Старик погладил седую бороду и, наконец, принял решение:
Это не все записи моего старого друга, фрагменты Я знаю, что он собирал легенды Мэйтару и что эта страсть передалась и тебе. Но также я знаю, что среди легенд он находил не только истории для ночного привала, он искал нечто большее, и знал он больше, чем доверял бумаге.
Торговец посмотрел сквозь Карша, заглядывая в архивы памяти.
Это прошлое, Стурион кивнул на чёрную книгу, а чистые листы Они для тебя. Твоя жизнь в твоих руках, твоя история не должна стать заложницей его. Начни своё дело, следуй своим путём.
Карш кивнул, то ли соглашаясь, то ли подтверждая, что услышал старика.
Ты мне как сын, Вариол, ты должен знать
Стурион хотел ещё что-то сказать, но тут показался Мараг. Однорогий бист вёл под уздцы Золотинку, по бокам которой покачивались ящики.
А вот и товар прибыл, улыбнулся Карш. Да не увидит он дважды небесного Ока.
Стурион улыбнулся и, поймав в груди призрак необъяснимой тоски, спросил:
Ты надолго задержишься?
Пока не заскучаю по пескам. Дел накопилось, да и гварам нужен отдых, пожал плечами Карш. А как затрепещет сердце омэйру, вновь отправлюсь в путь.
Найди время, Вариол, загляни снова. А если не сможешь, то я жду тебя через оборот колеса со всеми историями, новыми и старыми. И пусть орхи не заметут твой след.
* * *
Отцовские заметки жгли руку. Любопытство, боль, злость были столь сильны, что Карш еле сдерживался, чтобы не начать читать прямо посреди улицы. Терпения хватило ровно на кварт. Карш свернул в первую закусочную, занял самый дальний столик. Бросил писчий набор на лавку, согласно кивнул хозяину на предложение отведать дежурное утреннее блюдо и заказал к нему кувшин вармийского.
Свёрток лёг на отполированную годами столешницу, и Карш замер. Он смотрел на мятый пергамент, на узор досок, на свои подрагивающие руки.
Отца нет уже кварту лун. Иногда Каршу кажется, что он всё ещё рядом. В тени привального костра и в треске пламени. Сколько раз, ведя караван, он оборачивался, слыша его оклик.
«Зарезан в порту Лантру. Ограбление. Убийцы не найдены».
Вот и всё, что ему сообщили.
Карш винил себя. Не отправься он по просьбе Дхару к оценщику один, не задержись на обратном пути у лавки с украшениями, не зайди за бутылкой имперского, чтобы отметить удачную сделку Всё могло быть иначе. Вернись он раньше, Отец был бы жив.
Воспоминания хлынули, размывая реальность. Обычный день. Необычно незапертая дверь на последнем этаже постоялого двора «Зелёная волна», где они останавливались каждый раз. Карш помнил, как холод коснулся затылка, как рука сама потянулась к кинжалу. Он толкнул дверь и, крадучись, вошёл внутрь.
Звенящая тишина, лишь крики чаек за окном. Комната перевёрнута, словно орхмантиру прошлась. И алая лужа, ползущая из-за стола.
Дхару! Отец! выкрикнул Карш, уже тогда зная, что ответа не будет.
Бутылка выпала из руки, разлетелась зелёными искрами, рассыпалась алыми брызгами.
Карш кинулся к отцу, упал на колени.
Глаза Дхару застыли, обращённые к деревянным перекрытиям потолка, рука сжимала кинжал, не достигший убийцы
Карш кричал, звал на помощь, зажимал рану на шее, чувствуя тепло крови, запах вина и железа И слышал лишь крики морских птиц. Жизнь смеялась над ним трескучим голосом смерти.
Грабители забрали сумку Дхару, кошель, несколько векселей.
«Ограбление».
