«А вдруг и правда повезёт?», с надеждой подумала я.
Мама ушла на работу, я погладила сама белый фартук, надела его на форменное платье, вплела в косички белые ленты, завязала банты и пошла к Тане. «Ёлка» начиналась в одиннадцать часов утра. Приехали к Кремлю. Сердце замирает от страха, но надежда теплится. Подходим к служебным воротам. Часовой спрашивает пропуск. Таня показывает свой пропуск, объясняет, что мы массовики-затейники, работаем на «Ёлке» от Дома пионеров, но вот я (показывает на меня) забыла пропуск, а мы должны работать в паре.
Вот у неё и фартук белый, наша форма, поднимает она полу моей шубы, показывает, банты тоже белые (из-под шапки видны), стрекочет без передышки.
Проходите, говорит часовой, и мы проходим в КРЕМЛЬ!
Ну что я говорила? смеётся Таня.
А я свечусь от счастья! Не могу поверить, что я в Кремле на «Ёлке»!
Ну, всё, пока, сказала Таня. Я побежала, а ты тут сама развлекайся, умчалась к своим моя волшебница Таня.
Я вошла в зал. Нет слов, чтобы описать эту сказку, в которую я попала. Сияющие люстры, сверкающие полы, всё светится, переливается, краски всех цветов радуги, огромная ёлка, вокруг ёлки водят хоровод дети, всё шумит, пищит, движется. Я пошла в другой зал, там одновременно показывали разные мультфильмы. Перед каждым экраном своя толпа. Я постояла в толпе перед «Теремком», потом перешла к толпе, которая смотрела мультфильм про жернова, и тут заговорила моя совесть.
Ёлка в Кремле
«Меня же пропустили как массовика-затейника», подумала я и пошла в зал, где вокруг ёлки кружил и пел хоровод. В хороводе закружилась и я. И как-то так получилось, что вскоре я стала ёлкой для малышей. Они скакали вокруг меня. То я была головой змеи, а они, извиваясь и хохоча, шли за мной, то играли в игру «Здравствуй, Дедушка Мороз», то в ручейки, то я загадывала им загадки, то играли в фанты. Неизвестно, кто веселился больше: они или я. Мне кажется, я веселилась на всю катушку!
Объявили идти получать подарки. Все бросились к Снеговикам, раздающим подарки. А мне ведь не положен подарок, я без билета. Но я получила подарок! Ко мне подошёл Снеговик, снял с ёлки серпантин, с улыбкой обмотал им меня вокруг шеи и, дав мандарин, сказал:
Ты нам так помогла!
Я даже шубу надевала осторожно, чтобы не помять серпантин. Если бы не серпантин и мандарин, родители не поверили бы, где я побывала.
Ну и НУ-У-У, повторяли они. Авантюристка!
За двоих
Каждый раз под Новый год мне вспоминается история, когда я, семилетняя девочка, спасла свою учительницу, школу и детский дом. Конечно, «спасла» это громко сказано, хотя, кто знает? Приближался 1949 год, а дело было политическое!
Детский дом находился в маленьком украинском местечке под названием Тывров. Воспитателями в нём работали мои мама и тётя. При детском доме была школа, в которой учились детдомовские ребята и несколько местных. Училась в ней и я. Кстати, детдом помогал местным детям: раз в неделю их приглашали на бесплатный обед, на Новый год дарили подарки. А время было трудное, послевоенное.
Вот и сейчас полным ходом шла подготовка к Новому году. В каждом классе делали игрушки на ёлку: вырезали флажки для гирлянды, клеили разноцветные бумажные цепи, раскрашивали фонарики, нанизывали на нитки комочки ваты, разрисовывали снежинками окна. И, конечно, репетировали стихи, песни и танцы.
Кроме подготовки к «Новогодней Ёлке» наш класс принимал участие в проведении линейки, посвящённой образованию СССР. Линейка должна была состояться 30 декабря в двенадцать часов дня.
Наша учительница, Зинаида Романовна, раздала нам, второклассникам, тексты о республиках, стихи и разучила с нами песню, которой мы и закончим линейку. Для каждой республики был подготовлен герб, флажок и народный костюм, в котором участник должен был её представлять.
