Петр ошалело смотрел на движущийся поток, опасаясь подходить близко, разглядывал, размышляя вслух:
Металлические кони! И не надо тебе ни лошадей, ни мулов, ни ослов, ежели токмо оные внутри не сидят!
Стряхнув с себя страх, он встал посреди дороги и остановил проезжавшую машину. Стал дивиться на нее, осматривая со всех сторон, заглядывать внутрь. А когда водитель начал кричать и возмущаться, вытащил его, как куль с дерьмом, и сам сел за руль.
Владелец попытался миролюбиво увещевать огромного, странно одетого незнакомца:
Слушайте, чего вы хотите? Мне ехать надо, я тороплюсь. Уйдите по-хорошему!
Петр только отмахивался от него:
Не кудахтай! Лучше покажи, почему едет!
Уяснив, что на его собственность посягают только с познавательной целью, водитель покачал головой:
Вам в автошколу надо. Курсы пройти. А сейчас, пожалуйста, мне ехать пора!
Петр, не обращая на него внимания, залез внутрь, продолжая исследование занимательной игрушки, машина дико взревела, запрыгала, как лягушка, сопротивляясь неумелому обращению. Владелец метался вокруг в страхе лишиться личного транспорта. Сзади образовалась пробка. Засигналили автомобили, задымили выхлопными газами.
Петр Алексеевич, просунулся в окно запыхавшийся Иван Данилович, разрешите, мы вас довезем до места назначения.
Кто это «мы»? возмутился хозяин авто. Я не поеду!
Послушайте это может показаться странным, но это сам Петр Первый, убеждал, стараясь отдышаться, ученый. Он только что ожил Слышали, наверное, что вскрылось его захоронение?
Что вы мне голову морочите?! рассердился водитель. А вы вылезайте, мне ехать надо!
Это Петр! Поверьте. Ожил он! Вам радоваться надо, что он выбрал вашу машину.
Вы что, меня за дурака принимаете?! отпихнув ученого, он рывком открыл дверь, крикнул Петру: Эй, артист, вылезай, а то милицию позову!
Петр выбрался из салона и с высоты своего роста оглядел автомобиль.
Вот это механизма! заявил восхищенно. Рычит, как живая, прыгает, как лошадь. Вот до чего додумались!
Я ее вчера купил, сам еще не накатался, уже спокойнее объяснил новоиспеченный автомобилист.
Ну не упрямьтесь, продолжил убеждение ученый.
Сказали бы, что для съемок машина нужна, а что дурить-то! упрекнул водитель. Грим да костюм, вот тебе и Петр. Ладно, довезу, раз ему так моя машина понравилась!
Петр похлопал его по плечу.
Назначаю тебя своим кучером за то, что, не ведая, кто перед тобой, исполняешь мою волю.
Нет у нас теперь кучеров, Петр Алексеевич, робко произнес ученый, водителями они называются, а колымага эта машина.
Почему это она колымага? обиделся за собственность владелец.
А вы согласились везти, так не разговаривайте, оборвал его ученый. Петр Алексеевич хочет свою могилу осмотреть.
Водитель недоверчиво покосился на огромного человека, но, решив, что спорить себе дороже, недовольно крякнув, усаживаясь за руль.
Ладно, и ты полезай, милостиво разрешил Ивану Даниловичу Петр. Дорогу укажешь.
В пути необычный пассажир дивился скорости и, хоть его подбородок упирался в колени, продолжал восхищался железным конем.
А за сколько же дней ныне от Петербурга до Москвы доехать можно?
Врешь! не поверил царь, услышав ответ.
Чего я вру-то? Это сейчас каждый знает. На машине часов за восемь, а на скором поезде и того быстрее часа за четыре.
Петр покрутил головой, удивляясь современным скоростям.
А ну-ка покажи мне эту карету во всей быстроте.
Водитель разогнался было, а потом опомнился:
Не могу! Остановят, оштрафуют.
Кто посмеет? Царя везешь!
Так ведь нет у нас сейчас царей.
Тьфу! Забыл совсем!
Петр Алексеевич, к Неве выезжаем, показал в окно Иван Данилович. Вон, смотрите, ваш дом.
Петр взглянул и не узнал. Одноэтажное кирпичное здание с большими окнами было ему незнакомо.
