Рита, Валя и Галя далеко, они с Настей идут ходко, и вновь море. Оно не такое, как в Крабозаводске, будто огороженное непреступными берегами, а длинной лентой. Весь Малокурильск набережная. Но и тут, видимо, не купаются. В Крабозаводске, например, нет выходов к воде. Не поплавать. Купальник ни к чему.
В Малокурильске полно домов, не только бараки, не только баня и столовка. Причалы вдоль дороги, это, видимо, центр. Окраины на сопке. Да вот же мостик, где сходили с плашкоута студенты, а вербованных уволокли к другому берегу. Где-то тут командир отряда Саша, с которым танцевали на палубе корабля до полупьяных тёток, прервавших веселье. Эти бабы работают на рыбе каждый сезон. Им не надо далеко ездить. Они неподалёку, например, во Владике. Такой контингент окраин этого города. Тема для журнала «Вопросы социума».
На дороге машины. Они немного одичали в Крабозаводске. Цунамными лестницами вниз вверх. Название удивляет: какое тут Цунами? Цунами это бедствие, вроде тайфуна, какие-то непомерно-огромные волны
Давай проголосуем! говорит активная подруга.
Она отоварилась в Крабозаводске «детям» необходимое, дёшево. И тут купит. Матери тоже. Она так говорит: не брат и сестра, а дети, не мама, а мать.
Тормозит микроавтобус эпидемической станции, медработники: дама, двое мужчин, не старые, лица добрые. Подкинут до универмага, это немного в объезд. Катят в гору.
В окошки видны пешеходы. Риту, Валю и Галю обгоняет автомобиль.
Наши девочки, с наивной энергией Настя.
Врачи торопятся, они «не такси», но тормозят
Девочки, Рита, Валя! Далековато, да и не думают, что кто-то их окликнет из автомобиля. Девчонки, мать вашу так! ну, будто в цехе в общении с Тонькой.
Дама теряет доброту:
Выходите, живо!
Настя вылезает. Сандра выпрыгивает:
Спасибо! Извините!
Чего ты им расспасибковалась? Пошли они
Вот и «наши девочки».
Универмаг на горке: мне одна на конвейере говорила. А вы идёте впереди, не сворачивая. Я ору вам, и вдруг вас нет! Рита напоминает о роли старшей группы Маргариты Трофимовны.
Я золото куплю. Тут дешевле, чем на материке. Тряпки, что, износишь Продам. Купим с моим хоть какой-нибудь неновый «жигуль». Вот как сынок умер, он о машине твердит, прямо до развода На любой Шикотан уедешь
Говорит Валя с подъёмом перед обретением «золота», ведь оно автомобиль для «моего», отмена идей о разводе, а там и ещё ребёнок, и не умрёт А на работе её ценят, кое-как дали отпуск. Начальница сжалилась: Димочка умер. Работает Валя, Валентина Олеговна, инспектором в отделе кадров небольшого предприятия, но одного в их городке.
Даст бог, будут у тебя детки! говорит ей Галя.
Она в платке до глаз. Одета в рабочий халат на линялое платье. Халат ценный, с карманом для денег. Тратить их Галя не намерена. У неё другая цель, не быть одной в комнате: крючок на дверях слабоват. Лиходей (или лиходейка) войдёт, отнимет деньги. Она и в «Промтоварах» ничего не купила, и, довольная именно этим, вернулась вместе с другими. Сохранить деньги главное.
Универмаг открыт, набит покупательницами.
Сандра вдруг берёт английскую сорочку для папы И это не всё.
Фирменных джинсов у неё три пары, двое техасских, привезённых из Америки маминым братом дядей Петей, Петром Ивановичем Бурцевым. Бабушка гордится сыном. «У тебя парень фарцовщик?» Настя легко роняет такие слова («пересылка», «проститутка»)
Для работы на рыбе куплен японский ширпотреб, зато цвет морской волны. В тему.
Глядит в море, которое отличается от неба волнами, блестящими и живыми. Ну, и бухта! Никакого залива. И красоты нет. Видимо, и для неё Крабозаводск (как для Насти) дом: он ей нравится. Выход в океан определённо приятный. Тех, кто у моря, выход в океан волнует; какой он: лёгкий или трудный, красивый или нет? «Тут лёгкий выход в море», говорит дедушка Джек, Евгений Георгиевич Семибратов.
