Утопия нарушилась в тот момент, когда в Песках появился грязнокожий работорговец, вылезший с туманного Атаппарана. Смуглолицый и бородатый, он прибыл вместе с целым караваном, в котором вместо лошадей были какие-то уродливые и невиданные Эстором животные, называемые дромадерами2. Атаппаранский работорговец руководил чем-то вроде цирка уродов, причём эти уроды одновременно выполняли роль его свиты и охраны.
Эстор бы даже не обратил внимания на вновь прибывших в Песках появление столь пёстрой шайки было делом обычным , если бы не злополучные бои на песчаных аренах и ставка, которую по самонадеянности сделал Эстор.
Бои на песчаных аренах считались главной достопримечательностью Песков, именно здесь выращивали цумистов безволосых великанов, чьё ремесло сочетало в себе элементы танца и убийства. Песчаные плясуны выходили на обжигающе горячие арены и длинными цумамипереламывали друг другу ноги под рёв толпы и звон монет.Эта традиция брала своё начало с Ухода, но в реалиях покинутого мира давно утратила изначальный смысл.
Эстор пересёкся с работорговцем во время одного такого поединка и атаппаранецна ужасно ломанном материковом диалектепредложил ему сделать ставку, на арену как раз выводили здоровенного цумиста, против которого выставляли сразу трёх вооружённых лоокийских наёмников, а Эстор представлял себе, на что натасканы лоокийцы, ведь сам принадлежал их роду.
Заведомый перевес одной из сторон противоречил правилам Песчаных Плясунов, но кто сейчас всерьёз считался с обычаями прошлого? Толпу пьянила мысль о многолюдном побоище, поэтому правилами решено было пренебречь. К удивлениюЭстора, работорговец решил поставить на одинокого цумиста, сказав, что ему хочется купить одного из них для своей коллекции. В Песках цумисты являлись разменным товаром, владеть ими могли себе позволить лишь самые богатые дельцы. Промолчав об этом, Эстор очень легко согласился на сделку, поставил на лоокийцев и всё проиграл.
Выстраиваемая с таким тщанием утопия в один момент рухнула, развалилась в пыль, а он остался ни с чем, потому что новость о его проигрыше ураганом облетела город, никто более не хотел иметь с ним общих дел. Большая часть его головорезов и убийц утекла к другим предводителям. Никогда ещё отчаяние не подступало к нему так близко, и в этот момент появились спасительные слухи.
Кто-то собирал наёмников и обещал очень крупное вознаграждение. Кому-то понадобились люди лесов и пустых дорог. Где-то требовались продажные мечи. В его ситуации было глупо отмахиваться от такого предложения. Конечно, слухи не изобиловали подробностями, в них не было практически ничего досказанного, но на то они и слухи, чтобы пробраться в ваши уши, завлечь, заинтриговать, заставить им поверить.
Слухи звали за собой в Ничейный лес, пусть даже на дорогу оставалось не так уж много времени, Эстор знал, в какую сторону ему следует вести своих людей, тех из них, кто ещё не покинул его.Если в голове Краснопёра и вставали какие-то предостережения, связанные с заповедными чащобами, то он предпочёл ихпроигнорировать.
Сразу за границей Песков располагалась Пустая Полоса плоская, мрачная равнина, наводящая лишь тоску и уныние. На старых картах можно было прочитать другое название Сны-С-Холмов, относящееся к эпохе, когда лики Ушедших ещё отражались на облаках. Истории рассказывали о том, что, выйдя из волн Переменчивого моря, Ушедшие двинулись вверх по течению Ции и облюбовали для себя этот край, но в день Ухода плодородная почва обратилась сухой землёй, и никто более не называл эту местность краем чудес.
Безжизненная Полоса упирается в северные владенияЦебетаса, а тот граничит с Ничейным лесом. Все эти четыре места: Пески, Полоса, Цебетас и Ничейный лес связывала тянущаяся к Переменчивому морю река Ция, они, как бусины, насаживались на водяную нить. Нужно было всего лишь следовать вверх по течению, практически повторяя первый путь Ушедших, и в таком случае не было возможности промахнуться мимо конечной цели.
