На ужин Эдриан в компании Чинвенду отправился в таверну на углу. Местные то и дело бросали на них любопытствующие взгляды, и нельзя было сказать точно, кто из этой парочки привлекал больше внимания высокий статный блондин или его коренастый темнокожий слуга.
Эдриан чувствовал себя слишком измотанным, чтобы хоть как-то реагировать на окружающих. Еще в столице ему говорили, что он со своей внешностью будет сильно выделяться на юге, в Вуароне. И пока что интендант не встретил ни одного человека со столь светлыми, как у него, волосами. Зато попадались похожие оттенком кожи на Чинвенду. Сказывался тот факт, что в Сент-Пьер приходило много кораблей из колоний.
Ты сегодня какой-то слишком хмурый. Не похоже на тебя. Где твоя доброжелательная улыбка? поинтересовался Эдриан, когда они покинули таверну. Он подметил угрюмость камердинера еще в момент встречи около входа в гостиницу. Всегда улыбающийся и открытый к разговору Чин казался мрачнее кладбищенских сумерек. Чаще всего слуга сам все рассказывал, и интендант дал ему время, но на этот раз он был мрачен дольше обычного.
Многое сегодня случилось, госпо-один, понуро отозвался слуга.
Ты имеешь в виду встречу с мадемуазель, ее братом и останки лошади на опушке?
Да, госпо-один. Чинвенду тяжело вздохнул. Там все покрыто гнилью.
Эдриан остановился и нахмурился. Наверное, единственный в Луарии он знал секрет своего слуги, за который инкетеры могли отправить на костер их обоих. Чинвенду родился в семье бидарского жреца мага по местным понятиям и был благословлен тамошним божеством. Он умел входить в транс в любой момент. Ему не требовались ни благовония, ни курения, ни травные настои. В таком состоянии Чивенду мог видеть следы духов природы, остатки магии, призраков и все то, что не относилось к миру людей, находясь за гранью, надежно охраняемой инкетерами Двенадцатиконечной Звезды.
Ты сейчас говоришь о том, что я подумал? О неестественной гнили? уточнил Эдриан.
Чинвенду кивнул и виновато посмотрел на своего господина.
Я вошел в тра-анс, пока вы с госпожой занимались мальчиком.
И что ты увидел конкретно?
Останки покрыва-ала гниль. Она текла по ним, как кро-овь. Много чьих-то следов. Какого-то зве-еря. А еще Слуга на миг замешкался. Еще в лес тянулся след. Но когда я пошел по нему, он быстро развеялся.
Пошел по нему? Эдриан насторожился. А мадемуазель Стефани ты ничего не рассказывал, надеюсь?
Я сказа-ал, что увидел кролика и хотел его подстрелить.
А она?
Сказала, что я слишком громко передвигаюсь. И не так целюсь.
Эдриан облегченно выдохнул. Значит, девушка не заметила ничего подозрительного.
Ясно. Будь осторожен со своими хождениями. Ты ведь знаешь закон.
Буду аккура-атен, господин. Чинвенду виновато склонил голову. А что делать с тем, что я видел? Ведь это значит
Из таверны разом вывалилось несколько пьяниц. Они принялись горланить песню и толкать друг друга.
Ничего. Эдриан тронулся с места и махнул рукой, чтобы камердинер следовал за ним. Пока ничего.
Остаток вечера мужчины провели в гостинице. Чинвенду привел в порядок костюмы, а потом занялся обувью. Камердинер по-прежнему оставался молчаливым и хмурым.
Эдриан чистил пистолет, расположившись в углу за столиком. Он думал о случившемся в лесу. Предполагал, как произошло нападение на юношу, но не мог понять, почему дикий зверь растерзал коня, а Лорента не тронул. Размышлял, откуда взялись остатки магической энергии в виде гнили и стоило ли написать об этом в Церковь.
Последнее интендант отмел сразу. Кроме показаний Чинвенду, к письму больше нечего было приложить, а это означало, что придется сдать камердинера инкетерам, а его природный дар прямая дорога на ту сторону, но уже в качестве призрака.
