Несущая смерть - Кристофф Джей 13 стр.

Он повернулся к совету с широко распахнутыми глазами, и губы его трепетали, как белье на ветру.

 Гай  выдавил он.  Гай

Герольд Дайсукэ тоже отвернулся от окна, бледный, как холодный пепел. Мальчик трясущимися руками достал цепную катану.

 Гайдзины,  пролепетал он дрожащим голосом.

Часть вторая

Скорбь

11

Битва при Каве

Капитан Александр Мостовой откинул с лица выбившуюся прядь грязных светлых волос и выдохнул белое облачко пара на пронизывающем морозе. Он оглядел горящий город, войска, волнами покидающие штурмовой флот, воинов, закутанных в шкуры громадных волков, медведей и снежных барсов. Улицы вокруг были залиты красным. А падающий с неба дождь черен, как грех.

Работорговцы организовали оборону, но надолго ее не хватило. Им пришлось заплатить за это резней, и теперь они вернулись в замок на холме, чтобы подготовиться к осаде. Флаги уже лежали в грязи среди трупов: синие полотнища с изображением Дракона, изукрашенные запекшейся багровой коркой.

Среди дыма двигались Причащенные кровью берсерки, чересчур рослые, возвышающиеся надо всеми, одетые в фартуки из кожи, с покрытыми рубцами мускулами.

Александр однажды видел, как Причащенный кровью убил железного самурая голыми руками. Мужчина был разорван от живота до грудной клетки, а из спины торчало с полдюжины копий, как иглы дикобраза. Острым железом самураи пытались погубить берсерка, возглавившего атаку, но их оружие повернулось против собрата.

Александр не забыл и про четверых безумцев, которые бродили по полю боя, очутившись в патовой ситуации на перевале Фэллоу. Они наклонялись к павшим работорговцам, чтобы собрать кровь в человеческие черепа, и поднимали их в тосте за уцелевших.

Вместе четверо берсерков убили пятьдесят человек.

Экспедиционный корпус Морчебы, напавший на Каву, насчитывал около двухсот берсерков.

Поплотнее завернувшись в шкуру, Александр шагал по болотистому плацдарму, ноги проваливались в ил по щиколотку, и он ругался себе под нос. Все в этой забытой Богиней стране было грязным. Земля представляла собой либо черную слякоть, либо гниющие поля, либо участки мертвой почвы, на которые ни один солдат в здравом уме не ступил бы ногой. Воздух такой тяжелый, что давит на легкие, окрашивая и язык, и зубы, и кожу. Неудивительно, что шиманцы хотят оккупировать его родину,  Александр пробыл здесь около часа и уже возненавидел проклятое место.

Укутываясь в волчью шкуру, капитан заметил, что от него пахнет кровью работорговцев, резко и даже зловонно. Но тут мало что можно поделать: черный дождь делал воду только грязнее, а чистый источник в адской дыре редкость на вес золота.

Он вспомнил тот день, когда освежевал шкуру, и крепкий напиток, который глотнул для храбрости, медный привкус во рту. Руки, сжимающие рукоять ножа, дрожали. А штаны он вообще обмочил. Какой стыд. Но тогда он был тринадцатилетним мальчишкой.

А сейчас он мужчина.

Почти двадцать лет назад. Будет следующим летом.

Отца убили, когда Александру было двенадцать. Дом Мостовых был первым, куда ворвались злодеи-налетчики с грохочущими доспехами и мечами, которые рассекали людей, словно туман.

Конструкций береговой обороны для жилищ тогда не существовало. Оборонные сооружения предназначались для отражения атак на дома совсем других людей, а не странников, пересекающих Безликое море. Столицу стерли с лица земли. Мать и сестру захватили работорговцы Кицунэ. Александр спасся бегством: и бежал до тех пор, пока не начали отказывать ноги, а легкие не взмолились о пощаде, и он уже был не в состоянии ни дышать, ни думать.

Он постоянно видел во сне, как бежит. Каждую ночь.

Но во сне работорговцы всегда ловили его.

Конечно, он хотел отомстить. Семья была гордым родом, восходящим к великому Станиславу. Но ему требовались силы, чтобы сразиться с врагом.

Силы, рожденные в глубокой тьме.

И поэтому он пошел в Черный лес, где бродили стаи ужасных животных. Отправился туда мальчиком с копьем, ножом и волей из холодной стали.

А вернулся мужчиной.

И теперь этот человек с трудом пробирался через усыпанное трупами поле боя к недавно установленному шатру, украшенному штандартами двенадцати домов Морчебы. Александр провел рукой по эмблеме дома Мостовых на нагруднике: вставший на дыбы олень с тремя рогами в форме полумесяцев. И, глубоко вздохнув, шагнул в полумрак.

Глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть. На длинном столе была разложена карта города Кава с маленькими дисками, указывающими на расположения войск: красными для псов Шимы, черными для сил Ее Императорского Величества Киры Первой дома Островских. Между столбами шатра висел флаг Императрицы в народе ее называли Островска двенадцать красных звезд, разбросанных по черному полю.

Маршал Сергей Островский критически изучал карту, едва подняв глаза, когда вошел капитан. Рядом с ним стоял майор Военно-воздушных сил Императрицы, который жаловался, что черный дождь повредил двигатели винтокрылых топтеров. У ног маршала сидела свора из шести боевых гончих, тяжело дышавших морозным отравленным воздухом.

По другую сторону стола стояли две Зрячие жрицы, покачиваясь, как молодые деревца на весеннем ветерке. Белокурые, словно пшеница перед летним сбором урожая, с лицами, обезображенными тотемными благословениями: у сестры Кати щеки разодраны молниями, а у матери Наташи черты лица искажены зубчатыми узорами когтей. У обоих горит правый глаз.

 Маршал Сергей,  сказал Александр.  Колонны собраны. Ждем ваших распоряжений.

Пятидесятилетний маршал был изможден двумя десятилетиями непрерывных войн. Голова мужчины напоминала кирпич, а лицо казалось слегка маловатым для черепа подобной формы. На нагруднике красовался герб дома Островских: черный грифон, сжимающий палаши.

Сердито глядя на карту, маршал схватил горсть солонины из миски на столе и бросил боевым гончим у своих ног. Собаки не двинулись с места, хотя и обвешались слюнями при виде съестного.

 Работорговцы, естественно, отступили за стены крепости,  проговорил Сергей, постучав пальцем по изображению твердыни Дракона.  Она хорошо защищена, и ее легко удерживать даже небольшому войску.  Он приподнял густую бровь, глядя на мать Наташу.  Ты видела тринадцать неболётов, Святая мать?

 Воздушная разведка сообщила только о шести,  выпалил майор.

 Еще семь скрываются в облаках над крепостью,  пробормотала мать Наташа и провела пальцем по узорам из когтей, вырезанным на лице.  Я вижу их. Они находятся выше, чем могут взлететь топтеры. Тяжелые корабли. Но неплохо вооруженные.

 Ближе к полудню шторм усилится.  Сияющий взор сестры Кати был устремлен на капитана.  Вижу молнию, яркую, как солнечный свет, и то, как горят воздушные корабли во время бури. Им трудно спускаться.

Александр встретился взглядом с женщиной, стараясь не выказывать никаких эмоций. Из двух Зрячих Катя, несомненно, обладала более грозной репутацией. Если Святая мать носила мягкие одеяния из шкур животных, украшенные тотемными безделушками, то сестра Катя предпочитала скафандры гильдийцев содранную с них кожу, похожую на доспехи, шлемы, надетые как наплечники.

Александр почти жалел людей-лотосменов, которые потерпели крушение возле северной станции ловли молнии и пали под клинками противника.

 Подождем до полудня.  Маршал пролаял команду, и боевые гончие с урчанием набросились на мясо.  Атаковать будем в лоб, когда наши бойцы преодолеют стены. Причащенные кровью пусть бегут в авангарде. Атаку возглавишь ты, Мостовой.

 Как прикажете.  Капитан стукнул кулаком по нагруднику и развернулся на каблуках.

Голос матери Наташи оборвал его на полуслове:

 Александр Мостовой. Убийца Кирилла, альфы Черного леса. Покоритель Железной гряды. Трижды окровавленный на службе Императрицы. Сын Саши, дочери Дарьи, матриарха дома Мостовых.

Он медленно повернулся.

 Да, Святая мать?

Правый глаз женщины сверкал, и розовое свечение разливалось по ритуальным шрамам, превратив ее в хищника: щеки стали впалыми, зубы заостренными, а улыбка зияла синюшным оскалом.

 Твои сыновья запомнят этот день. Но каким его запомнят, зависит от тебя.

 Спасибо, Святая мать.

 Да благословит тебя Богиня.

 И тебя, Святая мать.

Женщина моргнула, свечение глаза померкло, как тускнеет свет заката. И даже в шатре будто бы повеяло холодом из-за отсутствия розового сияния.

Улыбка матери Наташи стала грустной и даже нежной.

 Мне благословения не понадобятся,  проронила она.

Александр повернулся и покинул шатер.

Разразилась буря, ниспосланная Богиней.

Как и говорила сестра Катя, ближе к полудню поднялся ветер, огромные тучи закрыли проклятое красное солнце Шимы и погрузили землю в ледяной мрак. Но затем молния осветила небеса, словно Богиня хотела, чтобы грядущую бойню было хорошо видно.

Пока командиры колонн выстраивались в шеренгу, Александр оглядел раскинувшийся перед ним разрушенный город и усмехнулся.

Неболёты Шимы спускались, как и обещала сестра Катя, с изрядным трудом. Их кидало из стороны в сторону, будто ими играли ледяные великаны. Один врезался в стены крепости из-за сильного бокового ветра, в другой ударила молния, и неболёт вспыхнул.

Когда он сгорел дотла, по рядам атакующих прокатились кровожадные возгласы и восславления Богине. Несомненно, именно она наслала бурю, чтобы наказать вероломных свиней. Двадцать лет резни, грабежа и рабства. Платеж давно просрочен.

Причащенные кровью не знали усталости и стучали боевыми молотами по земле. Под гнилостным дождем шкуры на плечах постепенно становились серыми. Александр повязал лицо платком, но губы все равно потрескались и горели, а в тех местах, где ливень просачивался сквозь броню, слезла кожа. Некоторые из солдат пострадали настолько сильно, что он приказал им вернуться и обратиться за помощью к сестрам милосердия в медицинских пунктах. Но каждый человек войска горел желанием ринуться в атаку чем меньше времени придется провести среди омерзительной бури, тем лучше.

Инженерные роты просигнализировали, что они готовы к броску. Последний из неболётов работорговцев врезался в землю. Александр кивнул связисту и отдал приказ о запуске топтеров. Тихий вой превратился в пульсирующий стрекот тр-тр-тр-тр-тр-тр-р-р-р пропеллеров, вибрирующий у него в груди.

Александр повернулся и принялся наблюдать. Взгляд бледно-голубых глаз следил за неторопливым подъемом аппарата, который жесткий шторм беспокоил не больше, чем собаку горстка блох.

Корпуса топтеров формой напоминали изогнутое тело стрекозы, и вид у них был слегка асимметричный и грубоватый, что характерно для инженерных достижений его страны. Найти два одинаковых судна оказалось невозможно. Их собирали механики из разных домов, и у каждого имелась теория о том, как сконструировать летательный аппарат. Однако основные принципы были схожи круглая капсула с хвостом, два стеклянных портала вроде глаз насекомого, три огромных пропеллера слева, справа и на корме.

