Застыл, боясь пропустить ответ. Где она? Рядом?
Она рядом?!
Свет вспорол темноту, принялся лихорадочно шарить по стенам, по куче тряпья, по голым изящным ногам, вновь по кирпичной стене, по ржавым всклокоченным волосам, по тонким пальцам и этим губам
Паника не давала разуму проявить себя. Я видел лицо девушки, видел ее тело в рваном платье, но ничего более. Ее образ заполнил сознание; стало плевать на ее имя, на то, что здесь делает и почему хочет. Круг света зафиксировал точеную женскую фигуру, извлек ее из темноты. И тут я осознал, что лихорадочно сравниваю незнакомку и Софию! Наваждением передо мной предстали они обе: вот моя жена, а вот эта девушка. И я по пунктам разбираю каждую черточку лиц, каждый изгиб их тел Показалось вдруг, что фигура стала ближе. Фигура пугала, сильно, необъяснимо. Я вскинул вверх руку, сжимающую фонарь, и яркая точка ударила в малахитовые глаза незнакомки.
Стой на месте!
На лице ее не отразилось ни единой эмоции, ни единого признака боли.
постигни свою силу, Человек, не обрати ее себе во вред, так может быть лишь от любви к другому. Мир может спаян лишь железом, лишь и кровью, а мы попробуем спаять его любовью, а там посмотрим, что прочней
Полные губы оставались сомкнутыми. Голос возник откуда-то из воздуха. С запозданием понял, что голос этот принадлежал мужчине. Тембр был сухим, неестественным, пропущенным через некое устройство. Кто-то решил добавить драматургии в наше представление, проявить, наконец, себя, сказать свое веское слово. Явился новый персонаж, возможно, самый главный в этой истории.
Эй?.. воскликнул я, уводя яркую точку с лица девушки под потолок. Повезло: почти тут же стали видны миниатюрная сфера видеокамеры и прямоугольник спикера, которые не замечал раньше. Ну, конечно. Все, что здесь происходило, сейчас и ранее, было видно и слышно кому-то очень любопытному.
Прошу простить за вольность, затрещал воздух под потолком. Разумеется, это не совсем этично с моей стороны, но что поделать, так хочется иногда прикоснуться к прекрасному и совсем немного изменить его. Современники в выигрыше, а классики Что ж, они просто не узнают об этом.
Лицо девушки по-прежнему оставалось невозмутимым, в чертах его застыла блаженная нега. Поэтические изыскания невидимого нам мужчины совершенно ее не тронули.
Да ничего страшного, разлепил я высохшие губы, собирая волю в кулак, тем не менее, не вполне улавливая смысл слов, прозвучавших из спикеров под потолком. Вопросы безопасности не всегда деликатны, я понимаю.
Безопасности? треснуло сверху. Да нет же. Я говорю о Тютчеве.
Я растерянно посмотрел на девушку, ища в ее силуэте неясную поддержку: но поза, фигура, взгляд были словно насмешкой над человеческой природой; ни движения мускул, ни эмоций; подобно скале, дикой и невыразимо прекрасной, девушка эта замерла в нескольких шагах от меня. Я все еще не знал ее имени, не знал, что надлежит делать дальше. Ощущение фантастической нелепости не покидало меня, преследовало с тех пор, как раздался звонок посреди прошлой ночи.
За спиной возникло движение. С коротким щелчком отворилась невидимая дверь. Я ощутил на себе взгляд чьих-то внимательных глаз. С потолка хрустнуло:
Прошу сохранять спокойствие. Не откажите в удовольствии побеседовать с вами.
Прежде чем я успел хоть что-то ответить, в спину мне уперся некий тупой предмет, и другой голос, знакомый уже баритон, произнес сухо:
Не дергайся. Погаси фонарь и передай его мне. Просто медленно подними руку.
Я надавил на кнопку и все, что было вокруг, исчезло. Порыв «дернуться» возник на секунду и тут же угас. Что я противопоставлю этому панку с разноцветными зенками в кромешной тьме? Он без сомнения вооружен, крепче и опытнее, это его территория. Вступать в открытый конфликт с местными последняя глупость. Задача была и есть найти девушку по имени Анна, уговорить ее покинуть трущобы. Кто стоит напротив: нужная мне «заблудшая душа» или же просто случайная падшая женщина? Но ведь священник точно сказал: «она там будет одна такая».