Несмотря на то, что я была на год младше своих одноклассников, мне поручили рассказывать об Украине. Этот текст был самый большой, около страницы. Но учительница знала, что я легко справлюсь с ним. И правда: прочитав текст два раза, я хорошо пересказала его и померила свой костюм. Костюм был великоват, и его пришлось немного ушить. Зато венок с цветами и лентами был такой красивый, что я, надев его, любовалась на себя в отражении стёкол и зеркала.
Рано утром директор детдома узнала, что к нам приедет комиссия из самого областного центра, из Винницы! Председатель комиссии хочет посмотреть, как мы подготовились к этому событию.
Директор прибежала к нам в класс и попросила Зинаиду Романовну показать ей наше выступление до приезда комиссии. Мы выстроились в шеренгу и начали рассказывать о республиках.
Первой шла Российская СФСР, за ней я, Украинская ССР[1]. Как только директор увидела меня, она в ужасе закричала:
Как! Такая маленькая! Про Украину, такую большую республику! Заменить немедленно!
Она обвела взглядом нашу шеренгу и остановилась на самой крупной девочке.
Пусть эта девочка рассказывает об Украине, указала она.
Теперь я понимаю, почему Зинаида Романовна вздохнула и молча согласилась. Не могла же она сказать, что у этой девочки самая плохая память из нас всех, поэтому ей и дали короткий текст про Эстонскую ССР. А тогда я чуть не заплакала, когда у меня отняли мой красивый венок и стали отпарывать уже перешитый на меня костюм.
Мне досталась самая маленькая республика Эстония. Я за три минуты выучила новый текст, а с костюмом пришлось повозиться: почти в два раза уменьшить его. Но с костюмом для новой «Украины» провозились ещё дольше, расширяя его.
Всё это время учительница билась с девочкой, которая никак не могла запомнить текст. Нервы у всех были на пределе, а время неумолимо приближалось к двенадцати!
Комиссия приехала ровно к назначенному часу, все расселись в зале, комиссия с директором и нашей Зинаидой Романовной сидят в первом ряду, а мы стоим на сцене. Я должна была выступать самой последней, но учительница поставила меня рядом с девочкой, рассказывающей про Украину, чтобы в случае чего тихонько подсказывать ей текст.
Красиво выступила девочка, говорившая о самой большой республике России, а после неё моя соседка начала говорить об Украине. Сказала три предложения, запнулась и повернулась ко мне за подсказкой. Я подсказала. Затем она продолжила говорить дальше и опять повернулась ко мне, мол, подскажи.
Я увидела лицо учительницы. Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Я так любила свою учительницу! Что делать? Как сделать так, чтобы она не заплакала? И тут я, шагнув вперёд, протянула вперёд руку и ладошкой-ковшиком начала показывать воображаемые богатые нивы колосящейся пшеницы, солнечные головки золотых подсолнухов. Я с таким выражением рассказывала свой текст о природе, богатствах и людях республики, что весь первый ряд заулыбался, слушая мой звонкий голосок. И, самое главное, Зинаида Романовна улыбалась!
После моего выступления начался рассказ о Белорусской ССР и других республиках, а в самом конце снова выступила я с рассказом об Эстонии. Потом мы пропели песню, и линейка закончилась.
Мы чувствовали, что линейка прошла хорошо. Спускаясь со сцены, я вдруг услышала: «А маленькая-то, маленькая, как выступила! Такая большая артистка». А через день наступил настоящий праздник любимый Новый год!
Тайна
Друзья моих родителей уехали в заграничную командировку на три месяца, попросив маму присмотреть за их сыном, девятиклассником Алькой, высоким красивым парнем с шапкой кудрявых волос.
Две вещи поразили меня в нём: имя и волосы. Впервые я познакомилась с именем «Алька», когда читала «Военную тайну» Аркадия Гайдара. Я тогда влюбилась и в имя, и в героя книги. Поэтому, услышав, что парня тоже зовут Алька, поняла, что он мне понравится. А когда увидела его густую кудрявую шапку светлых волос, первым желанием было положить руку на волосы и проверить, будут ли они пружинить под моей рукой. Еле сдержалась.
Конечно же, я, пятиклассница, тут же влюбилась в Альку и его друзей, бывавших у нас после школы. А компания у них была замечательная, спортивная. У Альки был настоящий гоночный велосипед и красивый шлем.
Ребята часто отправлялись на велосипедах в Тимирязевский парк. Я с завистью смотрела им вслед. Как-то один из ребят, Толя, сказал мне:
Ну почему ты такая маленькая? Была бы ты постарше!
Мне тоже хотелось быть постарше, участвовать в их прогулках, поездках, разговорах. К счастью для меня, ни одной девчонки не было в их компании, иначе я бы с ума сошла от ревности.
Маме приходилось кормить не только Альку, но и всю его компанию. Но главное было не в этом. Только теперь я понимаю, какую ответственность моя мама взяла на себя, согласившись присмотреть за ним.
Как-то я услышала, как мама ругала Альку, увидев у него в руках свежий номер газеты «Каширские известия». Оказалось, что Алька на велосипеде поехал в Каширу, один из старейших городов Московской области, расположенный на Оке. И чтобы доказать, что он побывал в Кашире именно в этот день, купил там местную газету, и с ней вернулся домой. А Кашира находится в ста пятнадцати километрах от Москвы! Алька чувствовал себя героем, проделавшим такой длинный путь на гоночном велосипеде! А что чувствовала моя мама, узнав об этом? Я думаю, после серьёзного разговора с мамой, Алька понял, что натворил. А тогда мне было жалко его.
Однажды я уже легла спать, когда Алька сказал моей маме:
Сейчас Галка заснёт, и я скажу Вам тайну.
Сердце так и подскочило у меня в груди. Тайна! Я сейчас узнаю Алькину тайну! О чём? О ком? Почему он расскажет о своей тайне моей маме? Я притворилась, что сплю. Стала дышать медленно и ровно. Через несколько минут Алька сказал:
Ну вот, кажется, заснула.
Я ещё не сплю, неожиданно для себя проговорила я.
Поняв, что я навсегда потеряла возможность узнать Алькину тайну, я накрылась с головой одеялом и горько-горько заплакала.
Кавычки
Жизнь бурно кипела в нашем пятом классе. Это кипение отражалось в стенной газете, выходившей каждую пятницу. Мы назвали газету «Лук». Это название таило в себе два смысла: стрелы из лука попадают в цель, и от лука на глазах появляются слёзы. Появились они и у меня, редактора стенной газеты, по совместительству художника и корреспондента. Вот как это было.
Мы выпускали газету сами, без классного руководителя. В газете были заметки о событиях, произошедших за неделю в классе: интересные случаи на уроках, посещение театра, поздравления именинников, планы на четверть, на каникулы. Была и рубрика «Жизнь в классе в карикатурах». Из-за одной карикатуры меня вызывали к директору школы.
На карикатуре были изображены две ученицы, Клава Булкина и Нина Ширяева, сидящие за партой на уроке с большими бутербродами в руках. Прикрывшись крышками от парты, они откусывают от бутербродов. Это была чистая правда, они ели на уроке математики и получили замечания в дневники. А вот за что я пострадала, так это за подпись к карикатуре: «Голодающим не до учения!».
Оказывается, к директору пришла мама Клавы и пожаловалась, что её семью оскорбили. И Клава, и Нина были из малоимущих семей, школа давала им бесплатные обеды, так зачем же смеяться над этим? В общем, директор велела снять газету и извиниться перед девочками. Я не могла понять, за что? Ведь ели? Ели. На уроке? На уроке. Замечания получили? Получили. Надо высмеять? Надо.
Дома я пожаловалась родителям, что не понимаю, за что пострадала я, почему надо снять газету, за что надо извиняться перед Клавкой и Нинкой.
Всё дело в кавычках, сказал папа. Если бы ты поставила слово ГОЛОДАЮЩИМ в кавычки, был бы другой смысл. Вот смотри.
Папа взял лист бумаги и карандаш и нарисовал двух мальчишек, сидящих за столом. Перед одним мальчишкой тарелка с пирожными, перед другим пустая тарелка. Папа сделал второй рисунок. На втором рисунке первый мальчишка даёт второму половину пирожных. Под рисунком подпись: Щедрый подарок.