Вы на кирпичный каркас не обращайте внимания. Он построен над музеем, чтобы от непогоды закрыть. А деревянный сруб, что при вас был, внутри. Хотите посмотреть?
Петр молча кивнул. При виде Невы у него защемило сердце. Узнал он ее ширь, хоть берег и изменился совершенно. Свое первое пристанище он выбрал на этом берегу, где Нева делала три излучины. Была она здесь широка и полноводна и разливалась во время паводков. Потому и дом свой он приказал ставить не рядом с водой, а в глубине, рубя лес, что здесь же и рос.
Вспомнил, как при строительстве не утерпел, выхватил топор из рук неумехи и принялся ровнять бревно, придавая ему квадратную форму.
Пошто кругляк не гож? воскликнул тогда солдат, от удивления, что такое с бревном делают, позабыв, кто перед ним.
На голландский манер строить станем! Слышите все? Чтоб никаких мне русских изб! Прямо тесать.
И еще не раз подбегал Петр то к одним, то к другим и показывал, как из круглого бревна сделать квадратное.
Сколь дерева-то обрубать, Петр Лексеич! гундосил кто-то над ухом. Жалко, сгниет. Круглый бок-то и сподручнее, и глазу приятнее!
Не сгниет. Всю щепу чтоб на растопку сбирали, проследить за сим! А круглый бок он у бабы хорош, а мы город европейский ставить будем. Слышите? Стены ровные быть должны, еще на особый манер красить станем, чтоб с воды каменными смотрелись. Покуда тут кирпичное дело не наладим, пыль в глаза пустим. Нам, русским, не привыкать!
Смахнув завесу воспоминаний, с трепетом шел Петр к собственному дому, не замечая ни стендов, ни очередей туристов. Смотрел он через стекла, с волнистыми, расходящимися от центра кругами, на свои до мелочей знакомые вещи. Грубый стол посреди комнаты, стулья с резными спинками, расписные наличники дверей, поставцы. И видел себя, не имевшего времени поесть, подбегавшего к окну и даже во время трапезы продолжавшего руководить то строительством настила около дома, то разгрузкой товаров с судов. А то и вылезавшего из окна, видя, как груженое судно накренилось, управляемое неумелым шкипером. На три стороны окна, и везде нужен догляд
Ваш билет, гражданин? донесся до него женский голос.
Петр посмотрел сверху вниз на препятствие между ним и его прошлым.
Что тебе, старуха?
Что? возмутилась сотрудница музея, привыкшая к обращению «девушка». Прохо́дите без билета и грубите!
Петр усмехнулся и хотел пройти дальше, но женщина встала перед ним и развела руки в стороны.
Билеты!
Ишь ты! удивился Петр. Страж почище моих семеновцев! Дай ей, что просит, сказал он Ивану Даниловичу.
Тот, повернувшись к контролерше, пошел в наступление.
Вы что, дражайшая, к себе домой тоже по билету проходите?
При чем здесь я? Здесь дом Петра Великого!
Вот он, перед вами! Иван Данилович указал на Петра. Вглядитесь хорошенько. Вон портрет висит. Вы же в его дом туристов приглашаете!
Елена Федоровна! подбежала к контролерше администратор. Мне сейчас из Министерства культуры позвонили Она наклонилась к собеседнице и зашептала на ухо. Та в ответ тоже стала что-то говорить и показывать глазами на Петра. В этот момент раздался звук резко затормозившей машины. Дверцу распахнула взволнованная женщина с высокой, съехавшей на бок прической. Глаза у нее были такие, что ей явно было не до своего внешнего вида.
Анна Ивановна? Директор музея, толкнула под локоть администратора Елена Федоровна.
Та, увидев сотрудниц, пришла в себя.
Как хорошо, что вы обе здесь. Объявляйте коллегам, чтобы собрались. Экстренное сообщение. Музей закрывается.
Как закрывается? На сегодня?
Анна Ивановна махнула рукой.
Мне такое в Министерстве сказали
Иван Данилович решил, что самое время вмешаться.
Вот и я о чем. Сообщите по музеям, чтобы Петру Великому был обеспечен свободный доступ во дворцы! Ясно? Эй, дражайшие, Иван Данилович пощелкал пальцами у женщин перед глазами. Вы меня слышите?
