Так вот, по-деловому объяснял Василий, за этим памятником находится кинотеатр «Уссури», а рядом с ним ГУМ. Если хочешь, то и в кино сходить можно, а если нет, то покупки сделаем и просто прогуляемся. Мне за этот месяц уже надоело сидеть на этой коробке, с видом бывалого моряка заключил Василий.
Так что, оживился Лёнька, пошли, что ли?
Пошли, уверенно заявил Василий. Вот только Котова предупредим, что мы свалили, и пойдём. Я маманю свою с батей вчера навестил, так что они придут провожать пароход только завтра, поэтому делать мне нечего. Не в «тыщу» же с Коротковым и Даниловым резаться.
Василий, как старого знакомого, приобнял Лёньку за плечи, и они теми же самыми хитроумными путями вернулись к себе в каюту.
Выйдя на привокзальную площадь, Лёнька направился к широкой улице с трамвайными путями, по которой несколько дней назад прогуливался с друзьями, но Василий остановил его:
Ты чё, по 25-го Октября решил идти, что ли? На что Лёнька согласно кивнул головой. Пошли другим путём, там ближе, кивнув куда-то в сторону, предложил Василий. По Почтовому переулку быстрее выйдем на площадь, пояснил он свою мысль.
Пошли, согласился с ним Лёнька. Тебе виднее. Ты же местный.
Они свернули в небольшой переулок, в котором Лёнька почувствовал, будто оказался в прошлом веке, и даже ощутил запах старины, идущий от зданий. Ему невольно представилось, что именно по этому переулку когда-то Бонивур убегал от белогвардейцев, настолько здесь всё оказалось пронизано экзотикой.
Переулок оказался узким и извилистым. Справа за металлической оградой круто шёл вниз обрыв, на дне которого пролегали железнодорожные пути, а слева возвышались старинные дома. Почти все они были не оштукатурены, и тронутые временем, потрескавшиеся чёрно-красные кирпичи показывали, насколько преклонным оказывался возраст этих строений.
Василий шёл по переулку уверенно, так что Лёнька едва поспевал за ним. Минут через пять они вышли к памятнику, и Василий начал рассказывать:
Видишь за памятником кучи земли? Он ткнул рукой вправо и, когда увидел, что Лёнька подтвердил его вопрос кивком, продолжил: Так вот эту землю разровняют, и за памятником будет огромная площадь, для убедительности Василий даже развёл руки, насколько ему позволил их размах. Парады на ней проходить будут.
Но, увидев недоверчивый взгляд Лёньки, с жаром принялся объяснять:
Это недавно на лекции один мужик из архитектуры города нам рассказывал. А здесь, слева, Василий указал влево от памятника, они хотят построить большое белое здание этажей в двадцать для всей городской шушеры. Так что через пяток лет нам не придётся бегать по городу с бумажками, потому что всё начальство будет сидеть здесь.
Да не может такого быть, недоверчиво посмотрел на Василия Лёнька, чтобы всякие-разные клерки да в одном здании уместились! Ни в жизнь не поверю. Их, знаешь, сколько?.. Лёнька попытался найти сравнение, но у него это не получилось, и он выпалил: Их сто миллионов тысяч куч. Вот.
Ну ты даёшь! Удивление пополам с возмущением было написано на лице Василия. Я ему говорю, что мужик нам из архитектуры рассказывал, а он мне не верит
Ладно, примирительно согласился Лёнька. Пусть живут тут, но сейчас же здесь только котлован. И когда этот дом построят? с недоверием закончил он.
Да лет через пять, я тебе говорю, всё больше раздражался Василий.
Лёнька понял, что Васю больше не надо донимать вопросами, поэтому задал более-менее тривиальный вопрос:
Так где, ты говоришь, ГУМ этот?
«Где, где?» передразнил его Василий. В Караганде, и вновь ткнул рукой на противоположную сторону улицы. Там.
Подойдя к ГУМу, Лёнька обратил внимание, что здание ГУМа тоже очень старое, поэтому задал Василию очередной вопрос:
Так сколько лет-то ему? Я смотрю, оно как бы не до революции было построено.