Время поджимало, и Эстор не стал откладывать выход.
Из Песков с ним вышло тридцать шесть человек, до границы Ничейного леса добралось лишь двадцать четыре, остальные решили, что новая авантюра того не стоит.
Переход сильно потрепал их, Эстор успел забыть, когда последний раз путешествовал на такие расстояния, всё-таки, пусть и с запозданием, возраст начинал брать своё. Больше всего трудностей возникло с пересечением Пустой Полосы: в воде у них недостатка не было, а вот запасов пищи оказалось чрезвычайно мало.Жители Песков припасли напоследок неприятную шутку, снабдив путешественников гнилыми фруктами и порченым мясом. Полоса не зря называлась Пустой, здесь не было возможности охотиться, а в реке практически не попадалась рыба. Днём наёмникам Эстора приходилось терпеть жару, ночью вступать в противостояние с лютыми ветрами, как ножами, режущими кожу.
На то, что они добрались до границы Цебетаса, указывала высокая, окружённая стенами цитадель. Никто из них не знал её названия, а о разыгравшихся в ней событиях им приходилось только догадываться. Многоуровневое укрепление оказалось безлюдным и заброшенным, развороченные главные ворота зияли прорехами, сквозь которые проглядывали почерневшие от сажи внутренности крепости. Казалось, над этим местом до сих пор витает удушливый смрад пожарища.
По обе стороны реки виднелись дальние крыши других крепостей, разбросанных по округе, поэтому Красные Перья старались держаться как можно ближе к реке и не отходили от неё. Несколько раз они замечали всадников, но те странным образом не проявляли к ним ни капли внимания. Несмотря на то, что у них появилась еда, они не решались ещё разводить костры.
Двигаясь вдоль реки, они не могли не заметить Цебетасского Храма, расположенного в месте слияния Ции и впадающей в неё Змеевицы. Щекочущие облака шпили пронзали небо и были видимы за несколько десятков километров. Заприметив их на горизонте, Эстор повернул свой небольшой отряд к западу и по широкой дуге обошёл Храм. Как родившемуся в соседнем владении лоокийцу ему было прекрасно известно про это последнее место поклонения Ушедшим, равно как и то, что от главной Цитадели Цебетаса Храм отделяет лишь Змеевица, и он не хотел попадаться на глаза тамошним гвардейцам.
Обходной путь привёл их к шаткому мостку через речку притоку, а вскоре после его преодоления они уже вступили под тень величественных деревьев Ничейного леса. Едва ли хоть кто-то из них проникся торжественностью момента.
Больше трёх недель жалкие остатки банды Красных Перьев провели в дороге.
Ничейный лес приветствовал их приятной прохладой, мягким мхом усладой для натруженных и стёртых сапогами ног и обилием дичи. Это была первая ночь с того момента, как Красные Перья покинули Пески, которую они провели с удобствами. На следующий день Эстор выдвинулся на поиски Затерянной Хижины, где надеялся получить более исчерпывающую информацию о тех слухах, что сподвигли его на серьёзный поход.
В качестве сопровождающих он выбрал Ахмера и Федриго, в глубине разочарованной души понимая, что только эта двоица не вызывает у него подозрений и только по отношению к ним у него сохранилось некое подобие доверия. Он предчувствовал, что среди остальной части отряда нарастает скрытое недовольство, которое лишь усилилось за время отчаянного и пока что ничем неоправданногоперехода. Эстор хотел хоть немного обезопасить себя, он надеялся, что принесённые из Хижины новости помогут ему удержать шаткую власть, а тем временем он даст время остальным немного поостыть. К тому же перспектива заработать обязательно смягчит их буйный нрав.
И сейчас, направляясь на свидание с Отшельником, Эстор вдруг отчётливо понял, насколько глупа была его жизнь. После всех испытаний, после всех тягот, после славы, сменившейся позором, он наблюдает себя в компании вонючего арбалетчика и мальчишки, чью голову он забил увлекательными байками, никак не связанными с реальным миром. Он был стар, голоден и бесталанен, если не это низшая точка его жизни, то что тогда?
Последнее время приступы депрессии случались с ним всё чаще, особенно резко они проявлялись во время бессонных ночей на Пустой Полосе, когда ветер пробирался ему под кожу и стучал закоченевшими костями. Однако в перевес этому стариковскому брюзжанию внутри него сидел другой голос, голос его гордости, самоуверенности или юношеской пылкости, который по-прежнему уверял, что подвиги не остались в прошлом, что следует искоренить жалость к себе и хватать возможность, которая сама просилась ему в руки. У него ещё есть голова на плечах, чтобы командовать, у него ещё остались руки, чтобы указывать, какие бы мысли на этот счёт ни имелись у других! Большинства из них и на свете не было, когда он уже прославился под именем Кондотьер из Лоокии.
Он обернулся, чтобы посмотреть на свою «свиту». Зрелище выходило не сильно впечатляющее, но иного варианта у него не было. Сопровождавшие его следовали на удалении в три шага, выдерживая, как хотелось думать Эстору, почтительную дистанцию. С правой стороны тропы двигался Ахмер, во рту его курилась трубка с вонючим табаком, с которой он ни за что бы не стал расставаться. Коричневыми зубами он скалился в сторону восходящего солнца. Он был младше Эстора лет на десять, но тело его утратило молодецкую форму, оплыло и внешне напоминало рыхлый студень. Его торс скрывался под жилеткой с несколькими завязками, а лоб был перехвачен задубевшей от времени и грязи банданой, не дающей сальным волосам закрывать глаза.
Его оружием был арбалет, а через плечо располагался специальный чехол для хранения запасных болтов. Несмотря на пренебрежение собственным телом, по отношению к арбалету он проявлял фанатичную заботу. Стреломёт в его руках был заслуженным способом расправы над врагами, Ахмер умело владел этим оружием, его пальцы всегда с великой нежностью нажимали на спусковой крючок. Ахмер-арбалетчик не казался Эстору амбициозным, чем и вызывал доверие.
Левый фланг занимал Федриго, едва успевший перешагнуть порог семнадцатилетия. Он присоединился к Красным Перьям в Песках, и с той поры Эстор не заплатил ему ни единой монетки. Достаточно было вскружить парню голову, соблазнить романтичностью наёмничьей жизни, и тот бесплатно продался с потрохами. Молодые мозги пудрить проще всего, чем Эстор и занимался с большим удовольствием. За пару недель до злополучной встречи с атаппаранским работорговцем Краснопёр осчастливил юношу, подарив ему короткий меч. Клинок был в разводах ржи, но Федриго не обратил на неё ни малейшего внимания, он нацепил на себя пояс с ножнами и не снимал его даже у отхожей ямы.
На самом деле юноше очень повезло, что он решил сбежать из прекрасного Удама-Ифит чудесного города, расположенного на обоих берегах клокочущей Ифит и единственного во всех владениях состоящего из двух ярусов. Ворота Ифит признанно считались памятником человеческому гению, его смелости и архитектурной находчивости. Основатели города не просто возвели стены из камня и обуздали водяные струи мощными воротами, они пошли дальше и устремили башни на головокружительные высоты, а на уровне птичьего полёта соединили их широкими мостами, образующими арки над проплывающими под ними кораблями. Подвешенные мостовые, как бы зависшие в воздухе были символом главного города в долине Ахот-Ифит.
Федриго, влекомый приключениями в дальних краях, успел покинуть город подвесных мостовых, а через месяц после этого Удама-Ифит обратился в груду каменных обломков. Король-Сорняк пошёл войной на прекрасный город, презрев красоту и многолетний труд. Он снёс Речные Ворота, заполонил улицы полчищами грязных разбойников и обрушил второй ярус Высотные башни и толстые стены пали под натиском его хитроумной атаки. Почерневший от огня, залитый кровью и осквернённый Удама-Ифит перешёл в разряд грустных сказок.
