Календарь и часы все это время были у меня в голове.
Не все это было сном; многое можно было отнести на счет природы вдохновения, разве что я чувствовал, как возникают эти мысли, и знал, что это правильно. Но в самом конце мне действительно приснился сон, созданный не из видений, а из своего рода эмоциональной ауры. Я испытал полнейшее удовлетворение оттого, что скоро впервые встречу человека, уже ставшего моим ближайшим другом, которого я знал так досконально, как один человек когда-либо знал другого.
Я начал просыпаться. Мне хотелось еще немного понежиться в невероятном тепле эмоций; я боролся против пробуждения и чувствовал, что улыбаюсь, причем уже так давно, что у меня заболели мышцы лица.
А еще я плакал, и подушка намокла.
Я повернулся на бок и осторожно потянулся к Наоми, уже формулируя прекрасный словесный дар, который готов был ей преподнести.
Наоми! Теперь я знаю, сколько это займет. Потребуется не больше трех лет, возможно, всего два с половиной.
Не найдя ничего, кроме грубой ткани, моя рука продолжила поиски. Потом я открыл глаза и резко сел.
Я был один. В окно лился дневной свет. День был яркий, солнечный и очень теплый. Где же она? Я должен найти ее и сообщить ей замечательные новости.
Моя одежда лежала на полу возле кровати. Я оделся, сунул ноги в сандалии и пошел к двери, помедлил, положив руку на треснувший косяк, пока глаза привыкали к яркому свету.
На другой стороне улочки, положив локти на каменную ограду, спиной ко мне стоял человек. Он никак не выказал, что знает, что за ним наблюдают. Я сразу узнал этого человека, хотя видел его всего два раза в жизни. Он называл себя Роджером Герни.
Я окликнул его по имени. Не оборачиваясь, он поднял руку и как бы поманил меня к себе. Тогда я понял, что произошло, но подошел к нему, ожидая, что он мне все расскажет.
Он по-прежнему не смотрел на меня. Лишь указал на острые камни в конце ограды.
Она вышла из дома на рассвете и направилась туда, сказал он. Наверх. Одежду она несла в руках. Поочередно побросала все в море. А потом Он повернул руку ладонью вниз, будто рассыпая горстку песка.
Я попытался сказать что-нибудь, но у меня перехватило дыхание.
Она не умела плавать, добавил он через некоторое время. Конечно.
Теперь ко мне наконец вернулся дар речи.
Но Боже мой! воскликнул я. Ты видел, как это произошло?
Он молча кивнул.
И ты не пошел за ней? Не попытался спасти?
Мы достали ее тело.
Тогда искусственное дыхание! Наверняка можно было что-то сделать!
Она проиграла гонку со временем, помолчав, ответил Герни. Она сама это признала.
Я Я осекся. Все стало настолько понятным, что я проклял собственную глупость. Как долго она еще сохранила бы красоту? медленно продолжил я.
Да. Он придал слову форму. Вот от чего она бежала. Она хотела, чтобы он вернулся и увидел, что она все еще прелестна, но никто в целом свете не мог пообещать ей больше трех лет. Врачи говорят, потом она бы просто он сделал ничего не значащий жест, разрушилась.
Она всегда была бы красивой, сказал я. Господи! Она была бы красивой, даже если бы выглядела на свой возраст!
Это мы так думаем, сказал Герни.
Как глупо, как бессмысленно! Я ударил кулаком по ладони. Да и ты, Герни ты хоть понимаешь, что натворил, идиот несчастный?
Мой голос дрожал от ярости, и Герни впервые за все время повернулся ко мне.
Какого черта вы не привели ее в чувство и не послали за мной? Все заняло бы не больше трех лет! Вчера она потребовала у меня ответа, и я сказал десять, но ночью меня осенило: это можно сделать менее чем за три!
Я так и думал. Несмотря на бледность лица, кончики его ушей ярко, абсурдно порозовели. Если бы ты ответил иначе, Купер. Если бы ты ответил иначе
Вот тогда (я все еще чувствовал себя болтающейся на волнах пробкой, то поднимавшейся, то падавшей, то снова поднимавшейся) я понял, к чему на самом деле вело мое ночное вдохновение. Я хлопнул себя ладонью по лбу.
Идиот! сказал я. Я пока не знаю, что делаю! Слушай, у вас же есть ее тело! Переправьте его в туда, где находится другое тело, поскорее. Ведь я же, черт возьми, именно этим и занимался пытался воссоздать человека. А теперь, когда я понял, как это нужно сделать, я могу воссоздать не только его, но и ее!
От того что я в своем странном сне совершил рывок в будущее, меня охватило лихорадочное возбуждение, а мои теории превратились в непреложный факт.
Он странно разглядывал меня. Решив, что он меня не понял, я продолжал:
Чего ты стоишь? Говорю же, я могу это сделать. Я видел, как это можно сделать. Потребуются люди и деньги, но их можно достать.
Нет, сказал Герни.
Что? Щурясь от солнечного света, я опустил руки.
Нет, повторил он и выпрямился, вытянув руки, затекшие оттого, что он долго опирался локтями об ограду. Видишь ли, это больше не ее тело. Теперь, когда она мертва, оно принадлежит другим.
Я в оцепенении отступил на шаг.
Кому? спросил я.
Разве я могу тебе сказать? Да и какое это имеет значение для тебя? Теперь-то ты должен понимать, с какого рода людьми имеешь дело.
Я сунул руку в карман в поисках сигарет, пытаясь осознать услышанное: теперь, когда Наоми умерла, она больше не контролировала ресурсы, способные вернуть ее к жизни. Значит, мой сон был всего лишь сном. Господи!
Я тупо уставился на предмет у себя в руке: это оказалась не моя пачка сигарет, а кожаный кошелек, который она мне вручила.
Можешь оставить это себе, сказал Герни. Меня предупредили, что ты можешь оставить это себе.
Я посмотрел на него. И понял.
Очень медленно расстегнул молнию. Достал три карточки. Они были запечатаны в пластик. Я сложил их пополам, пластик треснул. Разорвав на части, я бросил их на землю. Потом один за другим вырвал чеки из книжки и позволил ветру унести их, словно конфетти, через стену в море.
Он наблюдал за мной, и к лицу его медленно приливала кровь. Уж не знаю, от вины ли, от стыда. Когда я закончил, он сказал все еще ровным голосом:
Ты глупец, Купер. На эти деньги ты все еще мог бы осуществить свои мечты.
Я швырнул кошелек ему в лицо и отвернулся. Ослепленный гневом и горечью, я не прошел и десяти шагов, как он позвал меня, и я обернулся. Он сжимал кошелек обеими руками, губы у него дрожали.
Черт бы тебя побрал, Купер, бросил он. Ох, будь ты проклят! Я я говорил себе, что люблю ее, но не мог так поступить. Почему ты хочешь, чтобы я чувствовал себя настолько грязным?
Потому что так и есть, ответил я. И ты это знаешь.
Когда я упаковывал аппарат, ко мне в дом пришли трое незнакомцев. Тихие, как призраки, безликие, как роботы, они помогли мне погрузить вещи в автомобиль. Я принял их помощь, просто потому что хотел как можно скорее убраться ко всем чертям из этой поддельной деревни. Сказал им побросать вещи, которые хотел взять с собой, на сиденья и в багажник, не заботясь о том, чтобы что-то упаковать. Пока я занимался всем этим, Герни подошел к дому сбоку и встал возле машины. Казалось, он пытается набраться храбрости, чтобы снова со мной заговорить, но я не обратил на него внимания, а когда вышел, его уже не было. Кошелек я обнаружил уже в Барселоне, когда разбирал сваленное в беспорядке имущество. На сей раз там было тридцать пять тысяч песет новыми купюрами. Он просто кинул его на заднее сиденье под кучу одежды.
Послушайте. Наоми победил не долгий срок. Не три года, не десять лет, не сколько бы то ни было лет. Позднее я все понял слишком поздно. (Так что время победило и меня, как всегда побеждает каждого из нас.)
Не знаю, как умер ее возлюбленный. Но уверен, что знаю, почему она хотела вернуть его. Не потому что любила его, как считала она сама, а потому что он любил ее. А без него ей было страшно. Чтобы воссоздать ее, не нужно было трех лет. Не нужно было даже трех часов. Требовалось всего-то три слова.
И Герни, этот ублюдок, мог бы произнести их задолго до меня так давно, что тогда еще оставалось время. Он мог бы сказать: «Я люблю тебя».
Вот такие они, сказочно богатые. Они живут на той же планете, что и мы, дышат тем же воздухом. Но мало-помалу они становятся другим видом, потому что все человеческое в них по крайней мере, на мой взгляд погибло.
Я уже говорил, они держатся особняком. И боже мой! боже мой! разве вы за это не благодарны?
Последний одинокий человек
Нечасто вас здесь теперь увидишь, мистер Хейл, сказал Герати, поставив передо мной стакан.
Прошло, наверное, года полтора, ответил я. Но жены нет в городе, и я подумал зайти к вам, вспомнить былое. Окинув взглядом длинную стойку и столики у противоположной стены, я прибавил: Похоже, сюда теперь вообще нечасто кто-либо заглядывает. Раньше по вечерам здесь никогда не бывало так пусто. Выпьете со мной?
Газировку, пожалуйста, мистер Хейл, благодарю вас.
Герати достал бутылку и налил себе. Никогда не видел, чтобы он пил что-либо крепче пива, да и то редко.
Все изменилось, помолчав, продолжил он. Вы, конечно, знаете почему.
Я в недоумении покачал головой.
Из-за Контакта, разумеется, пояснил Герати. Он и все остальное изменил.
Я уставился на него и не смог сдержать смешок.
Ну, я знал, что он на многое повлиял особенно на церкви, сказал я. Но вот уж никак не думал, что он заденет вас.
О да. Он взобрался на высокий табурет за барной стойкой. Это что-то новенькое. Полтора года назад, в бытность мою тут завсегдатаем, у него за весь вечер не нашлось бы и свободной минутки, чтобы присесть. К закрытию он обычно едва держался на ногах. Я считаю так. В чем-то Контакт сделал людей более осторожными, в чем-то менее. Но из-за него исчезли многие причины ходить по барам и пить. Вы же знаете, как бывало. Бармен был своего рода профессиональным слушателем, кем-то, кому можно излить душу. После Контакта это долго не продлилось. Я знал одного мягкосердечного бармена, который какое-то время после Контакта еще продолжал в том же духе. Его прямо-таки осаждали одинокие парни, да и девицы тоже. Герати положил ладонь себе на макушку.
Профессиональный риск! сказал я.
Однако тоже ненадолго. Однажды он осознал, каково будет, если все они пустят тут корни, избавился от них и начал общаться только с теми, кого добавлял сам, как делают все остальные. Примерно тогда же все и закончилось. Люди больше не приходят изливать душу. Необходимость, можно сказать, отпала. Ну а другая важная причина ходить по барам случайная компания это тоже отпало. Теперь, когда люди знают, что не нужно бояться самого последнего одиночества, они успокоились и в основном стали самодостаточными. Ну а я подумываю сменить работу. Бары повсюду закрываются.
Из вас получится неплохой консультант по Контакту, отчасти в шутку заметил я.
Он, однако, воспринял это всерьез.
Я подумывал об этом, серьезно ответил он. Может, этим и займусь. Вполне возможно.
Я снова осмотрелся. Теперь, когда Герати мне все разъяснил, стало понятно, как это могло произойти. Хоть я и не осознавал этого раньше, мой собственный случай наглядно все демонстрировал. В свое время я изливал душу барменам, ходил по барам, пытаясь убежать от одиночества. Впервые Контакт появился года три назад, спустя год он наделал шуму, и все, кто мог, выстроились в очередь на обработку, ну а несколько месяцев спустя я перестал приходить сюда, хотя был одним из завсегдатаев этого места. О причинах я не задумывался: отнес это на счет женитьбы и необходимости иначе тратить деньги.
Но дело было не в этом. Просто отпала необходимость.
На стене за барной стойкой, как в прежние времена, висело зеркало, и в нем я видел отражение некоторых столиков. Все были свободны, кроме одного, за которым сидела какая-то пара. Мужчина показался мне весьма ординарным типом, а вот девушка нет, женщина привлекла мое внимание. Не такая уж юная на вид лет сорока, но была в ней какая-то изюминка. Хорошая фигура несомненный плюс, но в основном дело было в ее лице. Она была худощавой, с подвижным ртом и морщинками от смеха вокруг глаз, и она явно наслаждалась беседой. Приятно было наблюдать, как она получает удовольствие от разговора, и, пока Герати разглагольствовал, я не сводил с нее глаз.