Фонарь, баритон перешел в угрожающий бас. Едва я поднял правую руку над головой, невидимый панк выхватил небольшую вещицу коротким выверенным движением. Он сделал шаг или два назад; давление сквозь ткань пальто исчезло.
Выходи. Иди на мой голос. И не дури.
Внезапно я ощутил чье-то легкое, но настойчивое прикосновение в области паха. Так проверяют зрелость плодов на сливовом дереве. От неожиданности я покрылся мерзким холодным потом.
Я хочу тебя.
Тихий женский голос обволок бархатной негой, пропел прямо в лицо. Я остолбенел, и где-то в темноте громко расхохотался панк, скидывая с себя образ хладнокровного профессионала:
Ахахаха! Прелестно, сука, просто прелестно! Ха-ха-ха! Каков мачо! У Анны за этим не заржавеет!
Анна? прошептал я громко. Судорожно, на ощупь, будто слепой, растопырив обе пятерни, протянул вперед руки и тут же почувствовал тяжесть девичьего тела, его упругую реальность. Отпрянул, сорвал перчатки с обеих рук, вновь прикоснулся обнаженной кожей к плоти, спрятанной под рваной тканью платья; плоть живая, горячая, зовущая к себе, неотвратимая. В голове запульсировал тяжелый шум, сквозь который донесся обрывок чьей-то фразы:
слов не понимаешь?!
Бам! в меня врезался поезд: я отлетел на несколько метров, каким-то чудом сохраняя равновесие, припал на колено, оцарапывая о каменный грубый пол ладони; сквозь тянущую боль все еще ощущался жар ее тела.
Бабу живую не видел?! Еще раз до нее дотронешься, переломаю все твои сальные пальцы, понял меня?!
Посмотрел в темноту, туда, откуда отлетел только что. На миг показалось, что могу различить там два чернильно-синих пятна. Но и они различали меня, и, ручаюсь, им я был виден так же хорошо, как при свете дня.
Погоди-ка Что это у тебя? Кольцо?..
Одно из пятен дернулось, слилось со вторым, исчезло. Я вскочил на ноги так быстро как мог, но, к моему изумлению, темнота схватила за правую руку, потрясая ей точно захваченным вражеским флагом, торжествующе и с остервенением.
Да ты кто вообще такой?
Бас рявкнул в самое ухо, пол ушел из-под ног, меня поволокли прочь; рука была зажата в тиски, заведена за спину.
Ну-ка. Давай вниз.
Заскрипели доски. Мы действительно стали спускаться. Проклятый панк не ослаблял хватку, заставляя меня сгорбленной химерой быстро-быстро перебирать ногами. Где-то позади нас осталась девушка по имени Анна, полная услужливой похоти и обольщения.
Разум ее опьянен ядом, тело развращено грехом, а душа
На миг перестал видеть саму темноту, а еще через миг различил вертикальные полосы зеленоватого света; полосы расширились, превращаясь в сплошное неяркое зарево. Меня подтолкнули вперед, на этот раз как будто даже вежливо, вроде как приглашая, выпуская, наконец, онемевшую руку из плена. Навстречу ринулся поток причудливого серо-зеленого тумана, пронизанный сладковатым запахом марихуаны, терпким амбре алкоголя и густой вонью животного. Смесь атаковала меня, и я пошатнулся в новых декорациях. Мы оказались в просторном зале, облицованном графитовыми матовыми плитами, все во влажных подтеках и брызгах. Под угольным потолком проносились яркие зеленые лучи лазера, разрезающие атмосферу. В центре медленно вращался зеркальный диско-шар, кидая во все стороны разноцветные сполохи. Посреди зала громоздилась круглая невысокая сцена, из центра которой к самому потолку устремлялся металлический шест-пилон, за сценой чернели внушающих размеров колонки. Настоящим украшением этого места оказалась шикарная барная стойка с высокими табуретами; поодаль замерла пара бильярдных столов для игры в пирамиду22 с включенным над полотнами сочного зеленого цвета освещением, и огромных размеров кровать в виде сердца; по периметру в углах потолка притаились глазки видеокамер. Всюду витал густой дым вперемешку с медленно трассирующими змейками наркотического тумана. Все это меньше всего напоминало притон нечестивых панков; скорее место это было похоже на элитарный ночной клуб с правом входа по членским картам.