На обратном пути они впереди других. Настя, плача, говорит об Одессе. «Халупа» недалеко от порта, «хорошенькая блондинка», её мать. Правдиво или нет? Но, вроде, правда. «Я толстая, а она, как манекенщица». Халупа деревянный домик (две комнаты), туалет во дворе. В одной они, дети, их трое, в другой мать работает. Вроде, мать у неё проститутка? Но, оказывается, нет, она работала на дому
шьёт? у них в доме на Долгоруковской портниха
Шьёт и порет. Нас с милицией выселили.
У неё не было разрешения на работу?
Ну, да
Скитания бедных с двумя малыми детьми. Какими нелепыми бывают люди! Нет, чтоб выхлопотать разрешение, как у соседки с первого этажа Веты Штельманис. Одна комната в её квартире ателье. Дорого берёт. Но дамы на автомобилях заказывают у Веты целый гардероб Какой-то её «комплект» выбился в «прет-апорте». Эта глупая информация от мамы.
Рита приобрела шторы для будущей избы, на которую тоже заработает. А Валя два кольца. У Гали нет покупок, и этим она довольна больше тех, кто что-то купил.
Настя вернулась без денег. У неё готовая посылка. «Матери» кофту из какой-то японской мишуры. А «детям» каждому комплект: кеды, куртка, джинсы, свитер. Себе только тёплые носки, чтобы работать в резиновых сапогах на рыбе.
Всё до копейки? с укором глядит Валя.
Мы, когда из Одессы уматывали, шмотки (у матери было полно), спустили за копейки. Норку даже Настя пихает в чемодан добро.
Об их побеге из одного города в другой она рассказывает равнодушно. А вот о великолепном болгарском моряке с горечью.
Не договаривает подруга.
Маме трудно с папой, и он не договаривает, будто мама ему не ровня, будто она маленькая и глупая. Он говорит, что мама не понимает его (ну, а с тёщей, тем более, говорить не о чём): «Тебе не понять, Инга».
Тайна отдаляет. И Сандра одна на этом Шикотане.
«Отдых» кончился (глупая прогулка), а утром опять: сапоги, фартук, колпак, ледяная вода
Скорей бы конец путины, уехать с этого острова и не думать о нём никогда.
4
Глухота, разводит он руками.
Ты не понимаешь папу, у неё в дебатах с мамой и бабушкой аргументы Георгия Евгеньевича.
Чего-чего? взглядывает мама так, будто шкаф заговорил.
Настроил! Ребёнка! Против матери! выкрикивает бабушка.
Бабушка, а с тобой и вообще не о чём говорить! дерзит «ребёнок».
Они скандалят. Орут друг на друга. Потом ревут, но только Сандра и бабушка. Мама никогда.
Тебе многое непонятно. Любимая фраза мамы.
Маме бы помогала, чем такое устраивать, укоряет бабушка.
Кто, кто устраивает? Эти люди, явно глупые, явно виноватые, перекладывают с больной головы на здоровую!
Если б Ингу Ивановну хоть раз выселили, как Настину мать Инга Ивановна кадр! Гипнотизёр. Но её дочь не поддаётся внушению!
Воскресное утро, девять, тебе не надо идти в школу (или уже в универ), читала Джека Лондона до трёх утра. Он идёт по льду реки Юкон, начинает замерзать (пятьдесят градусов!) Он замерзает медленно. И умер.
Накануне папа говорит об этом рассказе, и Сандра каменеет в кресле у пыльного стеллажа. Человек, «полнейший материалист», не обладал воображением и оттого умер.
Мама выходит в кухню. Взгляд на часы, на книгу:
Не учебник! наливает себе воды. Мигом в кровать!
Утром она будит. Жерло пылесоса вплотную у дивана. Инга Ивановна трёт тряпками мебель, пол. Пол у неё, как стол (где нет ковров). Ковры Два персидских. Мамин папа дедушка Иван Илларионович Бурцев вывез из Персии, когда работал в МИДе. Папа рад, что теперь никто не гонит его с коврами во двор, где их чистит Липа, приходящая домработница.
Она в кресло, пытаясь дремать. Тем временем, пылесос вонзается в её диван.
Иди завтракать! дуэтом с техникой.
Попытка укрыться в ванной.
Ты чего там так долго? кара настигает и в этом убежище.
Бабушка подкарауливает на кухне:
Яичницу? Или кашу?
Как такое предлагать, когда она в таком состоянии?! Обдумывает главную экзистенциальную проблему. «Он замёрз, так как у него не хватило воображения. И у меня не хватит! О, материалистическое воспитание!»