«Придется раздобыть другие доказательства прежде, чем приглашать инкетера».
Эдриан решил, что надо бы еще расспросить о случившемся юную мадемуазель. Вдруг Стефани поведает факты или обстоятельства, за которые можно будет зацепиться для дальнейшего расследования.
Мужчина улыбнулся, вспомнив, как девушка направила на него пистолет. В тот момент в ее выразительных глазах решительность смешалась со страхом и осторожностью. Что бы ни говорил ее отец, она никогда не стреляла в людей. Эдриан знал это, потому что видел лица тех, кто нажимает спусковой крючок, наведя дуло на человека.
Следующий день принес в Сент-Пьер мелкий дождь, ветер и сплетни о приключениях в лесу детей графа. Весть о растерзанном коне уже разнесли по городу, и Эдриану оставалось лишь удивляться тому, с какой скоростью разлетаются новости. Вместе с Чинвенду он позавтракал в таверне, потом вернулся в гостиницу, чтобы переодеться в форму: бордового цвета мундир с золотистыми пуговицами, плащ в тон, бежевые брюки и высокие сапоги. Длинные волосы он собрал в низкий хвост, повязав черной лентой.
До Канцелярии Эдриан добрался пешком, так как здание располагалось на соседней улице. Оно было трехэтажным, с длинными шпилями, каждый из которых, казалось, протыкал небо, как швейная игла ткань, и украшенными витиеватым декором окнами.
Первую половину дня Эдриан потратил на знакомство с другими чиновниками и личным составом. На всю провинцию приходилось четыре дознавателя, включая самого интенданта, и восемь жандармов, поэтому частенько случалось прибегать к помощи городской стражи.
Дознаватели являлись выходцами из местной обедневшей аристократии, которые кроме наследуемого титула да старой усадьбы больше ничем похвастаться не могли И это в лучшем случае. Каждый из них надеялся на повышение, а потому они встретили нового начальника с толикой презрения и даже ненависти. Чего нельзя было сказать о жандармах, которые восприняли нового интенданта как «своего». Эдриан смекнул, что причиной такой встречи служило отнюдь не его обаяние, а сословная вражда. Ведь жандармы происходили из буржуазии того же сословия, что и новый интендант.
Из числа дознавателей интенданту полагался заместитель. Предшественник порекомендовал Ажена де Фоле. На первый взгляд молодой мужчина не понравился Эдриану. Серые глаза излучали немую злобу, на губах застыла усмешка, а осанка была слишком горделивой. Эдриана беспокоило и то, что Ажену исполнилось двадцать семь он был на четыре года старше интенданта. Дознаватель, виконт по титулу, в силу своего происхождения и опыта желал получить повышение, поэтому внезапный приезд моложавого служаки из столицы явно испортил ему планы. Недовольство сквозило в презрительном взгляде и холодном тоне.
«Что ж, возможно со временем придется назначить другого, размышлял Эдриан, не желая пока что рушить устои. Год-два, станет ясно».
Но когда они остались вдвоем и Ажен начал вводить его в курс текущих дел, Эдриан немного расслабился.
«Свою работу он хорошо делает, хотя нрав у него не подарок, отметил интендант, когда дознаватель ушел, оставив его одного. Как бы то ни было, он ценный кадр».
После обеда разразилась настоящая буря. Ветер чуть ли не сносил крыши домов, а дождь поливал город, словно из королевского корыта. В кабинете царила полутьма. Эдриану пришлось зажечь дополнительные свечи на канделябре, чтобы вернуться к бумагам.
Среди текущих дел интенданта заинтересовали сообщения о растерзанных жертвах диких зверей. С начала лета произошло восемь нападений на людей и четырнадцать на домашний скот. Тела несчастных подданных короны находили разорванными, а лица сгрызенными, что затрудняло опознание. Головы двух умерших, молодого мужчины и девушки, вообще не нашли. Последним в стопке шел протокол о вчерашнем нападении на лошадь молодого господина Лорента де Монклара.