Они были неуклюжи, как пьяные шлюхи, и медлительны, как трехногие лошади. Не могли ни развить скорость, ни достичь высоты, где плавали неболёты Шимы, а еще постоянно испытывали катастрофические сбои. Экипажи топтеров называли аппараты летающими гробами, а пехота крылатыми мертвецами.

Но, благословение Богини, они обладали способностью летать во время штормов.

И в такой день, как сегодня, это было единственное преимущество, в котором нуждались морчебцы. Крепость работорговцев притулилась на крутом холме, примыкая к неровному гранитному утесу. Башни оскалились тяжелыми сюрикеномётами. Любым осадным орудиям, отправленным на осаду твердыни, следовало быть изготовленными из металла, чтобы их не испепелило огнемётами, усеивающими крепостные стены с бойницами.

И даже если не загорятся штурмовые башни, то сидящие внутри люди вспыхнут наверняка.

Конечно, огнемёты сработают только в том случае, если в живых останутся работорговцы, которые ими управляют.

Флот топтеров, общим счетом почти сорок, неровным строем парил в пятидесяти футах над землей, раскачиваясь под порывами свирепого ветра.

Но вот ветер ударил посильнее, и какой-то топтер врезался в два других «собрата». Все три рухнули с неба и превратились в искореженные пылающие снаряды на булыжниках Кавы. Но остальные пробирались в воздушных коридорах над тесными улочками горящего города, приближаясь к крепости работорговцев и самураям, карабкающимся, как насекомые, по отвесным стенам.

Когда топтеры приблизились на расстояние выстрела, небеса взорвались градом сюрикенов и зарядами катапульт. Александр слушал ненавистный грохот и свист снарядов, и его мысли возвращались к тому дню, когда отца зарубили на стенах Мрисса. Топтеры продолжали падать, а люди превращались в протекающие мешки с окровавленным мясом.

Взрывы эхом разносились по мегаполису. Разбившиеся винтокрылы ярко вспыхивали, вздымая в высь столбы едкого дыма. Александр стиснул зубы, пробормотал молитву. Напряг слух. Прищурился. Он ждал, когда буря разразится по-настоящему.

Глухой потрескивающий звук обжег пространство между его барабанными перепонками, и губы Александра искривила мрачная улыбка. Из морды ведущего топтера вырвались яркие дуги невозможного сине-белого цвета. За ним последовало полдюжины других.

Ослепительные молнии летели из установленной на брюхе аппарата пушки, прорезая крепостные стены, оставляя зеленые вспышки в глазах Александра и почерневшие руины там, где когда-то стояли самураи. В морды топтеров летели огненные струи, а молнии превращали дождь в пар. И, повернувшись к связисту, Александр отдал приказ о начале второй волны атаки.

Осадные орудия на гусеничном ходу краулеры взревели двигателями, наполняя воздух вонью горелой кожи и запахом озона. Машины представляли собой уродливые толстые громадины из клепаного железа, обтянутые сегментированными танковыми гусеницами. Одиннадцать рванулись вперед, прокладывая путь через склады и жилые дома, направляясь к крепости.

Они были совершенно новым творением инженеров-механиков, работающих на полигоне Акмарр, а нападение на Каву стало для орудий первым настоящим боевым испытанием. Выглядели они достаточно впечатляюще: сплошь обитые черным железом, с широкими мордами, смахивающими на наконечники копий. Но во время высадки на берег было потеряно тридцать процентов комплектующих, в основном из-за проблем с механикой.

Словно прочитав мысли Александра, один из краулеров выплюнул ослепительные искры из вентиляционных отверстий, вздрогнул и со скрежетом остановился. Люки распахнулись, повалил густой дым, а из обжигающих внутренностей вывалились обугленные солдаты. Сестры милосердия метнулись к ним и, уложив бедняг на носилки, потащили пострадавших к санитарным палаткам в хвосте колонны.