Я внимательно всматривался в лицо мужчины-контролёра, который подошёл ко мне с большой миской и кружкой не находил в нём вообще ничего, что можно было бы запомнить. Хорошо хоть с женщиной спутать его нельзя.
Они кормили меня. Контролёрша помогла сесть, придерживала за плечи, мужчина подносил к моему рту то ложку, то кружку. Возможно, у меня хватило бы и собственных сил на это: сесть, поднять руки, взять миску с ложкой, но не было желания. Было хорошо и без этого: я разрешал им за собой ухаживать, открывал рот, жевал, пил, глотал. Горячая еда и питьё наполняли меня как долгожданный ливень иссохшее русло реки. Кажется, никогда в жизни не ел и не пил я ничего вкуснее тушеных овощей с грибами и травяного отвара. С тех пор прошло много времени, но я так и пользуюсь всё теми же котлами, которые мне любезно оставили контролёры, и периодически готовлю в них тушение и отвар по рецепту, которым со мной поделился мужчина-контролёр.
Он едва успевал бегать за добавкой. Я не запомнил момента, когда перестал есть и лег спать возможно, я уснул раньше, чем закончил есть. Зато каким отдохнувшим и посвежевшим я проснулся! То утро стало для меня одним из самых ярких и запоминающихся в моей жизни! Сколько светлых надежд, мечтаний, предчувствий обрушилось на меня сразу! Ноги сами носили меня, я плескался в бассейне, кувыркался голышом в снегу, потом завтракал контролёры никуда не ушли ночью. Женщина двигала шкуры на ложе, пытаясь навести порядок, а мужчина возился с костром, разогревая в котлах то, что осталось с ужина. Я готов был обнять и расцеловать их они вежливо останавливали мои попытки это сделать, имён своих не называли, только загадочно улыбались и говорили, что я могу называть их контролёрами, а их действующие имена в данном случае не имеют значения, в отличие от моего, которое мне надо обязательно получить в будущем. Его мне даст тот, кто меня полюбит
Возражать я не стал! Пусть кто-то меня полюбит и даст мне имя! Кстати, так оно и случилось. Девушка из торгового центра, с которой я вскоре познакомился назвала меня Лангобардом за мою длинную бороду. Она потом тоже стала свидетелем дороги на соседнем участке.
В общем, именно с той поры началась моя настоящая жизнь, интересная, насыщенная, осмысленная как вы понимаете, я подписал контракт и стал полноправным свидетелем данного участка Дороги, коим и являюсь до сих пор. Предупреждая ваш вопрос, отвечу, что я стал, без всякого сомнения, не первым свидетелем этого участка. Знаю лишь, что до меня их было огромное множество возможно, близкое к бесчисленному они естественным образом сменяли друг друга, по-разному, насколько я понял из бесед с контролёрами и из собственного расследования. Приходили-уходили, отрабатывали, сколько получалось и было положено. Уходили тихо: кому-то из них удавалось встретить сменщика и помочь ему адоптироваться, кому-то, например, моему предшественнику нет. Я пришел на голую, так сказать, землю. Кроме библиотеки и торгового центра ничего. Если не считать чудесного холма с естественным бассейном и ложем, которые буквально приковали моё внимание и не могли не влюбить в себя. Может быть, и к лучшему, что мне не довелось познакомиться с предыдущим свидетелем. Характер у меня прескверный вряд ли бы мне кто-то или что-то здесь понравилось, так бы и прошел я мимо и неизвестно ещё, где бы потом приткнулся. А так у меня всё сложилось замечательно!
Не помню уж, сколько дней ушло у меня на ознакомление с контрактом довольно много. Я хотел сразу же на радостях тем утром подписать его без прочтения, но контролёры не допустили этого по правилам требовалось имя, которого на тот момент я ещё не получил, полное прочтение контракта, ознакомление со всеми его условиями, сознательное и спокойное принятие обдуманного решения. И, надо признать, было в этом рациональное зерно: подпиши я его не читая, потом не знаю, смог бы я правильно и адекватно отреагировать, когда потребовалось выполнение некоторых его, так скажем, весьма затруднительных пунктов, о которых не то что упоминать, лучше и не думать вовсе.