Бабка нетерпеливо подталкивает еду.
Бабушка, а ты когда-нибудь давно верила в бога?
Верить в какого-то бога! Я окончила институт! Мой папа, твой прадедушка, марксист-ленинец. А его отец был накоротке с Владимиром Ильичём Лениным! Он не мог верить в какие-то выдумки!
Информация о предке и о «Владимире Ильиче» грозит превратиться в длинную лекцию. Бабушка редко употребляет популярный псевдоним, будто лидер мирового пролетариата член их семьи.
Мама с ведром и тряпкой.
В голове у неё какие-то басни про бога! докладывает бабушка.
ещё в бога тебе не хватает уверовать! Инга Ивановна вытирает подоконник, горшки с цветами.
Глупо вырвалось на эту тему! Немедленно ехать к отцу, к папе, к Георгию Евгеньевичу.
Вот, деточка Сандрина Это карта истории философии, папа раскидывает карту на пыльном столе. Жёлтый цвет (так наглядней для моих студентов) это идеалистические философские концепции. А синий материалистические. Как видишь, идеализм доминирует.
В мире больше людей, которые верят в бога?
Ну, примерно, так. Ты найдёшь своё мировоззрение.
А ты давно нашёл?
Это может показаться удивительным, виноватая улыбка, но пока нет. Богоискательство бывает трудным делом.
Когда она возвращается, с ними не говорит. Молча, плюхается в кресло, кивком головы (как папа) откидывает с умного лба рыжие пряди.
Обе в крик:
Не вымыв рук! А брюки! Ты в них в транспорте! Немедленно в домашнее! Кругом инфекция!
Уходит к себе и к Веруньке. Это такая неимоверно миленькая любимица бабушки и мамы и, кажется, папы Папы тоже.
Приедет, а он: «Как там Верунька?» Не огорчая папу, говорит про Веруньку. Какое у неё новое хобби, не влияющее на учёбу в двух школах: в общеобразовательной и музыкальной. Папа рад слышать. И думает, что и ей не терпится поговорить о дорогой сестричке, с которой конфликтует. В такие моменты Сандра думает: они меня не любят! Они меня ненавидят!
Верунька за столом Сандры. Ей мало своего, где в идеальном порядке идеальные тетради (нотные и обычные), книги и клавиры. На другом клеит фрагменты бумажных игрушек, лепит из пластилина, вырезает фигурки из картона.
Сандра может долго не подходить к своему столу. Мама и бабушка дуэтом: «Прибери! Вытри тряпкой пыль». Но она ненавидит тряпки. Она никогда ничего не вытирает, не стирает, и не моет посуду. Наконец, мама уберёт пыль, кофейные чашки (иногда до пяти).
Где мой конспект по истории религий? Какое уродство!
Убирай, тогда будешь знать, где!
Она читает, валяясь на диване (ночью при фонарике), иногда на кухне. Одно время мама запирает дверь в гостиную. Не днём. Днём там играет на пианино Верунька. Аргумент: «Одна комната в квартире не захламлена тобой». «Захламить» это те же использованные кофейные чашки, тарелки для бутербродов с их остатками, книги и тетради.
Верунька вырезает из картона человечков. Как маленький гений она выявляет тайну мультипликации. На столе новые порезы. Гнев кипит! До утра при фонарике читала Фому Аквинского (истина в гармонии веры и ума!) Она выведет формулу бога! Она на пути к открытию. Путь в тупике. Она злая-презлая.
Марш от моего стола!
Но Сандра! Видишь, как двигается, перемещает фигурки, и никакой неловкости!
Марш, говорю! кидает на пол и опыт мультипликации, и фломастеры, и аккуратно разложенные цветные картонки.
Верунька воет, как сирена, подбирая человечков
Прибегают бабушка и мама:
Наглая! Она ребёнок!
Ты что, творишь? А ещё на философском факультете! Не плачь, милая, не плачь, умница, утешает бабушка Веруньку.
Отстаньте от меня!
Верунька уже за своим столом. Сандра лицом к окну. Во дворе дуб, клён, вороны Слёзы капают на дерматин. Мама с бабушкой уходят в другие комнаты.
Хочу умереть, говорит твёрдо.
Вновь видит Юкон, холод Аляски. Полный атеист (такой, как бабушка) идёт к своей гибели. И она идёт с ним, и она замёрзнет. У неё воображение, но она готова околеть.
