Начинается перебранка между дворником и разносчиком. Барин отгоняет дворника и назло ему приторговывается к чему-то у разносчика.
Помилуйте, сударь, какой тот поставщик? уверяет разносчик. Мазурик, а не поставщик. Он в прошлом году галок тут взаместо рябчиков продавал. Полковницу одну у Круглого пруда грибами поганками окормил вместо подосиновиков, а у нас товар законный. Вы и барин-то нам по облику знакомый. На Старо-Парголовской летось изволили стоять? Мы тоже помним.
Вовсе я на Старо-Парголовской никогда и не жил, а жил в Павловске.
Ну так братец ваш. Фамилия такая немецкая
Нет у меня брата, и фамилия моя русская.
Может, и русская, только из немецких. Мы и матушке вашей, покойнице, дай Бог царство небесное, продавали.
Врешь. Моя мать и посейчас здравствует.
В таком разе тетенька померши. Помнится мне, что в прошлом годе старушка божия в чепчике с вашей супругой Бывало, с вечера скажут: «Антип!»
Нет у меня тетки, а женился я только в январе. Пошел вон, дурак!
Раздраженный барин гонит разносчика.
Что, взял? кричит стоящий на улице дворник. Нет, ты прежде дворнику поклонись, чтоб с господами ладить!
Ниток, коленкору, бумаги чулочной! стонет над самым ухом барина голосистая баба с корзинкой.
Хорошо бы, матушка, тебя на осину за твой голос подвесить! говорит ей барин, плюет и, заткнув пальцами уши, бежит к себе на балкон.
В яичном депо
Яичная лавка. За выручкой сидит старик хозяин с окладистой седой бородой и пьет чай, прикусывая вместо сахара миндаль. Картуз на нем высокий с наваченным дном, шуба барашковая с длинным воротником и опоясана. Время перед Пасхой. Входит рыжебородый купец в пальто.
Хрусталю на крепость, утробе на утеху! приветствует он. Сказал бы: «Чай да сахар», да с миндалем пьешь. Почем ноне хорошие-то яйца отпущаете?
Два с полтиной, ну а ежели за головку, то два рубля восемь гривен надо взять, отвечает старик хозяин. Головка будет яйцо к яйцу. Хоть на огонь, хоть на солнце сквозь него смотри полнее рюмки яйцо будет. В рюмку так не нальешь. Сколько прикажете отсчитать? Василий, принеси лукошко головки! скомандовал он приказчику.
Приказчик принес лукошко с яйцами и поставил на прилавок.
Фю-фю! просвистал купец. Да это орехи, а не яйца.
Известно уж, от новгородских и от лимонских кур. Крупной голландки теперь и за полтину десяток не найдете. Та кура в холоду нестись не будет. Да и голландки-то мелки. Измельчала ноне совсем кура. В старину трехмесячный цыпленок был крупнее.
Тс! покачал головой купец. С чего бы это, кажись?..
Бога прогневили, вот с чего. Вдруг цыплят машинами высиживать начали Нешто это подобает? Да в старину у нас и под галку-то подкладывать и то считали за грех. Тут вот как-то в газетах пропечатано было, что кошка цыплят высидела. Тьфу! Ну и начала курица мельчать. Да и не одна курица. Все на убыль пошло. Посмотри ты на коровенок. Нешто это коровы? Такие ли бывали прежде? Ведь нынешнюю-то коровенку кулаком со всех четырех ног сшибить можно.
Это действительно: скот, куда не взглянь, везде мелкий, согласился купец. Корма плохи, вот отчего.
А корма отчего плохи? продолжал философствовать хозяин. Оттого что грешим много, не по христианским поступкам поступаем, по постам скоромь трескаем. Кто ноне в чистоте утробы-то разговляется на Христов день? Поискать надо такого. Теперича возьмем нашего брата торговца: только что жену выписал из деревни и из ситца в шерстяное платье обрядил она уж среды и пятницы забыла, а в Великом посту вместо грибов на рыбе сидит, а как надела новомодную шляпку вместо платка-то смотришь, с рыбы-то на котлету перевалила.
Что верно, дядя, то верно. А все-таки с головки-то двугривенничек спусти, перебил купец.