Сидели мы в основном в читальном зале библиотеки я читал контракт, состоящий из довольно внушительной стопки листов. Часто ходили по окрестностям, которые, в общем-то, я уже и так знал наизусть: холм, дорога, поле, лес, река, библиотека, торговый центр, окраина города. Город, естественно, лишь соприкасался с моим участком, поэтому мы в него не входили. Так было положено: контролёры показывали и знакомили меня с хозяйством, которое мне предстояло взять под свою ответственность. Вопросов оказалось больше, чем я предполагал, а ответы далеко не всегда становились исчерпывающими. В конце концов энтузиазма у меня убавилось настолько, что несколько раз я чуть не отказался от затеи стать свидетелем казалось, что не справлюсь. Но контролёры умело поддержали меня в эти моменты: видя, что мною овладевают сильные сомнения, буквально заваливали меня преимуществами, которые я получу в случае подписания контракта.
Среди прочего было и обещание, что я смогу по желанию поменять климат на своём участке: например, сделать так, чтобы здесь круглый год было лето, ярко светило солнце, всегда цвели травы, кусты и деревья. Но, поразмыслив, я решил не трогать природу: оставить, так сказать, заводские настройки тем более ничего плохого я в них не видел, а моё вмешательство, наверняка, только всё бы испортило.
Тогда мне пришла идея, раз уж я, как свидетель дороги обладаю довольно большими привилегиями, возвести над моим бассейном и ложем не просто какой-то жалкий навес, а целый замок, с донжоном, где будет несколько этажей и настоящий камин, с крепостной стеной, оборонительным рвом и мостом на цепях. Спрашивая у контролёров, возможно ли такое строительство по моему желанию, я вообще не надеялся получить утвердительный ответ. И в каком же я был восторге, когда мне разъяснили один из пунктов контракта, где прямым текстом было написано: "Свидетель Дороги имеет право на собственное Жильё, которое получит в максимально кратчайший срок после подписания Контракта. Жильё Свидетеля должно быть возведено с учётом любых его пожеланий. Жилье предоставляется Свидетелю на весь срок службы вплоть до отбытия по уважительной причине".
Особый упор контролёры сделали на слова "Жильё Свидетеля должно быть возведено с учётом любых его пожеланий". То есть вообще любых, поэтому нет ничего зазорного в том, чтобы пожелать себе в качестве жилья замок на манер средневековых.
И действительно что тут зазорного? Вот я и пожелал этот замок, когда получил имя и подписывал контракт.
Ну и закрутилась моя жизнь сразу после этого: ежедневные обходы участка, наблюдение за путниками, бесконечные встречи, разговоры, размышления, осмысление, составление отчётов. Это только кажется, что всё так просто: ходи-броди, прислушивайся, приглядывайся, анализируй, беседуй, а потом записывай пережитое за день. Но на самом деле это жутко тяжёлый, хотя, надо признать, невероятно интересный труд. Не знаю, с чем и сравнить его. Представьте, что вы очень любите пирожные, поэтому работаете в кондитерском цеху, или, скажем, рыбу и трудитесь на консервном заводе. Как быстро вы разлюбите пирожные и рыбу, если будете иметь с ними дело круглые сутки? Пример, конечно, так себе, но суть похожа. Человеку надоедает довольно быстро всё без исключения даже самое любимое. Любите вы, скажем, богу молиться и молитесь рьяно и самозабвенно. Но если вы будете делать это с утра до вечера и с вечера до утра, изо дня в день, то как скоро возненавидите это дело или сойдёте с ума?
Вот-вот. Представить невозможно, сколько бумаги я исписал, составляя отчёты. Научился строчить перьевыми и шариковыми ручками так быстро, что, порой, не поспевал за ними взглядом, потом освоил пишущую машинку, за нею компьютер, научился набивать текст на клавиатуре и распечатывать на принтере. Глядя на мой замок, стилизованный под средневековый, и не подумаешь, что его второй этаж забит всякой электронной техникой, единственная задача которой помогать мне составлять отчёты.