Панк появился передо мной как чертик из табакерки, окидывая презрительным, но настороженным взглядом. Безумного цвета глаза сверлили меня любопытством. В правой руке панк сжимал небольшой пистолет, отливающий вороненой тяжестью. Опасность, исходящая от него, теперь была более чем явной, не скрытая темнотой.
Пиво будешь? вдруг спросил он.
Я ошарашенно уставился на него и он, откровенно забавляясь моей реакцией, развязно и громко рассмеялся. Пирсинг на губах покрылся капельками слюны, превращая рот смеющегося в блестящую новогоднюю игрушку.
Мне советовали попробовать ваш крафт, негромко произнес я, не отводя взгляд с оружия в руке здоровяка. Есть что-нибудь вроде имперского стаута? Сусла погуще, пены поменьше.
Эстетствуешь? ухмыльнулся панк. Молодец. Имперские амбиции, значит, ну-ну.
Не убирая ухмылку с лица, он не спеша направился в сторону бара. Остановился, обронил:
Что стоишь, догоняй.
Выразительно глянул мне в глаза, потом на оружие. Я кивнул и направился за ним.
А с ней все будет в порядке?
Панк не ответил. Держа меня в поле зрения, он встал за стойку, положил пистолет на темно-коричневую столешницу, направляя ствол в мою сторону. Быстро окинул взглядом ряд пивных кранов, замерших перед ним изогнутыми шеями лебедей.
Повезло тебе.
Резким движением новоявленный бармен явил свету классический пивной бокал без ручки, в меру изящный, сужающийся к верху и округлый внизу, устанавливая его на прорезиненную часть стойки. Нахмурился вдруг, полыхнул красно-кровавой частью своих выдающихся глаз.
Нет, не повезло.
Я замер. Внезапно осознал, что на руках моих нет привычного тепла перчаток. Перчатки остались валяться в темноте коридора, где-то рядом с Анной, если она по-прежнему там.
Балтийский портер. Но тоже неплохо, а?
Внезапно воздух в зале словно разрезало тупым ножом: раздался леденящий душу низкий звериный рык, а где-то в глубине помещения зазвенела тяжелая цепь. Из-за круглой сцены вышел огромного размера ротвейлер. На могучей шее животного красовался шипастый ошейник, массивная цепь от которого тянулась к столбу на сцене. Обнажив желтые зубы, псина ощерилась милой улыбкой людоеда. Вновь раздался утробный рык.
Привет выдохнул я. Славный песик
Панк, орудующий бокалом и краном, буднично сообщил:
Не бойся, она не укусит без надобности.
Она?
Сладенькая сучка! панк веселился, наблюдая за тем, как я приставными шагами продвигаюсь к бару. Садись-ка вот здесь.
Собака, габаритами напоминающая мифологическое чудище, следила за моим передвижением бешеными глазищами, наполненными злобным желанием кого-нибудь растерзать. Например, меня.
Я добрался до стойки и осторожно присел на указанный здоровяком табурет. Панк все еще обладал выгодной для себя позицией: в любой момент оружие могло оказаться в его руке, а я при этом был перед ним как на ладони.
Держи, передо мной с громким стуком появился бокал с черным как нефть пивом. Напиток насыщенного цвета смолы весело пронзали крошечные пузырьки, поднимающиеся со дна. Я сделал огромный глоток, и, ощущая приятную горечь послевкусия шоколада и кофе, произнес:
Спасибо.
Ага.
Панк отмахнулся, полез куда-то в низ стойки. Там находился мини-холодильник, из которого он извлек большущий шмат темно-розового мяса. Размахнувшись, здоровяк кинул его ротвейлеру. Псина, хрипя, ринулась навстречу угощению и вцепилась в него мертвой хваткой. Раздался влажный хруст.
Ска! Сколько раз я просил не кормить Матрикс помоями!
