Аддер поднял с пола инструмент и занял свое место на другой стороне операционного стола.
Паццо, дорогой мой, протянул он, пока его тонкие пальцы в почти автоматическом режиме возобновляли работу, я тобой очень горжусь, но начинаю задаваться вопросом, а из того ли ты теста, какое нам здесь, в ЛА, требуется.
На его губах возникла ехидная улыбка.
«И мои кости с ним согласны», подумал Паццо, которого захлестнула почти что смертельная волна усталости, зверской, точно из самого ада. Он продолжал наблюдать за показаниями аппаратуры, но из-за усталости боковое зрение уже размылось.
Хозяин киоска гамбургеров, именуемого «ГОРЯЧЕНЬКОЕ ДЕРЬМО ОТ ГАРРИ», стоял, сложив мускулистые открытые руки на грязном прилавке, и наблюдал за движением толпы вдоль Интерфейса. «В известном смысле, думал он, я на этой улице не менее важная шишка, чем доктор Аддер. Он выполняет свою работу, я свою: мы оба режем мясо и сшиваем, размораживаем и готовим». Он подцепил пальцем одну из фирменных бумажных салфеток, на которой значилось: «ГОРЯЧЕНЬКОЕ ДЕРЬМО ОТ ГАРРИ! ЗДЕСЬ ХАРЬЧУЕТСЯ ВЕСЬ ИНТЕРФЕЙК». Салфетки для киоска печатал на старом принтере какой-то придурковатый обитатель Крысиного Города и, конечно же, не обошелся без ошибок. Принтер откопали в подвалах ЛА, там же, откуда появлялись все здешние благословенные активы, не исключая замороженного мяса для гамбургеров.
Так откуда это название? допытывался мальчуган по ту сторону прилавка. Перед ним валялись крошки и ломтики жира.
Хозяин киоска игнорировал его приставания, решив, что мальчишка сам отвалит. «Молодое мяско, размышлял он, мысленно каталогизируя женщин своей улицы. И старое мяско. Одноножки, двуножки и прочие. Самое разное мяско». Ему нравилось так их называть этот термин подразумевал если не бездушность, то по крайней мере сексуальную подчиненность. Он мысленно покатал слово на языке, за резцами и на кончике губ, словно незримую жемчужину. «Живое мясо. Замороженное мясо. Аддер кроит мясо, я крою мясо; он посылает ко мне за гамбургерами, я посылаю их к нему, а они возвращаются ко мне за прилавок харчеваться. И хоть бы раз Мокс про меня по ящику рассказал!»
Я спрашиваю, откуда взялось название?
Хозяин киоска устало вскинул на юнца взгляд. Он не встречал этого парнишку раньше и исполнился подозрений.
Какое название? уточнил он.
Мальчишка ткнул пальцем в неоновую вывеску.
А тебя как звать? спросил хозяин киоска вместо ответа.
Эдгар.
Сколько тебе лет?
Ну, восемнадцать, конечно. А какое твое собачье дело? огрызнулся мальчишка. Он был явно под кайфом, скорее всего каининовым, и полагал, что лучшая защита оскорбление.
Да так, холодно откликнулся мясник, ничего особенного. Просто я тебя раньше тут никогда не видел.
Я тут раньше никогда не ел, объяснил мальчишка, глядя на него исподлобья.
Внимание хозяина киоска вроде бы отвлеклось, а мальчишка принялся продумывать оптимальные маршруты на случай бегства. Но не успел он соскользнуть с пластикового табурета на тротуар, как полицейский, среагировав на поданный украдкой сигнал мясника, сгреб мальчишку за шиворот.
Ах ты гондон штопаный! завизжал подросток. Полицейский молча поволок его к машине, в которой мальчишке предстояло проделать обратную дорогу до округа Ориндж.
Приходи на следующий год, как подрастешь, посоветовал ему хозяин киоска, аккуратно сворачивая полученную от копа хрустящую банкноту. Сунув деньги в карман забрызганного фартука, он ощутил прилив мимолетной тоски. «Я не в эфире, подумалось ему. Я не такой, как большие шишки, Аддер и Мокс. Светила двойной звезды, вокруг которой мы все крутимся».
Лиммит поскользнулся на чем-то влажном у края тротуара и с размаху налетел на другого прохожего.