Скорее всего, в количестве написанного мне удалось переплюнуть Льва Толстого и Чарльза Диккенса вместе взятых. Если бы я руководствовался в своей работе теми же соображениями, что и они, то, наверняка, заткнул бы их за пояс и во всём остальном. Но здесь это так не работает. Прославиться своим гениальным умом, силой мысли, оригинальностью слога и творческим порывом невозможно. Книгу здесь не напечатаешь почитателям таланта взяться неоткуда. Все отчёты, какими бы талантливыми они ни были, не получают никакого отклика: ни читателей, ни критиков, ни Господа Бога. Такие яркие стимулы для работы, как слава, деньги, секс полностью отсутствуют. Что же остаётся? Для кого и для чего я составлял все эти бесчисленные отчёты, уходящие неизвестно кому и куда? Ответ на самом деле прост до безобразия для самого себя. Я пришёл к выводу, что не существует никакой вышестоящей инстанции, которая собирает отчёты всех свидетелей, тщательно изучает, классифицирует, каталогизирует, архивирует, делает на их основе важные выводы и принимает решения в соответствии с этими выводами. Свидетели пишут, контролёры контролируют, собирают отчёты, передают их, не читая, куда-то дальше. А там ими, скорее всего, просто топят камин, потому что так положено, другого топлива не предусмотрено. А тот, кто их сжигает, читать не умеет и полностью уверен, что других дров просто не существует.
Впрочем, так это или нет неважно. По моему мнению, высшей инстанцией, которой предназначены отчёты, является сам свидетель, который их составил. Так что я, как законный свидетель-контрактник, сам себе высшая инстанция. Когда я пришёл к этому выводу, работать стало гораздо легче. Появился смысл в этой деятельности: писать отчёты самому себе увлекательное занятие. Сам написал, сам прочёл а то, что потом отдал их кому-то, так это дело тоже не бессмысленное. Раз их кто-то регулярно забирает, значит они кому-то нужны пусть даже в качестве дров. И контролёрам есть чем заняться, а то слонялись бы без дела, переполняясь глупыми идеями и мыслями".
Лангобард замолчал, и это молчание прозвучало, если можно так выразиться, как гром среди ясного неба ведь он впервые за всё время, что я его знал, позволил себе умолкнуть, даже слова для заполнения пауз перестал произносить. В это не верилось, я даже подумал: уж не заглушает ли шум падающей в бассейн воды его голос. Сумев немного приподнять над поверхностью ухо, я прислушался ничего. Я давно уже не чувствовал дна получается, лежал на воде неподвижно и не тонул. Бассейн наполнился почти до краев, и меня легонько носило на мелких волнах, то прибивало течением, как бревно, к берегу, то вновь выносило на середину.
И вот, в один из таких моментов, когда меня отнесло от берега и развернуло, я увидел его Лангобарда. Несомненно, это был он, но совершенно голый, как, впрочем, и я при этом он не выглядел голым. Его тело, как я и предполагал, оказалось каким-то деревянным: то есть не выструганным из дерева, а словно выросшим, подобно дереву тело, как длинный искривленный ствол, руки, ноги, голова с шеей, как сучковатые ветки, кожа, как кора. Неудивительно, что мне вдруг показалось, что это вовсе не голое тело, а вторая одежда. Что же там под ней могло скрываться? Вряд ли человек!
Перекрыв задвижку, из которой вырывалась вода, Лангобард спустился в бассейн. И вот что странно! Принимая такое огромное тело, словно взрослое дерево вместе с корневой системой, вода должна была хоть как-то взволноваться, но этого не произошло Лангобард проваливался в неё, как сахар в кипяток, и растворялся. У меня даже мелькнула мысль, что больше этого человека я не увижу. Но вскоре он всплыл метрах в двух от меня и заговорил: