Евгений Семенович, секретарша заметно нервничала, даже чуть не сбила со своей блузки нарядный галстук-бант, размахивая руками. Планерка для журналистского коллектива перенесена, а вас ждут в ленинской комнате. Давайте я ваш плащ повешу.
Спасибо, Валечка, поблагодарил я, понимая, что пахнет жареным. Впрочем, как оно и ожидалось.
Я отдал секретарше верхнюю одежду, вышел в коридор и, свернув направо, сделал несколько шагов в сторону ленинской комнаты. Той самой, которую в будущем станут использовать как конференц-зал. А сейчас я открыл дверь и вошел в просторное помещение с большим столом. В дальнем конце комнаты стоял большой гипсовый бюст Ильича, знамена, кубки, вымпелы и целая галерея почетных грамот. А посреди всего этого великолепия, сидя за столом, выделялись Громыхина и Краюхин. Был в их компании и некто третий пожилой седовласый мужчина с идеальным пробором и почти брежневскими бровями.
Проходи, Евгений Семенович, Анатолий Петрович указал мне рукой на стул. Присаживайся.
Доброе утро, товарищ Кашеваров, вежливо, но с каким-то явным напряжением в голосе произнесла Клара Викентьевна. Я даже мысленно ей посочувствовал, ведь она фактически находилась между молотом и наковальней. Интересно, не сдастся в последний момент, не прогнется? Не переобуется в воздухе, повесив всех обезьян на меня?
И вам здравствуйте, товарищи, нарочито бодро ответил я. Прошу извинить за опоздание, собирал мнения читателей газеты. И хочу заметить
Об этом мы с тобой сейчас и поговорим, оборвал меня Краюхин тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Нет, не похоже было, что он испытывает ко мне личную неприязнь. Скорее тоже сейчас размышляет, что со мной делать с наименьшими потерями. Все-таки идейность в первом секретаре удачно соседствует с прагматизмом.
Я присел, чувствуя себя как на суде большевистской тройки. И особенно меня напрягал этот незнакомец в темно-синем костюме с отливом. Есть у меня такое ощущение, что этим балом правит именно он, а не Анатолий Петрович с Кларой. Как бы оба они ко мне ни относились, решать, похоже, будет этот бровастый.
Ладно тебе, Краюхин, не перегибай, неожиданно улыбнулся тот. И так застращали бедного редактора, который наверняка ночь не спал, о своем поступке думал. Вон, опоздал даже. Вам ведь есть что нам рассказать, Евгений Семенович?
Смотря о чем вы хотите услышать, я пожал плечами с напускным равнодушием. Если о подготовке нового выпуска «Андроповских известий», то планерки еще не было.
Вот-вот, опять улыбнулся незнакомый функционер, и в этой улыбке промелькнуло что-то фальшивое. Именно о газете мне бы и хотелось услышать. Давайте так. Какова задача советского печатного издания?
Информировать граждан о происходящем в Союзе и мире, ответил я. Давать четкую объективную картину.
И доносить до читателей позицию коммунистической партии, подсказала Громыхина, поправляя воротничок, будто ей невыносимо душно. Видимо, эта фраза ожидалась именно от меня, и так нашей Кларе Викентьевне было бы проще за меня заступиться. Что ж, мой прокол, сознаюсь.
Правильно, тем временем кивнул седовласый уже без улыбки. Задача печатных периодических изданий состоит в идеологически правильном информировании советских граждан. А вы, дорогой Кашеваров, забыли о важности партийной составляющей. Вот что это?
Он брезгливо взял в руки газету, будто подобрал ее на помойке, и повернул в мою сторону разворот со статьей о чернобыльцах.
Это материал о наших андроповских ликвидаторах, невозмутимо ответил я.
Я и сам вижу, все еще спокойно усмехнулся функционер. Но как она написана, а? Разве это советская статья? Ощущение, что ее написал журналист «Би-Би-Си», но точно не «Андроповских известий».
Насколько я знаю, международные стандарты журналистики применимы и к «Би-Би-Си», и к «Правде», и к нашей газете, парировал я, внимательно наблюдая за седовласым. Каковы ваши конкретные претензии?