Простите, промямлил он, слишком увлеченный собственными мыслями, чтобы разобраться, в кого из анонимных обитателей улицы, сутенеров и проституток, на сей раз врезался. Но тут его за руку схватила какая-то женщина. Он посмотрел на нее, узнал даже спустя годы и чуть не споткнулся вторично.
Господи, произнес он, мгновение простояв перед ней с туповатым видом. Мэри. Мэри Горгон.
Старина Аллен! нежно откликнулась она и потащила его (Лиммит не сопротивлялся) в тень здания, у которого они теперь стояли, подальше от резкого голубовато-белого света и напора толпы. Я и не думала тебя в ЛА встретить, добавила она, с улыбкой глядя ему в глаза.
Лиммит, пребывая весь в смятенных чувствах, нервно рассмеялся.
И я не думал тебя встретить.
Он помедлил. Мэри совершенно не изменилась, вплоть до прежних узких застиранных джинсов. Он задумался, как случалось и раньше, откуда у Мэри с ее дружками эти характеристичные ботинки на толстой подошве. Может, у Фронта своя обувная фабрика или еще что.
Ну, ты вообще как? промямлил он. Революция скисла?
Она слегка напряглась, покачала головой:
Мы перегруппировываемся. Войны не выигрываются только силой оружия.
И едва заметно усмехнулась, почувствовав мелодраматизм своего тона.
Перегруппировываетесь? Где? Тут? Батальон боевых шлюх-ампутанток это было бы круто!
Она снова покачала головой:
Не здесь. В трущобах.
Улыбка ее померкла, но не от разочарования в нем, а, как он теперь понял (почувствовал укол совести), от беспокойства.
А ты как? тихо спросила она. Что ты здесь делаешь?
Он поколебался, но решил, что ей, как и прежде, можно довериться.
Я по делам, сказал он, приподняв перед ней черный чемодан.
Глаза Мэри распахнулись, словно чемодан был ей знаком и внушил испуг.
Что там такое?
Лиммит настороженно огляделся, потом на несколько дюймов приоткрыл крышку чемодана и поднес к ее лицу. Следя за выражением Мэри, он понял, что предположения девушки о содержимом чемодана оправдались.
Твою ма-ать, прошептала Мэри.
Лиммит поспешно захлопнул чемодан и с мимолетным удовлетворением отметил, что теперь на лице Мэри проявилось и подобие неожиданного уважения к старому приятелю. Но почти сразу же исчезло, сменившись прежней, почти материнской заботой.
Это же для доктора Аддера, ровным голосом произнесла Мэри. Ты к нему пожаловал, не так ли? Больше нигде ты не сможешь безопасно избавиться от эдакой ноши.
Он молча кивнул.
Откуда оно у тебя? спросила она.
Это долгая и сложная история, ответил он. Я тебе как-нибудь в другой раз ее расскажу. Не беспокойся, я тебя найду.
Не сказав больше ни слова, он развернулся с намерением уйти.
Она схватила его за руку и удержала.
Не надо, проговорила она. Не иди туда. Подожди немного.
Он гневно вырвался.
Ты что? бросил он. В горле, казалось, скопилась огромная пробка из какой-то густой жидкости, мешая говорить. Хочешь, чтоб я туда вообще не попал? Это тебя устроит?
Он с трудом продавливал слова наружу, мимо этой пробки с ее мерзким, ядовитым привкусом.
Она покачала головой.
Нет, ответила она. Ты все эти годы проторчал на яйцеферме, так ведь? Ага. Ты не знаешь, что это за люди Аддер и его присные. В ЛА все в курсе, что он последние два дня на взводе из-за работы. К нему сейчас смертельно опасно приближаться. Он тебе голову откусит по приколу, прожует и выплюнет.
Она потянула его к себе, почти заключив в объятия.
Идем, урезонивала она его, отдохнешь немножко. Подумай.
Он пожал плечами, продолжая смотреть мимо ее лица вниз по запруженной людьми улице. «Интересно, сколько сейчас времени?» подумал он лениво. Время здесь точно растягивалось; казалось, он покинул бар много часов назад. Способность к сопротивлению окончательно оставила его, сменившись всепоглощающей усталостью. «Принятие, подумалось ему, принятие, оно как смерть». Медленно, смежив веки, он кивнул Мэри. «Ладно, сказал он себе, да будет так». Улица, шлюха, бар и теперь вот еще это. Первая приятная вещь, какая с ним случилась в ЛА, разве не чудо? «Не может ли это оказаться заговором, задумался он, заговором с целью удержать меня от встречи с доктором Аддером?» Если так, то он сам сейчас направляется в расставленную ловушку.
