: выть или не выть? Воровка куда-то делась на минуту. Но вот она опять рядом: банки открыты. Не уточняет, кем: парни у катера, рыбаки, наверное.
На!
Рыба пахнет вкусно. Ночью под навесом нет японца. Саша-подельница выпивает соус. Фрагменты рыбы вытряхивает в рот. Банку далеко швыряет в контейнер для мусора. Блямц! Попала.
А мою, с уважением (к броску) довольная Настя. Будем прихватывать хлеб. Деньги на еду не надо тратить.
Перерыв кончился.
Опять борьба с Тонькой. Опять мат. Актуальна лекция о мелком хищении на предприятии. Да, много тем для лекций и докладов.
Полуобморочно бредут. Утро, но солнце палит, оно курортное. Они идут вверх каскадом деревянных лестниц. Одна лестница, другая, третья.
Мытьё под колонкой. Там холодной воды вдоволь. Баню в этот день не топят. В бараке умывальник, на плите ведро с тёплой водой. Но Рита бесится: они с Настей не ходят за водой, не топят печь. Халаты вешают, мокрые рукава натёрли руки. Рита, Валя и Галя готовы на выход: они в дневной смене.
Уха на плите! Где вы такую рыбу выловили! утренний смех Риты. Поешьте перед сном
И Сандра ест «только рыбку», и только «дома». Нет ни желания, ни сил идти в кафе (открылось). И она экономит. Невидаль в её характере. Вполне вероятно, и карман для денег пришьёт, какой у Гали-богомолки. Рыба тут в открытом доступе. Другой рыбак отвалил Насте скумбрий. Это не та скумбрия, которой торгуют на материке. Так говорят, наверное, чтобы не забыть: находишься на острове. Для этого парня она Света.
Удивляет лёгкость. Из каких-то неведомых ситуаций, в которых девушка легко называет себя другим именем? Где, на какой полке в голове, в каком отделе памяти? «Ай ченч май нейм» Куприн и Бунин? О женщине, и о позоре. В ряду: женщина-горе-позор. И для сокрытия горя и позора другие имена
Сандра, назвав себя Сашей (манёвр уровняться с теми, у кого и горе, и позор), теперь не рада. Она тут горбуша в одной сети с другой рыбой, вот и представилась «сайрой» (Сашей этой).
А вдруг горе и позор ожидают и её в далёком от дома краю? Некий негативный вариант судьбы выполняет программу другого имени. Какая-то не народная мудрость: с переменой имени индивид меняет судьбу. И не к лучшему. До буквальной смены не дошло.
Уху едят так, что не могут говорить. Приступом. Пьяное насыщение
В барак, который в конце улицы, навезут студентов!
Сандра не рада, не мыться ей под колонкой даже в полной темноте
Внизу у моря семейные рыбаки с катеров. Их жёны в цехе на выгодных местах. А наверху бараки набиты молодыми тётками, девчонками. Проверенные с головы до ног. Пищевая промышленность. Пищепром. Больных и ранее судимых не берут.
«Там бывшие преступницы! пугает консьержка. А ваша туда? Они там заразные. Дворничиха говорит: оттуда едут больные или беременные без расписки». Мама: «Тихо!», мол, у нас в квартире такое не говорят. Но эта Антонина Егоровна придёт за солью, да наболтает. «У меня от неё лицо дёргается». Жалоба бабушки. Обнять бабушку, как в далёком детстве, повторяя: «бабушка, бабушка», и никаких других слов.
Уха. Отличная уха! Дремлет Сандра. В голове путаница. Какая огромная и прекрасная родина, мы ехали ею так долго! И так много здоровых и добрых женщин. Настя, Рита Да, да! Классную уху варит Рита! Великолепный остров. Шикотан. День в разгаре. Она додумает Постель чистая, ветерок с моря в окно. Какой ветерок? Да, как в Евпатории.
Одесса, выдох Насти.
3
Далеко она! Не может в метро, на троллейбусе приехать к папе. Они-то в центре, в немаленькой квартире, дедушкиной и бабушкиной. Ей бы туда, к папе, увидеть его, вернуться домой на Долгоруковскую и поговорить И с мамой, и с бабушкой. Верунька вспоминается маленькой, обнять бы её за мягкие плечики и пойти с ней играть на ковре. Хотя нет, Верунька не такая маленькая
Накануне была зарплата, давка в их «Промтоварах» в Крабозаводске, идут давиться в Малокурильск. Тёплый летний день и это выходной! Ей не в радость. Для неё всё, что на Шикотане, подневольное.
Ну, почему, если надо уехать, то обязательно работать на рыбе? И пусть она хоть золотая, это не Клондайк! Там хождение по краю. Там неординарные личности. А тут? Пищеблок банальный. Кухня. Бабы. Бабы на кухне. Готовят и готовят рыбу на прорву ртов.
Из бани, в этот день набитой, с отвращением. Баб концентрация. Голые, орут, некоторые матом. Не остров, женская баня. Морячка-то не видать! Хотя камбалы много, то бишь, сайры
«Не попади там в лапы соблазнителя!» Ха-ха-ха! Бабушка, наивная бабушка! Какие тут соблазнители! Да и соблазнить твою внучку непросто! Ей подходит яркий, неординарный. Вот папа. Георгий Евгеньевич. Он смелый. Но его смелость в бумагах. И это не делает его ярким.
Другое дело его папа, то есть, дедушка Евгений Георгиевич, Джек, как его зовёт та бабушка. Бабушка Надя. Они с Верунькой называют её с добавлением имени. Дедушка Джек работал в Министерстве текстильной промышленности. Министерство процветало. Как и промышленность. Жили они с бабушкой Надей на улице Горького, на Советской площади. Он вышел на пенсию до развала всего советского, и этой процветающей отрасли. Теперь он ходит на лодке в море, он умелый рыбак. Он ради моря уехал в Крым. Именно его дом их крымская комфортабельная дача. «Дом, который построил Джек». Идея: уехать к бабушке Наде и к дедушке Евгению Семибратову. К Джеку. Вместе рыбачить. Папа рафинированный интеллигент, не такой, как его отец.
Идут цветущим островом Шикотан из Крабозаводска в Малокурильск. Жарко. Тут не только лестницы да тропинка в гору, тут нормальная дорога: пройдёшь кладбище, а дальше лесом. Моря не видно. На какое-то время она забывает о нём. Дорога приятная. Зелень, трава, будто на подмосковной даче, менее комфортабельной, не такой, как в Крыму, но тоже неплохой, МИДовской. И другой дедушка, мамин папа Иван Илларионович Бурцев работал в министерстве, но Иностранных дел. На окраине дорога, как эта, в лесу птицы поют. По такой дороге она бы на велике. У неё спортивный. Пригнёшься к рулю, ноги легко крутят педали Э-эх