Все события объединяла одна особенность: не нашлось живых свидетелей. Никто не видел зверя или стаи зверей, которые вели кровавую жатву на землях Вуарона. Молодой виконт Лорент, возможно, станет единственным свидетелем. Если выживет, конечно, и придет в сознание.
Отложив бумагу, Эдриан откинулся на спинку стула. Теперь, после прочитанного, случившееся в лесу приняло серьезный оборот.
«Вчера было совершено уже четырнадцатое нападение на скот. Вместе с людьми двадцать второе Странно! Весьма странно. Почему никто не предпринял никаких мер?»
Эдриан захотел обсудить происходящее с кем-либо из местных и вызвал к себе Ажена де Фоле. Заместитель небрежно присел на стул и нехотя выслушал вопросы.
Двадцать два нападения не так уж много для наших краев, отмахнулся он. Не вижу ничего необычного.
А кто, по-вашему, совершает эти нападения?
Волки, медведи, может росомаха. Говорят, егеря встречали ее в Вуароне. Ажен цинично ухмыльнулся или Лицо Ажена скривила циничная ухмылка. Позвольте узнать, почему из всех дел вы решили задать мне вопрос о нападениях диких зверей?
Мне немного непонятно, почему вы бездействуете. Выходит, суперинтенданту и губернатору все равно, что местных жителей поедают заживо в лесах? Или им не докладывают?
Ажен хмыкнул.
Сразу видно, что вы работали в Лормоне. Ни в столице, ни в ее округе не встретишь дикого зверья. А вот у нас, в провинции, дела обстоят несколько иначе. Он подался вперед. Нападения животных на людей обычное дело. Но мы не можем их игнорировать: если случаев будет слишком много, придется устроить облаву. Также всегда существует вероятность распространения бешенства. А вот этого совсем не хотелось бы допустить.
Эдриан внимательно выслушал старшего дознавателя, но так и не понял, что конкретно тот имел в виду.
И?
Это все статистика. К вышестоящим стоит обращаться, когда ситуация станет критичной. Ажен указал пальцем на бумаги. Восемь человек за три месяца. Это с начала лета Он поиграл пальцами, будто что-то считал в уме. Две-три смерти в месяц. Обычное дело в Вуароне. А скотина На нее все время имеет виды дикое зверье. Пару раз бывало, что ее резали свои же пастухи. На вашем месте я бы вообще не стал обращать внимание на такую мелочь. Крестьяне разберутся сами. Их проблемы суперинтенданта касаться не должны.
Старший дознаватель улыбнулся, явно довольный собой.
А когда ситуация станет критичной? Эдриан иронично улыбнулся. Когда съедят ваших близких?
Ажен резко изменился в лице.
Не утрируйте, месье, процедил он. Люди привыкли к подобного рода вещам. Смерть от дикого зверья здесь никого не пугает.
Эдриан хмыкнул. Он мог бы поспорить, что местным, особенно тем, кому приходится день ото дня преодолевать расстояния между селениями через лес, было бы не по душе стать жертвой стаи волков или медведя, но продолжать разговор не стал, так как не желал бесполезно тратить время.
Вскоре, после непродолжительной беседы о других делах, Ажен ушел. Эдриан отложил бумаги и поднялся, чтобы размяться. Он снова подумал о нападениях диких зверей, и у него возник закономерный вопрос.
«Получается, весной, когда звери особенно голодны после зимы, нападений не было? Интендант посмотрел на улицу через окно. Или в лесу действительно началась эпидемия бешенства? Тогда почему нападения происходят так скрытно? Почему нет ни одного свидетеля? А еще магическая гниль, о которой говорил Чин»
Эдриан вновь захотел вызвать Ажена, но быстро передумал. Ничего толкового или нового старший дознаватель ему не скажет. Скорее всего, ограничится язвительным упреком или чем-нибудь в духе: «У нас, в провинции, свои порядки». Значит, лучше расспросить человека, сведущего в охоте и хорошо разбирающегося в здешних местах.
Интендант развернулся, и взгляд его упал на корешок папки, которую он привез с собой из столицы: дело Колетт де Лебон. Его затрясло так, будто он стоял на пороге величайшего открытия века.