Сотрудницы уставились на Петра, сравнивая его с портретом, и переглядываясь.
Не может быть! заохали в один голос. Девочки, неужели правда! И все трое, забыв о возрасте и своих позициях, завизжали от восторга, не в силах сдержать эмоции.
Баба есть баба, хоть и страж! заметил Петр и, перешагнув через ограждение, вошел в дом.
Его появление наделало там много шума.
Гомон стоял на всех языках.
Это возмутительно! Расположились как дома! увидев, что Петр сел за стол, налетела на него служительница музея. Вот же ограждение. За него заходить запрещается! И книгу положите, ценнейший экземпляр! Видя, что злостный нарушитель не обращает на нее внимание, а посетители с интересом наблюдают за этой сценой, возвысила голос: Освобождайте помещение, а то я охрану позову.
Петр, устав от ее назойливого голоса, поднялся во весь гигантский рост.
Что о доме моем заботишься спасибо! Да токмо ныне сам я здесь! Чем причитать, неси киселю! Триста лет росинки маковой во рту не было!
Подняв голову, женщина открыла было рот, но так и не смогла ничего произнести, а только стояла и смотрела.
Иди-иди, послужи царю.
Тут и две другие сотрудницы подоспели, что-то стали шептать, показывая на Петра.
Хранительница памяти царя недоверчиво замахала руками, покрутила головой, а когда внимательнее взглянула на портрет, открыв рот, уставилась на оригинал.
Тебе что, милей со мной усопшим? усмехнулся Петр.
Ноги бедной женщины подкосились, она обессилено опустилась на скамью. Подруги засуетились и кинулись к ней, забыв обо всем.
Петр Алексеевич, заговорщицки произнес Иван Данилович, нам лучше уйти. Вот вы, выбрал он кого-то из толпы, машите на даму, а мы за водой. Расступитесь, граждане, дайте воздуху! Поглядите на них, каждый норовит глотнуть побольше, а женщина там задыхается.
Выйдя из музея, он крикнул новому знакомому:
Эй, водитель, заводись скорее!
А я уже завелся!
Да не ты! Драндулет свой заводи, знаешь, какая буча сейчас начнется! Петр Алексеевич, да что ж вы пешком-то?
Петр действительно быстро удалялся в сторону Петропавловской крепости. Ему хотелось побыть одному, оценить перемены, погрузиться в прошлое, осмыслить, что произошло этим утром.
Он шел, ступая по асфальту, и видел многоэтажное здание с флагом, дома в глубине, а в памяти всплывали когда- то возведенные здесь дворцы его сановников. Особняки генерала Шипова, канцлера Шафирова, хоромы князь-папы Зотова. А тут стоял домина Головкина, ох и прижимист был! Все камни с крепости Ниеншанц к себе на дворишко приволок. Аж до Невы замостил. Петр хмыкнул. Его всегда удивляла безграничность людской жадности. Он-то час на первое место интересы страны ставил. Все же в первую голову о своем кармане думали, а потом уж о государевой казне.
Вдруг сердце Петра забилось сильнее. У берега он увидел корабль. Резная фигура русалки изогнулась в носовой части, на палубе возвышалось три мачты.
«Благодать», прочитал Петр название судна и остро почувствовал, как соскучился по штурвалу, морскому ветру, бьющему в лицо, по соленым брызгам, покрывающим одежду и застывающим на усах. Он забыл: и что с ним, и в каком он времени, так захотелось ощутить качку под ногами, увидеть нос корабля, разрезающего волны, что он еле удержался, чтобы тут же не взбежать наверх по трапу.
Паруса, правда, были спущены. Это не остановило Петра. Он прибавил ходу, еле сдерживая нетерпение. Подойдя ближе и разглядев надпись «Ресторан», крякнул от досады.
Плавучая ендова, лохань со жратвой, а не корабль. Жалею, друже, судьбу твою толстые зады видеть заместо стран иных! При мне б тебя другое ожидало!
От размышлений монарха отвлек звук клаксона. Неугомонный Иван Данилович выскочил из машины и поравнялся с Петром.
А вон через реку Летний ваш дворец виден за деревьями и Летний сад там, что вы разводили.