Сандра! Сходи в булочную! крик из кухни.
Не откликается, уронив голову. Верунька докладывать.
Верунька, ты только не бери хлеб с краю, с краю трогают руками, перехватают и вернут, инструктирует бабушка.
Как умереть? Каким методом? Вниз головой в Москву реку? Не выйдет. Она плавает, как рыба. Или с платформы под локомотив метро? Это бы неплохо. До обеда она, то умывается в ванной, то плачет. Она не знает, как ей умереть.
Сандра, иди обедать!
Из кухни такие запахи, а ведь она не завтракала. Ей предлагали выйти в молочную: сметана к борщу Верунька играет на пианино, учит урок. Наверное, мама сбегала в магазин. Обедать противно: не умерла, и надо жрать. У неё опухшее лицо. У мамы такая мина, будто конец света. Бабушка вздыхает. Верунька глядит любопытно. Мама с бабушкой думают: Александрина катится! Недалеко до алкоголя, до наркомании и половой распущенности, которая приведёт к СПИДу. У них похоронные лица, они будто её хоронят.
Их мнение: не надо думать, надо ходить в магазин, пылесосить ковры, мыть полы и вытирать столы и стулья. Стирать на стиральной машине. Телевизор умеренно кино не любое, а с учётом юного возраста. Театры, концерты классики. Но никак не стадионы с рок-музыкой. Верунька должна учиться на пятёрки (она так и учится), Сандра обязана быть первой в группе. Но не в МГУ, и, тем более, не на философском факультете, который, наверняка, бросит.
Внешний вид: мера, дабы не концентрировать внимание мужского пола. Короткую обтягивающую юбку (да, к тому же, красного цвета) не дай бог. Один парень в группе: «Семибратова, у тебя нет мини-юбки? Такие ноги» Деньги уходят на питание. Мама получает, но это не деньги. У бабушки пенсия. Главная беда папа даёт мало! Они даже прислугу не могут содержать, и давно никого нет в комнатке рядом с кухней.
Тебе необходимы такие яркие туфли?.. Намёк: яркие туфли надо отдать ей, у них один размер.
Я работаю пока что, обувает Инга Ивановна новую обувь на высоких каблуках.
«Пока что» в контексте: ей работать и работать, так как ты долго не слезешь с шеи. Стипендия уходит на «Шоколадницу», мелкие подарки и на книги. Книжные шкафы битком, и литература оккупирует один подоконник за другим. А ведь там горшки с цветами!
Отличный борщ (творение бабушки, второе мамины котлеты). И не хочется умирать.
Она уходит на диван. Верунька рядом. Ей надо удивить человечками, чтоб Сандра ими хоть немного восхитилась. И восхищается, и они играют ими, а потом она прислоняется головой к Верунькиной тёплой мягкой спинке и дремлет. Она за Верунькой, как за каменной стеной. И сестрёнка уже спит. Никто не орёт, не врубает пылесос.
В Москве дикая жара. Начало каникул. Идут в «Шоколадницу». Там хотя бы кондиционер. Двое ребят. Сандра.
Так бы и нырнул в какой-нибудь водоём! говорит один.
А второй, Володя Одинцов, удивляет:
Я живу на Оке.
И он говорит об этой реке, о какой-то рыбе плотве, о маленьком родном городке, куда отбудет до следующего семестра А у неё идея:
давайте в Крым
Там дедушкина яхта «Надежда», многокомнатная дача
Оба парня (второй из какого-то сибирского города) довольно кивают, прибавляя «классно» и, наконец, сибиряк говорит: он с девушкой. Володя Одинцов глядит: мол, а тебя я могу считать «своей девушкой»? Взгляд понят, ответа нет. И он думает: мол, там, в Крыму, видно будет.
Она выходит на Маяковке, им ехать да ехать на съёмную квартиру.
С кем? С кем ты собралась? вопросы Инги Ивановны.
Мальчики из группы, девушка одного
Они приезжие?
Володя Одинцов нормальный парень. Да, не всё ли равно, с кем рыбачить! Дедушка Джек
О, нет! Необходима санкция Георгия Евгеньевича!
Да, и с санкцией, напирает бабушка, ехать не надо одной. Мы вот-вот вместе: мама, Верунька
Инга Ивановна подхватывает:
У меня отпуск с определённого дня! Вот тогда и поедешь. С нами, а не с какими-то ребятами приезжими И уходит к себе в комнату звонить папе.