Как я уже сказал, люди становятся одновременно и более, и менее осторожными. С другими обращаются более осторожно, потому что, если не будут хорошо вести себя, их собственные Контакты могут удалить их, и что с ними тогда станется? А вот по отношению к себе они частично утратили осторожность, потому что их больше не пугает смерть. Они знают, что если это произойдет быстро и безболезненно, то за этим просто последует какое-то неясное ощущение, потом смятение, а потом их добавят, и они растворятся в ком-то другом. Никакого прерывания, никакой остановки. Вы кого-нибудь добавляли, мистер Хейл?
Между прочим, да, сказал я. Около года назад я добавил отца.
И все прошло хорошо?
О, как по маслу. Поначалу это привело меня в некоторое замешательство как будто у меня что-то чешется, а я не могу почесать, но месяца через два-три все прошло, он просто растворился, и на этом все.
Я ненадолго задумался об этом. В частности, я подумал о том, как странно было вспоминать, как я сам выглядел в колыбели, и тому подобное. Но, несмотря на странность, это успокаивало меня, к тому же у меня никогда не возникало сомнений в том, чье это воспоминание. Все воспоминания, переходившие к получателю по завершении контакта, обладали какой-то неопределенной аурой, помогавшей получателю ориентироваться в собственном сознании.
А вы? спросил я.
Герати кивнул.
Парня, которого знал в армии. Всего через несколько недель после демобилизации он попал в аварию. Бедняга прожил десять дней со сломанным позвоночником, прошел через настоящий ад. Когда он добавился, ему было очень плохо. Жуткая боль!
Стоит написать вашему конгрессмену, посоветовал я. Помочь протолкнуть новый законопроект. Слыхали о таком?
Какой законопроект?
О легализации убийства из сострадания, если у человека имеется действующий Контакт. Сейчас они у всех есть, так что почему бы и нет?
Герати задумался:
Да-да, я слышал. Поначалу мне эта идея не понравилась. Но с тех пор, как я добавил товарища и получил его воспоминания о том, что произошло мое мнение изменилось. Что ж, наверное, последую вашему совету.
Мы помолчали, задумавшись о том, что сделал Контакт для мира. Герати сказал, что законопроект об эвтаназии ему поначалу не пришелся по душе; так вот, я, как и многие другие, поначалу сомневался в пользе Контакта. Потом мы увидели его позитивное воздействие на жизнь людей, смогли как следует все обдумать, и теперь я не мог понять, как прожил без него большую часть жизни. Я просто не мог представить себя в мире, где смерть это конец всему. Какой ужас!
Контакт решил эту проблему. Смерть превратилась в смену оболочки. У тебя перед глазами все расплывалось, может, ты терял сознание, но знал, что очнешься и будешь смотреть на мир глазами того, с кем у тебя Контакт. Ты больше не будешь себя контролировать, но у этого человека будут твои воспоминания, и за пару-тройку месяцев ты пообвыкнешься, приноровишься к новому партнеру, постепенно изменится точка зрения, и наконец произойдет слияние. Щелк! Никакого перерыва, просто гладкий, безболезненный процесс, в ходе которого ты переходишь на новый уровень жизни. Теперь это уже не ты, но и не кто-то другой, а продукт слияния вас обоих.
По личному опыту я знал, что для получателя это может быть в худшем случае некомфортно, но если любишь кого-то, можно и не такое стерпеть.
От воспоминаний о том, какой была моя жизнь до Контакта, я содрогнулся. Заказал еще выпить на сей раз двойную. Давненько я не выпивал в баре.
Еще где-то около часа я рассказывал Герати новости и пил уже то ли третий, то ли четвертый стакан, когда дверь в бар вдруг распахнулась и вошел парень. Среднего роста, весьма обыкновенной наружности, неплохо одетый. Я бы не взглянул на него дважды, если бы не выражение его лица. Он выглядел настолько разгневанным и несчастным, что я не мог отвести от него глаз.