Мой оппонент на мгновение поморщился, словно попробовал лимон, однако сдержался. Опасный противник.
Претензии, повторил он, усмехнувшись. Вы мне скажите, кто такие ликвидаторы? Любой советский человек ответит: герои. Так почему в вашей статье герои жалуются на жизнь? Где самоотдача и посыл молодым поколениям? Где направляющая роль партии? Почему этот ваш Садыков на фотографии не в орденах, а на больничной койке?
Насчет орденов не ко мне вопрос, ледяным тоном парировал я.
И вот тут все еще незнакомый мне партийный функционер не выдержал. Видимо, давно не сталкивался с общением на равных, привык давить молчаливых овечек и вдруг получил неожиданный отпор. Вся мнимая доброжелательность моментально слетела с его лица, и он перешел на повышенный тон.
Вы забываетесь, Кашеваров! лицо его перекосило от гнева. Написали отвратительный пасквиль, а теперь еще подвергаете сомнению работу партийных органов! Не к нему вопрос, видите ли! Вы что хотели сказать своей цидулькой? Что в Советском Союзе не умеют лечить лучевую болезнь? Не заботятся о героях? Пытаются замолчать их проблемы?
Я хотел показать как героическую сторону жизни ликвидаторов, так и последствия их тяжелой работы, в отличие от моего визави я держал себя в руках, излучая уверенность и спокойствие. Считаю, советское общество имеет право об этом знать. А сами герои могут просить о помощи.
Молчать! седовласый грохнул кулаком по столу. Отличный подарок вы сделали на День комсомола, товарищ редактор! Это просто вредительство! Диверсия в пользу Запада! А вы? Прошляпили лиса в курятнике, товарищи коммунисты! Убрать его из газеты немедленно!
Но Богдан Серафимович? Краюхин изумленно повернулся к нему. Мы ведь хотели только обсудить, проработать
А ты, Анатолий Петрович, в кресле своем не засиделся? седовласый даже не посмотрел на первого секретаря райкома, продолжая буравить взглядом меня. У тебя тут самая настоящая контра в редакции развелась, ты мне еще о проработках говорить будешь! Я что, по-твоему, Николаю Федоровичу[11] должен докладывать? О том, как у тебя в районе в День комсомола такая дрянь выходит?
Все это время я старался сдерживаться, но именно эти слова Богдана Серафимовича прозвучали словно пощечина. Стерпеть такое было уже невозможно.
Дрянь? возмутился я. История парня, который возил ликвидаторов на автобусе? Или, быть может, дрянь это комментарии ведущих врачей? Вы, извините, статью хотя бы читали или довольствовались заголовком и фотографией?
К такому седовласый оказался явно не готов. Он глотал воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, даже галстук ослабил.
Да как ты смеешь, щенок! наконец, процедил он сквозь зубы. Я все прочитал, и не по одному разу. Всю твою филиппику в адрес советской власти!
Это какую же? усмехнулся я.
Мракобесие! функционер то ли уже не слушал меня, то ли сознательно избежал ответа. В советской газете про колдовство пишут! Тьфу! А я за тебя, Кашеваров, перед Татарчуком, между прочим, лично краснел! И за тебя, Анатолий Петрович, тоже!
Богдан Серафимович только теперь посмотрел на Краюхина, а я зато вспомнил, наконец, кто он такой. Фамилия его была Хватов, и он возглавлял «Андроповские известия» в шестидесятых и семидесятых. Потом его перевели в областной центр, где он входил в редакционный совет «Калининской правды» и занимал не последнюю должность в обкоме. Что самое паршивое, районки формально подчинялись областному изданию, и опять же формально Хватов мог вмешиваться в работу моей газеты. Его портрет, к слову, тоже висел в нашей «галерее славы» наряду с Кашеваровым и другими редакторами. Только вот Бульбаша, кстати, там не было, я вот что еще вспомнил. Видимо, при составлении почетного списка решили не акцентировать внимание на Виталии Николаевиче из-за его пагубного пристрастия. А ведь несправедливо все-таки
В общем, так, Евгений Семенович, тем временем Хватов немного успокоился и перестал брызгать слюной. От своего поста ты пока отстраняешься, соответствующий приказ я подпишу, полномочия у меня на это имеются, как ты понимаешь. Но есть для тебя и хорошая новость. Все-таки до этих своих демаршей ты газетой нормально руководил, так что, учитывая твои былые заслуги, в редакции я тебя оставлю, так уж и быть. Переведу в старшие корреспонденты. А там посмотрим, кем тебя заменить. Есть перспективные-то, Клара Викентьевна?