Да уж так-то верно, что вернее смерти, не унимался хозяин. В хозяйстве четверговой соли не жгут, на Середокрестной седмице крестов не пекут, на Сорок мучеников жаворонков не стряпают, в Прощеное воскресенье сковород не выжигают; зато и сама баба измельчала, что твоя лимонская курица. Прежняя-то баба была кровь с молоком, пяти пудов весу, сдобная, крепкая, нигде не заколыпнешь, на работе с мужиком поравняется. А ноне нешто это баба? Жидконогая слякоть, и больше ничего! Ты говоришь: корма плохи В купечестве корма хороши, а отчего же и там баба извелась? Теперича и в купечестве крупной бабы не найдешь. Так сколько же головки-то отсчитывать?
Две сотни отсчитай, да скинь с них хоть три-то гривенничка на краску, отвечал купец. Да вот что: нет ли у вас прошлогодних яиц? Хоть осенних, хоть тухлых, так нам и то в самый раз.
Это зачем же? полюбопытствовал хозяин.
Для приказчиков да для лавочных мальчишек. У нас такая антимония заведена, чтоб по пятку крашеных яиц их на Пасху оделять, так головку-то жертвовать больно жирно будет. Есть такие?
Есть, есть. И с затхолью ничего?
И с затхолью ничего, сойдет; только бы подешевле. Даровому коню, сам знаешь, в зубы не смотрят. А у нас страсть что всякого добра идет, так надо тоже поэкономнее. Теперича вот Радоница наступит, пойдет жена на кладбище родителей поминать и начнет с нищими христосоваться ну, стоит ли заупокой головкой христосоваться? Тут было бы только яйцо, всякое сойдет, хоть и вовсе без середины, а только звание одно.
Дадим, дадим. За рубль с четвертью сотню дадим. У нас их тоже мелочные лавочники в окраску покупают. Куда прислать прикажете?
Купец дал адрес и начал расплачиваться.
Поослабла ноне вера, поослабла. Это ты, дядя, даве совершенно верно в нынешнюю жилу попал, бормотал он. Народ норовит жить обманом да подвохом, вокруг фальшь, и все друг друга хоть чем-нибудь объегорить хотят. Гусиного яйца у вас нет? спросил он вдруг. Это я для супруги хотел.
Нет, гусиных не держим. Их надо в зеленных лавках поискать.
И цицарочного нет, чтоб на парей им биться?
И цицарочного нет. А ты простое куриное воском налей так же крепко для битья будет.
Жаль, жаль. Прошлый год я алебастровым бился и много вышиб. На деньги играли. И долго никто не замечал, да угоразди меня уронить его, ну, тут и заметили. Пришлось деньги обратно отдать. Вот я ноне и хотел цицарочное Ну-с, прощенье просим! Желаю вам в радости праздник встретить и разговеться, как подобает телу во здравие, а душе во спасение, закончил купец и вышел из лавки.
Наем лакея
Купец Рублевкин разбогател, приснастился каким-то «соревнователем» при приюте и решил жить на широкую ногу, «по-господски». В его зале появились два рояля, в углах гостиной статуи, стены покрылись картинами в широчайших золотых рамах, и у окна был поставлен акварий «со всякой змейной мерзостью». Прежде в комнатах прислуживала только женская прислуга да мальчишки из собственного лабаза, а теперь решено было нанять лакея. Лакей явился наниматься. Купец принял его в столовой. Тут же сидела и жена его.
Прежде всего: имя твое? спросил купец, осматривая лакея с ног до головы.
Антиподист, отвечал лакей.
Ох, какое имя-то! Вот господа с такими именами лакеев не берут. У них Иван или Федор.
Помилуйте, имя тут ни при чем. Мы у графов с таким именем живали. А я так себя считаю, что даже с дворецким могу быть вровень.
Куда тебе до дворецкого! Рылом не вышел! Дворецкие завсегда такой в себе вид содержат, чтобы наподобие собачьей образины из мордашек. Опять же, брюхо мало и в плечах жидковат. А я себе вот такого-то и ищу, чтобы важность была.
Брюхо тут ни при чем-с. Оно и было у меня, да я его в больнице потерял. Судите сами: целый месяц на овсянке вылежал. А теперь на купеческих хороших хлебах я его живо наем. Опять же, ежели пару пива в день припустить
Ну а физиономия?
И на физиономию вы теперь не смотрите. Долго ли щеки нагулять? Мне ежели длинные бакены остричь и чиновничью колбаску на скулах сформировать, то я совсем мордашка. Все дело в том, какое выпучение глаз делать, ну а мы уж это туго знаем. На даче летом изволите живать?