Петр обошел его и прибавил ходу. Иван Данилович остановился в растерянности.
Да отстань ты от него! высунулся из окна водитель. Одному ему надо побыть! Садись. Тебя звать-то как?
Иван Данилович. А вас?
А меня Толик. Чего ты за ним бегаешь? Пусть себе идет!
Как идет? Вы соображаете? Он вмиг в какую-нибудь историю влипнет! Современности ж не знает!
Слушай, кончай уже! Кино, что ли, снимаете?
Иван Данилович поперхнулся от возмущения.
Вы что, не поняли? Настоящий он, не артист никакой! Он Петр Великий, тот самый.
Похож, не спорю. Я еще подумал: ну загримировали мужика! И на ходулях, думаю, как на своих двоих двигает!
На ходулях! Вы посмотрите, как он быстр! Пока мы с вами говорим, он уже вон где! А где он, кстати? взволнованно завертел головой Иван Данилович.
В церковь он вошел, вон в ту, круглую. Да сиди ты. В молитве третий лишний!
* * *
Петр, действительно направился в Троицкую церковь, что стояла на месте прежней, деревянной. Вспомнил он морозный день и свадьбу патриарха Всешутейного собора Никиты Зотова учителя его с малых лет. Вздумал старик в восемьдесят лет жениться. Уже само это известие показалось Петру настолько нелепым и смешным, что захотелось и отпраздновать особо. Благо, и невеста была не молодка. Шестидесяти лет будущую жену подобрал себе Никита. По случаю такого события набелила она лицо, накрасила ярко щеки и сидела в санях с престарелым женихом прямая и гордая, как будто и не ведала, что в упряжку князя-кесаря заместо лошадей впряжены медведи.
А самих «молодых» тянул олень, вытаскивая тонкие ноги из снега. Нева к тому времени замерзла, и вся свадебная процессия направлялась самой короткой дорогой по льду.
Ехали от его, царского, Зимнего дворца на ту сторону к деревянной Троицкой церкви. И дипломаты, и сенаторы, и высшие военные чины, и иноземные гости для каждого у Петра был и костюм задуман, и роль отведена. Вроде и свадьба настоящая, а глядя на каждого, со смеху покатишься. Народ толпился на берегу, смотрели во все глаза. Показывали пальцами, хохотали, держась за бока. Хлопали шапки оземь спорили, у кого из сановников какой костюм. Петербург город немноголюдный, важных персон знали в лицо. Мужики держались поближе к выкаченным на берег бочкам с брагой, к кострам, где жарилось угощение, выставленное по такому случаю женихом. Молодые девы горели красными на морозе щеками, но не уходили, хоть холод пробрал до костей.
Свадьбы всегда вызывали повышенный интерес, как и любое событие небогатого в то время на зрелища города. Поэтому Петр каждое торжество старался устроить почуднее, готовясь к празднованиям с такой же тщательностью, как и к сражениям. По прибытии на ту сторону вся процессия во главе с царем, облеченным в костюм пирата, спешилась и торжественно прошествовала в церковь. Смешки и шуточки остались за деревянными стенами. Здесь все было взаправду. И даже полупьяный жених изо всех сил старался не икать и не шататься, пока проводили обряд венчания. Шутки шутками, но к Таинству веры в Бога Петр всегда относился серьезно.
Вот и сейчас, сам от себя того не ожидая, зашел в церковь. Не только наедине со своими мыслями ему нужно было побыть, но и наедине с Богом.
Вошел и тряхнул головой, привычным жестом скидывая парик. Усмехнулся, что возвращалась память движений, при входе в дом Божий он всегда избавлялся от головного убора.
Церковь была новая, современная. Народу мало. Слева сидела женщина в платочке. Перед ней были разложены свечи. Петр привычно, как хозяин, взял самую большую свечу и направился к иконе Святой Троицы.
Будьте добры, заплатите, обратилась к нему женщина.
Петр уставился на нее сердито, что прервали его разговор с Всевышним.
Без денег уже и к Богу не обратиться?! спросил он.
Ну почему, молитесь себе, но свечки у нас платные.
Петр перекрестился, постоял, помолился и, положив свечу обратно, вышел из церкви.
Благословение Господне не купишь! сказал он служительнице напоследок.