Арсений Степанович Бродов у нас числится одним из заместителей, ответила Громыхина. И Виталий Николаевич Бульбаш. Из молодых же
Я внимательно слушал Клару Викентьевну, которая осторожно отметила, что молодежь пока еще не готова возглавить газету, а Евгений Семенович, то бишь я, высококвалифицированный и ответственный редактор. И, возможно, стоит дать мне шанс, взять на поруки, помочь направить энергию в мирное русло. А параллельно в моей голове укладывалась мягкой кошкой мысль: да, меня все-таки сместили, как я и опасался, но при этом оставили в редакции. Конечно, обидно, что старый хрыч Хватов уже подыскивает мне замену, однако еще не вечер. Была мысль прямо сейчас встать в позу и потребовать официальную бумагу из обкома, вот только я понимал, что он не блефует. Нет, мы пойдем другим путем.
Ладно, посмотрим, между тем, властно махнул рукой Богдан Серафимович, останавливая Громыхину. Ты мне Кашеварова-то не защищай, он американские методы работы хотел в газету ввести. Хотел, Кашеваров?
И снова меня неприятно кольнуло внутри: Метелина. Вряд ли кто-то еще меня сдал, а старушка и впрямь зуб заточила. Интересно, и как она на Хватова вышла? Анонимку написала мол, довожу до вашего сведения?..
Как бы то ни было, мне теперь надо что-то придумать. Я верю, что выкарабкаюсь, но пока что все валится, будто карточный домик не только задуманный мной цикл статей о немирном атоме и текст про подвальные «качалки», но и, похоже, концерт в честь Дня комсомола. А ведь он, между прочим, уже сегодня. Интересно, зарубит Хватов заодно и мою инициативу с советским роком?
Перерыв десять минут, полагаю, устроит, коллеги? обратился тем временем седовласый к Громыхиной и Краюхину. Отлично. Евгений Семенович, подготовьте, пожалуйста, передачу дел и попросите Варвару организовать сбор коллектива редакции. Всех, а не только журналистов, и здесь, в ленинской комнате.
Ее зовут Валентина, подметил я.
Ну да, Валентину, развел руками Хватов. А я как сказал?
Я ничего не ответил и вышел в коридор. Внутри меня немного потряхивало, но снаружи я старался держаться. Может, швырнуть на стол партбилет и уволиться? Ну уж нет! Не для того я тут все организовывал, чтобы взять и бросить! Да и велика ли важность, редакторское кресло? Если Хватов поставит вместо меня Бульбаша или Бродова, стану серым кардиналом. А если нет
Мелькнула мысль, что партийный функционер вполне может прислать замену из Калинина. И это гораздо сложнее. Со своими всегда можно договориться, а вот человек со стороны будет просто делать по-своему. Точнее по указке из областного центра. Что ж, прямо сейчас решение не найти, надо дождаться планерки. Передам дела Хватову, а когда придет понимание, как все будет дальше, тогда и составлю план.
Валечка, организуйте, пожалуйста, полный сбор коллектива в ленинской комнате, попросил я секретаршу, улыбнувшись как ни в чем не бывало. Начинаем через десять минут.
Девушка кивнула в ответ, и на лице ее отражалось полное понимание происходящего. Меня списали.
Глава 5
Журналисты, удивленно переговариваясь, заходили в просторную ленинскую комнату и рассаживались на стулья. Следом пришли сотрудники остальных подразделений верстальщики, корректоры, бухгалтерия, автопарк, не было только работников столовой, но они не подчинялись редакции, а относились к отраслевому тресту.