Нападения начались, когда в Вуарон приехала Колетт прошептал Эдриан, интуитивно ощущая, что между умершей девушкой и нападениями зверей есть связь.
На следующий день Эдриан вплотную занялся делом умершей девушки. Он еще раз перечитал материалы и решил, что первым, с кем стоило поговорить, был Климент де Пероль. Именно он проводил осмотр и вскрытие тела Колетт де Лебон. Доктор вполне мог оказаться причастным к пропаже внутренних органов, однако интендант не любил делать скоропостижные выводы. «Врач не бродяга с улицы, в бега так быстро не подастся», подумал он, понимая, что простая беседа, без обвинений и давления, могла бы пролить свет на это дело.
В госпиталь Эдриан отправился после обеда, прихватив с собой папку с документами. Обычно к этому моменту врачи уже успевали обойти пациентов и сделать назначения. Но, к огорчению интенданта, Климента де Пероля на месте не оказалось: его вызвали к больному. Ремедистка предложила подождать в приемной, поскольку доктор должен был скоро вернуться.
Что ж, а как чувствует себя молодой господин де Монклар? поинтересовался интендант о самочувствии Лорента. Если юноша очнулся, то ему нужно задать вопросы о случившемся в лесу. Уже пришел в себя?
Нет, к сожалению, все еще без сознания. Девушка покачала головой. Месье, если желаете, можете проведать его. У него сейчас сестра, мадемуазель Стефани.
Эдриан слегка улыбнулся, ощутив влияние интриганки-судьбы. Тем не менее он поддался ей и направился в палату.
Глава 5
Стефани смотрела на рукав и понимала, что выбрать платье винного цвета было ошибкой. Из-за контраста кожа выглядела слишком бледной. Девушка повертела кистью, и взгляд застыл на синеющих на запястье венах.
Вчера у Лорента открылось кровотечение. Несильное, и его удалось быстро остановить. Но доктор настоятельно рекомендовал сделать переливание крови. Не раздумывая, Стефани согласилась[9]. И сегодня ей следовало оставаться в шато и восстанавливать силы, но девушка все равно приехала в город, чтобы проведать брата. Она слишком волновалась за него. В голове навязчиво звучала фраза Климента: «Следующие два дня решающие. Либо Лорент придет в себя, либо»
Стефани не могла допустить даже в мыслях, что брат умрет. Она любила Лорента всей душой, несмотря на то что злые языки говорили, что их мать умерла из-за него. Да что там! Даже старший брат Филипп недолюбливал Лорента, иногда бросаясь обвинениями в его адрес.
Это была давняя история. Стефани еще не исполнилось семи лет, когда мама, мадам Беатриче де Монклар, умерла при родах третьего ребенка. Роды оказались тяжелыми и длились двое суток. Женщина потеряла много крови и, явив на свет сына, практически сразу рассталась с жизнью.
Это произошло на глазах у Стефани. Конечно, присутствовать на родах ей запретили, и она долго ждала под дверью, когда комнату огласит детский крик, чтобы вбежать и наконец увидеть маму.
Случившееся Стефани помнила так ярко, будто это произошло вчера. Она не могла забыть изможденного лица матери со стеклянными глазами, перепуганного отца, отчаянных воплей прислуги, пытавшейся не допустить девочку в комнату.
После смерти матери Лорент сделался «лишним». Отец замкнулся в себе и горевал в одиночестве, посвящая каждую свободную минуту работе. Филипп ненавидел брата, желая ему смерти по любому поводу. Дядя Оберон самоустранился и никогда не участвовал в обсуждении смерти Беатриче. Девушка помнила лишь одну фразу, которую тот обронил как-то за столом в хмельном угаре: «Она выполнила свой долг как женщина».
Слова ударили по Стефани, будто звонкая пощечина. В тот момент, когда девушка услышала эту фразу, ей минуло четырнадцать лет, и она пришла к выводу, что замужество и рождение детей далеко не единственное, что может женщина. И она лично докажет это своим примером. Это была еще одна причина, по которой девушка не торопилась найти жениха и не грезила фантазиями о семейном счастье.