Федриго ожидала совершенно иная судьба, если бы он остался в стенах родного города. Скорее всего он бы уже не дышал.
Наблюдая за наивным юношей, видевшем в нём настоящего героя, Эстор всё больше уверялся в мыслях, что парню нравятся происходящие с его жизнью изменения. Его мечты воплощались во всей полноте правдоподобности. Он носил на поясе оружие, наблюдал за схватками на песчаных аренах, стоял ночью в караулах всего этого он был лишён в цветущем Удама-Ифите.
Молодой беженец был самым неподготовленным к длительному путешествию из Песков, но на протяжении трёх недель Эстор не услышал от него ни единой жалобы. Он шагал наравне со всеми, мёрз по ночам, хотел пить не меньше прочих более выносливых и опытных наёмников, и всё же он терпел. Молодость склонна бесцельно расплёскивать энтузиазм, но в данном случае Эстор не видел в этом ничего плохого, и старался всячески поощрять парня.
Он не сомневался в том, что Федриго боготворит его, если на кого старые байки его молодости и имели влияние, то исключительно на впечатлительного юношу. И поэтому Эстор был склонен доверять ему.
По поводу остальных у него не было подобной уверенности и особое волнение вызывал Кальтиро, только недавно прибившийся к его банде, но Краснопёр надеялся, что ситуация переменится к лучшему, как только он вернётся с новостями. С хорошими новостями. Нюх на прибыльные дела он не потерял, а это выходило именно таким.
Втроём они пересекли границу участка Децуара, миновав узкую калитку в плетёном заборе. Краснопёр кивком головы указал Ахмеру с Федриго на пни, что означало: «Оставайтесь здесь. Внутрь пойду я один». Оплывшее лицо арбалетчика не изменилось, ему было не привыкать к таким приказам, а юноша как будто обиделся. Его брови изогнулись в недоумении, рот раскрылся в немом восклицании, но он тут же прихлопнул губы ладонью.
Сквозь дверь уже просачивался сводящий с ума запас готовящегося мяса, и Эстор поспешил отворить её. Первым, на что упал его взгляд, оказалась небольшая ёмкость, наполненная солью. Краснопёр сразу сообразил, каково её предназначение и чуть скривил губы ритуалы всегда казались ему забавой слабоумных стариков, но раз в этом доме было принято отдавать дань Ушедшим, то и он сделает это.
Вошедший протянул руку и зачерпнул немного соли.
Соль моим губам. Прозвучал его срывающийся голос.
Лики на облаках. Торжественно ответил Децуар, ему было приятно видеть, отголоски прошедшей эпохи.
Тем временем Эстор уже вовсю крутил по сторонам головой, мотыляя своим болтающимся конским хвостом, в который были забраны каштановые волосы с серебряным отливом. Единственная прядь, не забранная в хвост, проходила тонкой косичкой за левым ухом и заканчивалась красным пером, болтающимся на уровне ключиц вошедшего. Глубоко запавшие глаза зорко стреляли по углам, а кривой нос с большим аппетитом обонял чарующие запахи готовой пищи.
Явившийся на зов Децуара наёмник не вписывался в строгую и сугубо практичную обстановку Затерянной Хижины, он напоминал шута, по ошибке забредшего в конюшню. На нём красовалась причудливая шапочка с лихо поднятыми краями, а в реденькой бородке попадались довольно большие бусины. На пальцах рук переливались многочисленные перстни. Среди наёмничьей братии за ним давно утвердился статус изгоя, и одной из причин тому служили чрезмерно яркие наряды, да и вообще манерой одевания он всегда походил на женщину. Некоторые утверждали, что он пользуется румянами, чтобы прикрыть болезненный оттенок кожи, появившийся у него после того раза, когда его пытались отравить.