Ты был прав, проговорил доктор Аддер, глядя поверх его плеча на черные кованые ворота. Вот он.
Он закончил возиться с замками на входной двери дома и развернулся. Медленно, напоказ втянул холодный ночной воздух разгоряченными ноздрями.
Паццо передернул плечами, но промолчал. Он видел Лайла по ту сторону двора, за сорняками и мотоциклами. Лайл пританцовывал за воротами и махал ему.
А долгонько он при тебе крутится, Паццо, произнес Аддер. Вы прямо как старая супружеская пара.
«И то правда», подумалось Паццо. Он начинал уставать от манерного Лайла с его повадками маленькой девочки. Стоило бы вышвырнуть субчика из постели сегодня же ночью Или нет, вышвырнуть его не полностью, а лучшую часть оставить при себе. Интересно, что бы сказал Аддер на такое предложение?
Аддер выкатил мотоцикл с парковки в центре двора и направился к воротам. Паццо изучал улицу за ними. Кроме Лайла, их ожидали, застыв в неподвижности, еще трое: вездесущий Друа, молодая проститутка и сутенер, которого Паццо не узнал. Людской поток в этом месте немного замедлялся, но не тормозился полностью, если не считать сероплащника, топтавшегося в паре ярдов от ворот; вид у мессера был туповатый и несчастный.
Внезапный рев возвестил, что Аддеру удалось с первой попытки завести мотоцикл. Притормозив, Аддер потянулся сначала отпереть ворота, затем отвести одну створку в сторону. Паццо захлопнул ворота и запер. Лайл обвил его поясницу руками. Аддер окинул их презрительным взглядом и прогнал мотоцикл вверх-вниз по передачам, внимая надсадному скрежету мотора.
Затем, сделав вид, будто в последний момент о чем-то вспомнил, Аддер развернулся к почтительно ожидавшим его внимания посетителям.
Ты, ткнул он пальцем в девушку, перекрикивая рев мотора. Как тебя?
Девушка усмехнулась:
Как пожелаешь.
Он пренебрежительно отмахнулся:
Я это уже слышал. И к сутенеру: А тебя я тут уже видел. Не трудись мне объяснять, с какой стати околачиваешься у дома. Попробую сам догадаться. Он уставился на них с седла мотоцикла сверху вниз, точно с трона. Глаза его сузились в щелочки от сосредоточения. Ты хочешь, чтобы этой ночью я отведал твоего свежего блюда, испробовал бесплатный демонстрационный образец продукции твоей новой фирмы. Похоть и Алчность, Сводницы Знаменитостей. Так? Так ведь? А после ночи экстаза я охотно подвергну твою шлюшку хирургическим модификациям, АДР, все такое. И, конечно, не спрошу с тебя за это денег.
Юноша-сутенер переминался с ноги на ногу среди уличного мусора. Держался он, учитывая обстановку, на удивление застенчиво.
Аддер издал театральный вздох.
О, такова цена славы. Все окружающие только и мечтают отыскать твои слабые места и поставить себе на пользу это знание. Признаюсь честно, я большой ценитель девственниц. Они как чистая доска внушают мне исключительное сексуальное возбуждение. Он протянул руку и, подхватив девушку, втащил ее в седло мотоцикла рядом с собой.
Все, разумеется, относительно, продолжил он, входя в избранную для таких случаев трагикомическую роль. Ничей скальпель действительно еще не касался твоего эпидермиса, крупнейшего, между прочим, полового органа, а вот как нам быть с нечаянно полученным на уроке физры в седьмом классе надрывом плевы? Впрочем, пустое.
Он перевел взгляд с пепельно-бледного личика девушки на ее сутенера.
Не видать тебе стопроцентной скидки. Но у меня сегодня хорошее настроение, так что я, пожалуй, ограничусь пятьюдесятью процентами от ее будущих заработков, а не шестьюдесятью, как обычно беру с тех, кто ко мне является без гроша в кармане. Нет-нет, не стоит благодарности.