Народ чувствовал перемены, но еще не понимал, как к ним относиться. Каждый то и дело посматривал на меня, не смея задать вопрос на глазах у партийных бонз. И все же догадаться было нетрудно, потому что сам я сел не в президиуме, а на обычном стуле среди остальных. Рядом плюхнулся пахнущий одеколоном Бульбаш, по другую сторону примостилась Марта Мирбах.
Доброе утро, товарищи! начал гость из Калинина. С кем-то мы знакомы, с другими нет, а потому представлюсь. Меня зовут Богдан Серафимович Хватов, и с сегодняшнего дня я временно исполняю обязанности редактора «Андроповских известий». Ах да, еще и ответственного секретаря Совсем забыл, что у вас тут такой бардак.
По комнате пролетел шепоток, но седовласый снова заговорил, и сотрудники газеты затихли.
Евгений Семенович, попрошу вас доложить о планах на новый номер и готовности материалов. Хватов посмотрел на меня. Я наслышан, что вы делаете запас, и весьма признателен вам за это. Итак?
В запасе редколлегии имеются материалы из цикла «Человек труда», я встал и принялся рассказывать, чувствуя, как каждый в ленинской комнате впился в меня взглядом. Корреспондент Зоя Шабанова готовит материал я вовремя сообразил, что Хватову не стоит знать о музыкантах, готовит материал о молодежной культуре. Как раз с привязкой к дню рождения комсомольской организации.
Это похвально, кивнул Богдан Серафимович. Что еще?
Еще специальный корреспондент София Кантор участвовала в расследовании ОБХСС, на эту тему ею пишется статья, добавил я, посмотрев краем глаза на девушку.
А дальше произошло то, чего не ожидал никто в этом помещении. Соня решительно встала и задала вопрос, ее тонкий, но сильный голос проникал в самую душу:
Скажите, Богдан Серафимович, а по какой причине от нас уходит Евгений Семенович? девушка перевела взгляд на меня, и моментально стало понятно, что она уже обо всем догадалась. Остальные наверняка тоже, просто именно эта худенькая девчушка единственная взяла на себя смелость высказаться. Эх, еще бы хоть кто-нибудь
Евгений Семенович не уходит, широко улыбнулся Хватов, будто чеширский кот. Он остается в редакции, освобождаясь от должностей редактора и ответственного секретаря.
Почему? вздернула носик Соня.
По профнепригодности, улыбка сошла с лица Хватова.
Удивительное дело, покачала головой девушка. Насколько я знаю, Евгений Семенович отличный редактор. И журналист, кстати, тоже. Правда, товарищи?
Я ручаюсь за Кашеварова, неожиданно встал Бульбаш, но Хватов тут же резко его осадил.
Ты за себя-то не можешь поручиться, глаза Богдана Серафимовича сузились до щелочек. Сядь.
На этот раз Хватов не стал повышать голос. Просто приказал, и Виталий Семенович тут же вернулся в исходное положение, исходя красными пятнами и покрываясь испариной.
Извините подала тихий голос Марта Рудольфовна Мирбах. Но нам всем и вправду отлично работалось с Евгением Семеновичем.
Поддерживаю, встали один за другим фотографы Леня и Андрей, корреспонденты Аркадий и Никита, даже старик Шикин. Поддерживаем!
Поддерживаю! заикаясь и густо краснея, встала и Зоя Шабанова.
Мы за Евгения Семеновича! пискнули неразлейвода Катя и Люда.
Поднялся гвалт, в котором из журналистов не участвовали только несколько человек. И в их числе Людмила Григорьевна Метелина. Она сидела поодаль и демонстративно отвернулась, едва я взглянул на нее.
Тишина! громко скомандовал Хватов. Тихо, товарищи! Я ценю, что вы хорошо относитесь к коллеге. Но решение принято
Кем оно принято? перебила седовласого Соня.
На высшем партийном уровне, побагровел Хватов. Вы очень смело ведете себя, юная девочка. Или думаете, что наличие родственника в «Калининской правде» автоматически означает охранную грамоту?