Рядом с собакой стоял человек. Поджарую мускулистую фигуру обтягивал кожаный жакет цвета вишневого сока, стройные длинные ноги прятались в узких синих джинсах, порванных на коленях. По черным лакированным сапожкам скользили металлические цепи, по обнаженным темным рукам ползла причудливая вязь татуировок, на правом запястье красовался кожаный напульсник с шипами наподобие ошейника ротвейлера. Массивный блестящий череп был обрит наголо, но сзади с затылка вниз спадали черно-белые локоны. Человек был поразительно молод, и вместе с тем производил впечатление опытного и мудрого знатока жизни. Всепонимающий, над всем смеющийся взгляд зеленых мраморных глаз изучал мою скромную персону, словно новый предмет интерьера своего закрытого клуба. Красивое, но запятнанное следами пороков лицо насмешливо улыбалось. Левое крыло небольшого прямого носа украшал сверкающий, будто утренняя звезда, камешек.
Голос этого человека лился из спикеров в той странной комнате; теперь же голос был звонким, насыщенным, без помех.
Давид произнес я негромко, чуть наклоняя голову в приветствии.
Предводитель «содомовой толпы» походкой профессионального танцора подошел к стойке бара и элегантно присел на дальнем от меня табурете.
Что ж, пусть будет так, он обворожительно улыбнулся. Пробежал взглядом по изогнутым шеям пивных кранов, обратился к заправляющему баром панку. Будь другом, налей раухбир. Пробовали раухбир? он вновь перевел взгляд на меня. Отличная партия вышла. Это
копченое темное пиво, неожиданно для себя перебил я хозяина этого места. Стиль из славной Германии, кажется, западной ее части.
Франконии, если быть точным, подхватил он, усмехаясь. Боже, а у нас в гостях, оказывается, совсем непростой человек. Сложно в наше время встретить настоящего знатока знатока чего бы то ни было А, кстати, как бы невзначай сказал Давид, могу ли и я узнать ваше имя? Невежливо не спросить гостя о подобном, пусть гость этот в каком-то роде непрошенный.
Врать не имело смысла. Я случайный человек во всей этой истории. Как меня не назови, роль моя глупа и нелепа. Так хотя бы видимость достоинства сохраню, назвав настоящее имя.
Глеб
О! воскликнул Давид.
Панк наполнял новый бокал карамельной субстанцией. Раздался густой запах копченого сыра, перемешенного со слабым ароматом древесных опилок. Бокал оказался прямо передо мной.
Передай дальше, сказал Ска.
Пальцы правой руки обхватили покатый стеклянный бок. В тот же момент панк произнес:
Кольцо
Я вздрогнул от хлесткого слова. Две пары глаз и дуло миниатюрного пистолета взирали сейчас на блеск золотого кольца; темная поверхность наполненной раухбиром емкости служила ему отличным фоном.
Ах, как интересно!.. Вы женаты
В голосе я с растерянным удивлением услышал глубокую грусть. Во взгляде Давида полыхнула странная ярость, будто он на секунду вспомнил что-то очень болезненное.
Какое благородство для нашего времени, задумчиво проронил он. Вновь улыбнулся, кротко, взглядом предлагая мне пододвинуть бокал; я подчинился, стараясь не расплескать драгоценный раухбир на столешницу. Но и какая наивность! Не ручаюсь ни за одного жителя Петербурга, что тот не встал бы за вами в очередь, Глеб, и не оттрахал бы вашу драгоценную супругу как последний ублюдок. Но вряд ли вы ей позволили бы?
Давид с дерзким вызовом посмотрел на меня, и глаза мои на миг ослепли от блеска драгоценного камня в крыле его носа. Он подался навстречу, принимая из моих рук бокал, и вдруг оказался совсем близко, тихо, бархатно прошептав:
Вот и Анна никого не хочет сама. Только лишь по моей просьбе. Послушная девочка
Отголоски паники запульсировали в кончиках пальцев. Где-то в глубине зала утробно зевнул-зарычал огромный ротвейлер. Мы продолжали держать бокал каждый со своей стороны. Давид внимательно смотрел на меня зелеными глазами, обрамленными густыми ресницами, словно пытаясь разгадать во мне известную только ему самому загадку.
Что она в вас нашла?
Он хитро прищурился, во взгляде играли бесы. Глубоко вздохнув, разжав, наконец, пальцы, я как можно невозмутимее вернулся в исходное положение, огляделся по сторонам. Псина у сцены, панк за баром, хозяин бара, я и вороненая сталь пистолета. И где-то над нами в темноте коридора бродит она.