Паццо отвернулся. От жизнерадостного моноспектакля Аддера его слегка подташнивало. Лайл бормотал ему на ухо что-то невразумительное.
Девушка обхватила Аддера тонкими руками за пояс, а голову склонила ему на спину.
Эй! вдруг окликнул их Друа. Мокса по ящику нынче ночью видели?
Аддер медленно выжимал сцепление, шум мотора поднимался стонущим крещендо.
Ага, видел. Старый пердун и его ток-шоу.
Какого вы о нем мнения? уточнил Друа, занося ручку над блокнотом. Это был один из стандартных вопросов его анкеты.
Ты уверен? спросил Асуза, отводя глаз от окуляра прицела.
Милч кивнул.
И не потей мне тут, сказал он.
Несколько минут назад он вколол себе комбо на основе гуперзина, и веки его сузились в щелочки, как у рептилии.
А что, нельзя какого-нить еще мессера найти?
Милч помотал головой.
Нам и этого-то повезло найти. Обычно они все после первой передачи Мокса фьють.
Тогда, может, стоило бы до завтра обождать, предположил Асуза, глядя на далекую полоску света во тьме.
Ни за что, выразительно отвечал Милч. Как я могу фанов подвести?
«Приход близок, подумал Асуза. Он в таком возбуждении, что, если не выстрелит в кого-то, можем с крыши живыми не выбраться».
Ну ладно, вперед, сказал он. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Он развернулся и проложил себе путь вдоль поручня на край толпы. Зеваки безмолвствовали, но над толпой висел густой дух пота и всяческих метаболитов. Прокатился слушок, что Милч наконец выбрал себе жертву. У биноклей и телескопов начиналась возня.
Облокотившись на поручень, Асуза наблюдал поверх сомкнутых спин зевак Крысиного Города, как Милч опускается на колени и принимает напряженную позу киллера: левая рука и кисть контролируют приклад и спусковой крючок, другая рука на бедрах новой пассии, правая ладонь зарылась между ее ног. Прицел был в режиме автофокуса, так что картинка в нем перед глазами Милча и девушки, прижатыми к окулярам, с каждым следующим мгновением немного менялась. Девушка застонала, разрываясь между стимуляцией глаза и промежности, и начала яростно шептать что-то бессвязное, точно у нее в подсознании оживали неведомые связи. Милч же, напротив, совершенно успокоился и даже перестал дышать, словно потерял в этом потребность.
«Что-то не так», думал Асуза, обводя невидящим взглядом далекий Интерфейс. Накатило полнейшее отчаяние; ловко разрулив критическую ситуацию с Патти Ф., он некоторое время испытывал радость, сменившуюся, однако, этим зловещим фатализмом. Милч показал ему выбранную мишень в перекрестье прицела, одинокого мессера в опасной близости к самому доктору Аддеру, к его мотоциклу, на тротуаре у самых ворот. Асузу окутало тяжелое предчувствие неминуемой катастрофы. Он знал, что для Милча все мишени одинаковы, независимо от их окружения, но все равно чересчур близко. Впрочем, наверняка именно это и возбуждало Милча. Подстрелив выбранного мессера, он принесет метафорическую жертву прямо на алтарь своего героя.
Он повернулся и стал следить, как неторопливо перемещается ствол Милча в согласии с автоподстройкой перекрестий прицела. На толпу пала мертвая тишина; они не видели, что происходит на далеком Интерфейсе, но без труда воображали себе. Единственным звуком в окружившем их молчании остался бессвязный напевный лепет девчонки. Вдруг ее голос стал громче, словно Милч нашарил у нее внутри некий регулятор громкости, а потом из лепета кристаллизовались осмысленные слова.
Асуза в ужасе смотрел, как Милч поднимает глаза от прицела и, побелев, словно мел, переводит взгляд на лицо девушки. А та беспечно блажила, затерявшись черт знает в каком видении перформанса группы поддержки:
Вперед, за честь Буэна-Мариконе! Верны мы вечно будем
Однокашница?! прохрипел Милч, и лицо его побледнело еще сильнее. Психические заслонки, установленные инъекцией, стали рушиться. Промежность девушки будто выгнулась под нажимом его пальцев, внезапные спазмы экстаза сотрясли ее тело. Асуза была не была! ввинтился в толпу крысоедов, отделявшую его от Милча и снайперки.