А теперь посмотри на третий рисунок, папа быстро нарисовал тех же мальчишек, но первый мальчишка положил на тарелку второго малюсенький кусочек пирожного. И подпись под рисунком «ЩЕДРЫЙ» подарок.
Чувствуешь разницу? спросил папа. То, что слово стоит в кавычках, меняет смысл сказанного, теперь ты с иронией говоришь о мальчике с горой пирожных, угостившем друга маленьким кусочком. Ты подчёркиваешь, что он жадина, мог бы дать больше. Здесь слово ЩЕДРЫЙ не в своём обычном значении. Если бы ты подписала под карикатурой «Голодающим» не до учения, то все бы поняли, что ты над ними смеёшься, потому что на уроке нельзя есть, не умрут с голоду, могут дотерпеть до перемены. Поняла? Ты это говоришь с иронией! А давай выпустим газету, предложил папа.
И мы с папой сделали такую красивую стенгазету! Из других классов приходили посмотреть на неё! Название «ЛУК» было составлено из зелёных перьев растущего лука (как живые!) Под названием сижу я (прямо мой портрет!), передо мной на столе наша газета, в газете моя карикатура, только на ней Клава и Нина (как настоящие папа срисовывал их с фотографии класса) и подпись: «Голодающим» не до учения. Слово ГОЛОДАЮЩИМ в кавычках! А чуть ниже ещё одна подпись: «ГРАМОТНЫЙ» редактор забыл поставить слово ГОЛОДАЮЩИМ в кавычки. Напомним «грамотному» редактору правило: «Кавычками выделяются слова, употребляемые не в своём обычном значении, используемые в ироническом смысле».
А ещё ниже, во всю газету, крупными буквами была написана фраза: «ПРОСТИТЬ НЕЛЬЗЯ НАКАЗАТЬ!» И буквами помельче было написано шутливое обращение: «Ребята, судьба редактора зависит от того, ГДЕ вы поставите запятую: после слова ПРОСТИТЬ или после слова НЕЛЬЗЯ».
Весь класс простил редактора!
Коварные вишенки
В шестом классе я начала новый учебный год не с Первого сентября, а с двадцать пятого. Дело в том, что мы переехали в другой район. Родители оформляли прописку на новом месте, устраивали нас с братом в школы. Брат пошёл в мужскую школу, я в женскую (тогда ещё было раздельное обучение: девочки и мальчики учились в разных школах). К счастью, у меня не было троек за пятый класс, иначе меня не взяли бы в эту школу. И вот я в шестом классе в новой школе.
Новенькая? обступили меня одноклассники.
Садись со мной, предложила высокая девочка с чёрными вьющимися волосами. Меня зовут Марьян.
«Армянка», подумала я.
Если бы я жила за границей, меня бы звали Анна Мария, добавила она.
Почему? удивилась я.
Потому что моё имя состоит из двух имён: Марианна.
Я впервые услышала это имя.
Первый урок был математика, алгебра. Я попала с корабля на бал. Писали контрольную работу по алгебре (я представления не имела, что это такое). Буквы складывались, вычитались, я не знала, что с ними надо делать, в результате я, оказывается, вывела новую формулу: а + b = аb. Я думала, раз к одному предмету прибавить другой, будут два предмета, за что получила двойку за контрольную.
Когда учительница по прозвищу Семядоля смеялась по поводу моей формулы, я сказала, что ещё не проходила алгебру, но мои объяснения не тронули её. На перемене девчонки заступились за меня, требуя зачеркнуть двойку. Они толпой двинули на Семядолю, загнали её в угол, а она, загородившись от них журналом, пропищала, что раз я пропустила целый месяц, то пусть они позанимаются со мной. Марианна вызвалась помочь мне. Двойку зачеркнули это была победа класса над злой, вредной, несправедливой (по словам девчонок) Семядолей.
И начались мои муки. Дважды в неделю я должна приходить к Марианне заниматься алгеброй. Я волновалась, когда вошла в подъезд. Надо было подняться на лифте на седьмой этаж. До этого я никогда не ездила на лифте. Справилась. Позвонила в дверь, оказывается, меня ждали. Её мама и бабушка усадили нас за стол пить чай с ещё тёплым печеньем с орешками. Расспрашивали, кто я, откуда, кто родители, где живу.