Живем.
Ну и отлично-с. Вы только посмотрите тогда, как я буду во фраке и белом галстуке за воротами стоять от посланнического лакея не отличите. Ногу вперед, а голову кверху Все дело в сноровке.
Постой, постой А голос? Мы так трафим как в господских домах.
Голос у меня, что твоя труба. Дозвольте сейчас крикнуть: «Карету графа Трусова!»
Зачем же чужое имя? А ты рявкни так: «Карету Рублевкина! Семен, подавай!»
Карету Рублевкина! Семен, подавай! закричал лакей.
Ох, ох, оглушил совсем! замотала головой купчиха.
На крик прибежала горничная и остановилась в недоумении.
Ну чего, дура, глаза выпучила? сказал купец. Пошла вон! Нешто ты Семен?
Кучера Семена прикажете позвать?
Пошла, говорю, вон! Голос ничего, обратился купец снова к лакею. Одно вот только: насчет телесного сложения меня сумнение берет.
Насчет телесного сложения будьте покойны. Оно будет к лету. Купеческие хлеба не господские.
Ну, то-то. Ведь лакей не кучер. Ему ватную поддевку под фрак не наденешь, подушку в брюхо не сунешь. Ты толокно попробуй есть. Ежели буду замечать, что полнеешь, ливрею тебе с запасцем сошью, а нет, так уж не прогневайся: в шею.
Заслужим-с. Супругу вашу сопровождать будем в лучшем виде. Мы к этому склонны.
Да куда меня сопровождать-то? Я только в баню а то сидьма дома сижу, вставила слово купчиха. Вот разве ко всенощной
Мавра Потаповна, не возражай, коли умного говорить не можешь, остановил ее муж. Ну а как же цена? Сколько тебе жалованья? спросил он лакея.
Керосин и свечи сами будете закупать? задал тот в свою очередь вопрос.
Это, брат, я завсегда сам закупаю.
Часто ли у вас картежная игра бывает?
Купец покосился.
Ты думаешь насчет драки? Нет, у нас насчет этого благородно, разнимать не придется, сказал он. У нас дом обстоятельный. Постукают по три рубля, да и разойдутся мирно.
Нет, я не к тому-с. А что лакею от карт барыш, ежели по два рубля карты поставлять.
За карты я себе на икру да на сига удерживаю.
Себе? Помилуйте, да это конфуз. Вот уж в господских домах этого не делают.
Не рассуждай, братец. Этого я не люблю. Ну да уж так и быть: будешь тело нагуливать, так я тебе за твое старание и карточный доход отдам. А в карты у нас играют каждую неделю.
Лакей задумался.
Коли ежели без керосину и без свечей, то двадцать рублей в месяц и горячее отсыпное.
Фю-фю! просвистел купец. Тяжело поднимаешь, авось домой не донесешь. Я думал, рубликов десять или двенадцать. У меня в лабазе молодцы по двадцати рублей получают.
Молодцы нам не указ-с. Они без образования, а мы всякую деликатность знаем. Теперича у вас салфетка на тарелку блином кладется, а мы из нее сейчас конверт сделаем или пирамиду с рогами. Сортировка гостей тоже нам известна. Опять же, и насчет просителев: кого принять, кого в шею. Это мы тоже знаем. Я вам, сударь, такую методу заведу, что дом-то на графскую ногу поставлю.
Ой?! А не врешь?
Да уж будьте покойны. И супруге вашей расскажу, как с собой графини поступают. Пущай собачку заведут совсем иная ступня у них будет. Какое вино после какой еды пить это нам тоже известно.
Ну, так вот что, Антиподист: ты за пятнадцать рублей на графский фасон заводку-то мне сделай. А что насчет горячего у нас чаем хоть обливайся.
Обидно, сударь, коли кто в графском доме за двадцать живал, с купеческого пятнадцать взять. Вы уж двадцать-то рублей положьте. Ну что вам пять целковых? На куль овса полтину накинул десять кулей и пять целковых. А уж довольны останетесь. Мы и вас-то графом соорудим.
Ну ладно. Только с молодцами не якшаться, вина им не приносить, горничную не трогать.
Что нам ваши молодцы помилуйте! У нас графский управляющий кум, а насчет горничной, нам женский пол хоть бы его и век не было. Когда переезжать прикажете?
Постой. Не можешь ли ты Иваном или Федором зваться? Нам Иваны как-то больше ко двору приходятся.