Но отчего не тронули кинжал из лунной стали, украшенный самоцветами? Он был в разы дороже взятого, как и оправленный в золото амулет Мэй, как Да много чего. Дознаватели лишь пожимали плечами, ссылаясь на работу новичка, которого спугнули. Но Карш не верил. Слишком поспешно закрыли расследование, слишком быстро забыли о нём. Что если кто-то лишь хотел, чтобы всё выглядело как ограбление?
Карш тряхнул головой, возвращаясь в настоящее. Запах крови сменился ароматом свежего хлеба. Караванщик накрыл ладонью спрятанный под рубахой камень омэйро и набрал полную грудь воздуха, залпом осушил кружку, сорвав пергамент со свёртка, открыл обложку.
Что они искали, Отец? обратился Карш к исписанным страницам.
Заметки о заказах, погоде, оазисах. Фрагменты рассказов и легенд, «пойманных» в песках. Обычная книжка караванщика. Зачем она понадобилась убийцам и как попала на Пыльные ряды? Сам Карш даже не заметил её исчезновения. Не придал значения. У дхару всегда был ворох заметок, исписанные страницы легенд и преданий. Не велика ценность для убийцы
На одной из страниц взгляд упал на рисунок ромба с восьмиконечной звездой. И вновь воспоминания того дня обожгли сознание.
Вариол, Дхару похлопал по скамье. Присядь.
Карш опустился рядом, и отец достал два «дракона» и пододвинул монеты к сыну:
На обратном пути купи «Кровь Дракона». Нам будет что отметить.
Это не лучшая наша сделка для такого пира, присвистнул Карш. И заключим мы её лишь завтра. Да и место так себе.
Карш обвёл взглядом простую комнату «Зелёной волны», трактира, где они останавливались каждый раз, приплывая на Лантру, чтоб обменять дары Мэйтару на товары из Империи, Силурии, Севера и Архипелага.
А ещё я хочу тебя познакомить с моим давним другом.
Не слишком ли расточительно, Отец, для простого знакомства?
Простота это счастье. А счастье это мгновение, сынок. Но с тобой эти мгновения бесконечны. Помнишь, однажды я говорил, что ты унаследуешь моё дело. И я вижу, что этот момент пришёл.
Отец
Не перебивай старших, усмехнулся Дхару. Сегодня вечером, возможно, к нам заглянут важные гости. А пока
Дхару снял с шеи цепь с медальоном и положил на покрытую глубокими линиями, как пустыня трещинами, ладонь.
Я получил южную звезду, когда был чуть старше тебя, и все годы она хранила меня. Я хочу, чтобы теперь она оберегала и освещала твой путь.
Бережно Дхару погладил серебряный ромб с выпуклой восьмиконечной звездой и передал Каршу.
Вариол почувствовал отцовское тепло, накопленное металлом. Он не знал, что ответить. Язык прилип к нёбу.
Слушай зов южной звезды, слушай сердцем и не отказывай в помощи тем, кто попросит о ней.
Карш ошалело смотрел то на медальон, то на отца.
А теперь ступай к оценщику! рассмеялся Дхару. Быть хозяином дела это не только иметь привилегии, но и крутиться как ужаленный скорпионом гвар!
Карш несвязно поблагодарил отца и, сунув талисман в потайной карман, окрылённый и гордый, вылетел за дверь.
Постой! голос отца остановил его на лестнице.
Дхару вышел из комнаты. Отец был выше его, шире в плечах, его рога делали два оборота, и даже при своём возрасте он мог потягаться с юнцами в вопросе женщин, выпивки и драки. И теперь, стоя на три ступеньки ниже, Карш увидел его как в тот самый первый день, когда этот великан спас его.
Карш поднялся к Отцу.
Помни, Вариол, ты бист по духу. Ты мой сын. В тебе горит пламя Мэй!
Глаза Дхару заблестели, и он крепко обнял Карша.