Точно подметил. И довольный Василий продолжил объяснение: Ему лет сто, а может, и больше. Купец его какой-то построил, а когда буржуев прогнали, то точно такой же дом он где-то в Китае выстроил. Видишь ли, Василий хитро усмехнулся, ностальгия его замучила.
Но больше времени на воспоминания об истории Василий тратить не захотел и махнул Лёньке рукой:
Пошли, чё застыл? И они вошли в здание.
Здесь и в самом деле оказалось, как во дворце. Высокие лепные потолки со всякими выкрутасами, мраморные лестницы с чугунными старинными перилами. Светильники под старину. Лёнька такое видел только в Ленинграде. Но долго разглядывать красоты дворца Василий ему не дал.
Они поднялись на второй этаж, где Василий отвёл Лёньку в отдел галантереи.
Здесь и в самом деле нашлось всё, что хотел купить Лёнька.
Он остановил свой выбор на зубной пасте «Поморин» по тридцать пять копеек за пачку. Мыло было всякое-разное, но Лёнька выбрал «Земляничное» по двенадцать копеек за пачку и одеколон «Русский лес» в красивой бутылке (рубль десять копеек за флакон).
Когда продавщица выставила перед парнями весь набор, Василий удивился:
Зачем тебе этот «Русский лес»? Вон, смотри, он указал на одну из полок, там «Шипр» есть. Он стоит девяносто шесть копеек за бутылку, да и в этой бутыляке его в два раза больше.
Не, отрицательно покачал головой Лёнька, «Шипр» ни в коем случае.
А чё так? На лице Василия изобразилось неподдельное удивление. Вон, мой батя им всю жизнь мажется и ничего. Всё нормально.
Не могу я его запах переносить. Тошнит меня от него, попытался объяснить Лёнька, но Василия это не убедило.
И чего это тебя от него тошнит? презрительно хмыкнул он. Никого не тошнит, а его, видите ли, тошнит Интеллигент, что ли? с ехидной усмешкой уставился он на Лёньку.
Никакой не интеллигент, отрезал Лёнька (ему уже стала надоедать придирчивость всезнающего Васьки). Просто как-то бичуганы дали мне его попробовать, так меня сутки полоскало, а потом месяц всё воняло эти поганым «Шипром».
А-а, с видом знатока протянул Василий, тады ясно, и отстал со своими советами от Лёньки.
Тот расплатился за покупку, и продавщица завернула всё купленное в лист плотной коричневой бумаги, а он уложил пакет в сетчатую авоську, специально прихваченную для этих целей.
Тут же на втором этаже Лёнька выбрал себе в трикотажном отделе хлопчатобумажные носки по тридцать пять копеек за пару, и, завершив все покупки, они вышли на Ленинскую.
На трамвайной остановке напротив кинотеатра «Уссури» дождались попутного трамвая и поехали на площадь железнодорожного вокзала, до которой оказалась всего одна остановка.
На вокзале Лёнька попросил Василия:
Вась, а где тут можно телеграмму дать родителям, а то я, балбес, как приехал, так и не поставил их в известность, что добрался нормально.
А, Василий даже не удивился Лёнькиной просьбе, тут рядом, пошли.
У окошка почтового отделения очереди не было, поэтому Лёнька быстро написал маме, что добрался хорошо, и адрес почтового отделения училища, куда ему можно будет писать.
Затем в камере хранения они с Василием забрали Лёнькины вещи.
Хорошо, что он пошёл в ГУМ и камеру хранения с Василием, где-то в глубине души радовался Лёнька, потому что с покупками, сумкой и чемоданом он бы один не управился.
А тут Василий подхватил покупки, а Лёнька сумку с чемоданом. Вот так вдвоём, весело болтая, они вернулись на судно.
Глава десятая
В каюте стоял ажиотаж. Миша с Сергеем куда-то собирались. Сонного состояния, царившего прежде в каюте, как не бывало.
Что случилось? поняв серьёзность обстановки, попытался допытываться у них Василий.
Да отстань ты! отмахнулся от него Миша, а Сергей, с удивлением посмотрев на Василия, буркнул:
Чё, не помнишь, что ли? Второй же собрался на стоянке поршень дёргать.
Уау! стукнул себя ладонью по лбу Василий. Как же я об этом забыл! И, забросив Лёнькину авоську к нему на койку, начал лихорадочно переодеваться. А ты чё не переодеваешься? мимоходом задал он вопрос Лёньке.
А куда? Лёнька никак не мог понять нервозности парней.
«Куда-куда», передразнил Василий Лёньку. Второй механик будет с рембригадой поршень на главном двигателе дёргать, и сказал, чтобы мы пришли на моточистку. Ему надо до нуля все работы сделать. Ведь завтра же отход, и оба двигателя должны быть готовы к отходу.
А обязательно там быть? удивление у Лёньки так и не проходило.
Ты чё такой деревянный? раздражённо отреагировал на его тупость Василий. Хочешь иди, а хочешь нет. Тебя палкой туда никто не гонит. Мне, например, просто интересно, как это всё делается. Вот поэтому я и иду. Серёге с Михой тоже. И, посмотрев в их сторону, Василий, ища у друзей поддержки, спросил: Интересно ведь?
Но те оказались настолько заняты своими делами, что не обратили на Васькин вопрос внимания, продолжая молча переодеваться.
Во! Видишь! гордо подтвердил Васька. Им тоже интересно.
Лёньке не хотелось выглядеть белой вороной среди своих новых знакомых и он, раскрыв сумку, достал старые хэбовые брюки, куртку и рабочие ботинки.
Посмотрев на его экипировку, Василий удивился:
А чё это у тебя за куртецон такой блатной? Он указал на куртку, в которую облачился Лёнька.
Такие куртки их роте выдавали на первом и втором курсах. Синие, хлопчатобумажные, с отложными воротничками и длинными рукавами на манжетах. Носились они навыпуск.
Длина курток была ниже пояса, и вдоль всего низа шёл пристроченный поясок. Застёгивались они с самого низа до ворота на пуговицах, а под ворот всегда надевался чёрный галстук.
Но сейчас у Лёньки, конечно, галстука не было, а куртка у него потому и осталась, что он исхитрился не сдать её при получения новой формы на втором курсе. Куртка когда-то имела ярко-синий цвет, а сейчас, после многочисленных стирок, синева на ней значительно уменьшилась, и она приобрела вид прополосканной в синьке тряпки.
После Васькиного вопроса Лёнька осмотрел себя и пожал плечами:
Чё, позорная, что ли? И в оправдание своего вида попытался объяснить: Рабочая форма у нас такая была, но сейчас её заменили и выдают такую же, как и у вас, и он указал на Василия.
Василий с друзьями надели для работ обычные синие, как у матросов ВМФ, хэбовые фланки с такими же брюками.
Не «у вас», а теперь уже «у нас» будет, с ехидцей поправил его Васька. Но сойдёт и так.
Из коридора донеслись возбуждённые голоса ребят, поэтому дискуссию по поводу Лёнькиной одежды парни прекратили и вышли в коридор.
Лёнька последовал за остальными. На него внимания никто не обращал, поэтому по многочисленным коридорам и трапам они всей толпой вереницей спустились к входу в машинное отделение.
Перед входом в него располагалась раздевалка с многочисленными металлическими шкафами и скамейками, где мотористы и механики могли посидеть, передохнуть или перекурить.
Не задерживаясь, парни быстро входили в машинное отделение, переступая высокий комингс входной двери.
Мощный поток тёплого воздуха, идущий из недр машинного отделения и несущий с собой запахи масла и разогретого металла, обдал Лёньку и взъерошил волосы у него на голове. Вдохнув столь непривычный для себя запах, Лёнька оказался совсем в другом мире.
Под ногами вместо привычного пола, покрытого линолеумом, оказались воронёные плиты, прикрученные ярко-жёлтыми шурупами к обрешетнику, выкрашенному зелёной краской.
Пути, ведущие к трапам, ограждались леерами, выкрашенными в белый цвет, с отполированными до блеска стальными поручнями. Сами трапы оказались очень крутыми, так что, спускаясь по ним, приходилось крепко держаться за поручни, чтобы не загреметь вниз. Парни же применяли скоростной метод спуска. Они, ухватившись за поручни и подогнув ноги, съезжали вниз, мягко амортизируя на нижестоящей платформе.
Лёнька последовал их примеру. Взявшись обеими руками за поручни, он опёрся на них локтями, подогнул ноги и проехал над ступеньками трапа, ощутив от соприкосновения с металлом только свист в ладонях. Поручни оказались настолько отполированными, что от соприкосновения с ними на ладонях даже не ощущалось жжения. Лёнька невольно взглянул на ладони и, поднеся их к носу, ощутил непередаваемый запах металла, который ему уже начинал нравиться.
Через пару метров находился следующий трап, который он так же легко преодолел.
Конечной целью бега оказалась платформа между двумя главными двигателями, светло-зелёные крышки цилиндров которых возвышались с обеих сторон от неё.
Парни столпились на платформе в ожидании приказов.
Лёнька ещё полностью не мог понять, зачем они здесь и что собираются делать. Он только крутил головой и с любопытством осматривал место, куда попал. А здесь было на что посмотреть.
Вверх от платформы крышек шла шахта машинного отделения. Раньше, когда Лёнька тайно пробирался в машинное отделение на траулерах, он уже видел такое. Но здесь всё оказалось больше и солиднее.
Переборки шахты, выкрашенные в белый цвет, освещались многочисленными лампами дневного света. Так что создавалось впечатление, будто человек оказался в большом светлом храме. Только в храме стояла бы тишина и витал аромат ладана, а здесь слышался надсадный гул вентиляторов, которые гнали тёплый воздух, пропитанный запахом нагретого металла и масла.
По периметру шахты располагалось несколько ярусов площадок, и по ним можно было сосчитать, какой же «этажности» машинное отделение. Непроизвольно Лёнька сосчитал. Получилось шесть.
Шахта прикрывалась сверху двумя большими стальными листами с многочисленными иллюминаторами. Сейчас они находились в полуоткрытом положении, и сквозь них проглядывало синее вечернее небо.
Вокруг всё блестело и сверкало. Чувствовалось, что для наведения такого порядка здесь кто-то приложил хозяйскую руку. Даже площадку, где стояли парни и на которой предполагалось провести работы, чьи-то заботливые руки покрыли брезентовым полотном с разложенными на нём инструментами и приспособлениями.
Два человека, взобравшись на крышку одного из главных двигателей, что-то откручивали на ней. Ещё несколько человек выслушивали высокого стройного мужчину с копной слегка посеребрённых сединой волос.
Мужчина, одетый в видавшую виды хорошо выстиранную спецовку, что-то энергично объяснял окружавшим его людям.
Закончив разговоры с подчинёнными, седовласый подошёл к сгрудившимся практикантам.
Осмотрев их, он, не напрягая голоса, степенно начал:
Так, парни. Я вижу, что вы готовы переборки проломить и леера в дугу загнуть, но делать этого сейчас не надо. Ваша задача не мешать, а помогать и мотать на ус то, что мы сейчас будем делать. А вот во время этой помощи вы будете только чётко выполнять всё то, что вам будут говорить мотористы. он кивнул себе за спину, в тот район, где мотористы работали на крышках главного двигателя. Я понимаю, что вы будущие инженера́, но знайте и запомните, что настоящего механика из инженера никогда не получится, если он не начинал с самых низов и не познал вкус мазута. Седовласый ещё раз осмотрел притихших курсантов, стараясь понять, насколько до них дошли его слова, и продолжил: Я тут уже определил фронт работ. Мотористы знают его, так что прикрепляю вас к ним, и, пожалуйста, следуйте только их указаниям. И главное! Никакой самодеятельности, при этих словах седовласый повысил голос. Делайте только то, что вам скажут.
Шум от работающих дизелей, несущийся из соседнего помещения, не мешал седовласому говорить, поэтому он даже не повышал голоса.
Лёнька впитывал каждое слово говорящего, понимая, что на сегодня это его самый главный начальник.