Сделайте одолжение. Тут разницы не состоит.
Ну так будь ты Иван и переезжай к нам во вторник, в легкий день, закончил купец.
Лакей поклонился.
Свет Яблочкова
Угол Гостиного двора, выходящий к часовне, где стоят саечники, освещен электрической свечой Яблочкова. Естественное дело, что это зрелище собрало народ. Все дивуются новинке.
Поди ж ты, как народ ухищряется! восклицает пожилой извозчик. Разбери теперича, что тут горит: огарок не огарок, кислота не кислота, и масла не видать.
Лектричество, поясняет ему саечник, сторожил Гостиного двора. С начала поста его тут мастерили, а вот теперь вышло дозволение от начальства зажгли.
Ну а что такое лектричество? Какой состав оно в себе содержит?
Да разный. Тут и тюлений жир, надо полагать, и скипидар, а больше дух от них. Газ это кислота, а лектричество дух, наподобие пара. Там внутри Гостиного на важне машина устроена вот его по проволокам и накачивают сюда.
Верно, богатые купцы балуются, вот и все, делает догадку молодой извозчик. Им чтоб люминация была. Это они до смерти любят, особливо как подкутят. Я вот тут как-то возил одного хмельного с барышней на Крестовский, так он что сделал? Вынес бутылку с шампанским из трактира под полой, поставил ее на снег, да и зажег пробку. А сам смотрит да гогочет от радости. Барышня тоже в ладоши хлопает. Потом, как это прогорела у них пробка, хлопнула, фонтал брызнул, и выпили остальное из горла. И меня потчевали. Пососал и я. Да что, только слава, что дорогое вино, а забористости никакой.
Совсем не тот коленкор толкуешь, ввязывается в разговор чуйка. Там лиминация с хмельных глаз, а здесь как бы заманка: дескать, к нам пожалуйте, у нас новое лектричество горит. Ну, покупатель и пойдет на манер как бы в театр. Оно и в некоторых лавках тут у купцов горит, которые побойчее и со сноровкой. Вон и у Погребова зажгли. Чудак-человек, будешь и лектричеством к себе заманивать, коли захочешь осетрину-то с хреном вместо трески есть. Ноне времена для торговли тугие. Все сжались. Иной бы жене платочек а тут эти самые деньги на шестигривенную марку надо. Нынче куда бы не сунулся сейчас марку подавай. Ну и на домовладельцев тяготы пришли с этим самым мусорным очищением. И купил бы жене бархату на пальто к празднику, а взаместо пальта-то в помойную яму жертвует, потому пущай лучше женина шкура старым пальтом будет прикрыта, нежели мужу за несоблюдение чистоты на дворе в тюрьме сидеть.
Это так, это действительно, ободряет чуйку купец в енотовой шубе. На нас, апраксинцев-то, только слава, а и гостинодворцы ту же механику строят. Разница только та, что мы ручным действием да языкочесальной словесностью покупателя к себе в лавку затаскиваем, а здесь лектричеством. У нас первое дело молодец кричит: «Бумазеи, коленкору, ситцу, миткалю вам не надо ли» и цап его за рукав, а здесь лектричество смотреть зовут. Иной стоит на холоду-то, смотрит, да и думает: дай лучше в теплую лавку зайду и в тепле поближе посмотрю, что за лектричество такое, а зашел тут ему и карачун, заневолю что-нибудь купит, коли он человек деликатный. Да и хороший приказчик без покупки из лавки не выпустит. Сейчас это раскинет перед ним материи и как пить даст навяжет. А ежели с покупателем жена навязалась на лектричество смотреть, то по своей женской слабости мужа-то в лучшем виде выпотрошит: и того надо, и другого, и третьего. Ведь у бабы глаз завидущ. Тут уж муж садись и пиши письмо в деревню к родителям: «Что, дескать, так и так, сотенная бумажка приказала долго жить».
Это верно, это правильно, соглашается, в свою очередь, чуйка. Теперича, к примеру, взял с собой в рынок бабу, чтоб башмаки ей купить, она уж наверное и платок с тебя сорвет, и оборка ей понадобится. Баба пути деньгам не знает, особливо купеческая, которая ежели у мужа на шее на готовых хлебах сидит. Муж из пятака в конку не сядет и пешком променаж сделает, а ей этот пятак сейчас на подсолнечные зерна растопи, а нет так на пряники, чтоб жевать.