Тогда Карш списал это на чудачества старика, но теперь он видел в этом прощание. Отец знал. Знал, что больше не увидит его. Но почему молчал? Отчего не попросил помощи?
Карш сжал кулаки и вновь оказался в «Зелёной волне». Чайки истошно кричали, лучи Орта падали на пол. Багровые пятна крови, вина, зелёные искры стекла теперь Карш заметил бутылку на столе, почти пустую, и две чаши холодовика. Как он мог забыть? Но откуда? Купленная «Кровь Дракона» разбилась, а эта Золотые глаза дракона на рельефе стекла сверкнули. С кем пил Дхару? Кто был последним свидетелем его жизни? Убийца?
Малочисленные свидетели клялись, что не видели гостей караванщика. Но это не значит, что их не было. Время обнажит кости. Карш найдёт их. Рано или поздно. Может, в этом ему помогут записи Отца. И хотя пока чёрная книжка молчала, но тот, кто способен пройти пустыню, умеет ждать.
Карш расстегнул поясную сумку, чтоб убрать записки отца, и увидел маленький мешочек с шёлковым шнурком. Чёрные мысли и жажда мести обволокли его, выпили всю радость предстоящей встречи. Караванщик отогнал их, вытеснил крики чаек из разума, взглянул в окно на проснувшийся город и заставил себя улыбнуться.
Он сын своего отца, его наследие. А ни одно слово Дхару не падало в песок. Пора приниматься за дела. Возмездие свершится, но оно не вся его жизнь.
Расплатившись с хозяином лавки, не забыв похвалить угощение, чьего вкуса он даже не помнил, Карш подхватил подарок Стуриона и продолжил путь.
* * *
И вот вновь Карш мерил шагами плиты города. Но теперь Аббарр был другим. Прохладный ночной воздух нагрелся, камень наполнился голосами, а улицы пропитались запахами. Чёрный цветок распустился, и жизнь в нём забурлила.
Карш прошёл до границы ремесленного лепестка. Походка его была под стать каравану размеренная, неспешная, выверенная. Он втягивал полной грудью запах выпечки, зажмуривался, ловя на лице проказливый лучик солнца, мурлыкал под нос песню о лихом трёхногом лисе и был совершенно счастлив Насколько позволяли обстоятельства.
Завернув в лавку сладостей, Карш щедро набрал цветных леденцов и, кое-как справляясь с ношей, повернул на Цветущую улицу. Его тут же окутал шлейф запахов, подобных нитям мелодий, то звучащих отдельно, то сливающихся в букеты и композиции. Ароматов столь разных и чувственных, нежных, как крыло мотылька, густых, как смола вековых деревьев, терпких, как поцелуй, и неуловимых, как паутинка.
Карш нырнул под полог, увитый ажурным плющом, и оказался в дивном саду. Сокровищница Тарипаску, пристанище богини молчаливых созданий, храм птиц, вросших хвостами в землю, яркий вызов пескам Мэй и жару Орта. Лавка цветов Маритты Критару оазис в оазисе.
Карш с порога наблюдал за цветочницей, поглощённой работой и не замечающей гостя. Её руки ловко плясали по листьям, словно играя с ними в «ладошки». Весь пол заставлен вазонами и горшками, некоторые стебли выше караванщика, а некоторые цветы размером с две его ладони! Благоухание десятков видов смешалось в единое целое будоражащее, опьяняющее, щекочущее нос. Четыре кварты кадок из фиолетовой глины Архипелага, из каждой жгутами струился плющ шестнадцать увитых колонн, держащих витражную крышу. Лучи Орта падали через разноцветное стекло и оседали на сотнях бутонов и тысячах лепестков прозрачными бабочками.
Здесь было прохладно. Холодовик так искусно инкрустирован в стены, так умело вплетён в цветочную мозаику, что невольно залюбуешься и поверишь в волшебство. Красота, оберегающая растения от зноя пустыни.
Да благословит Мэй твой труд, госпожа Маритта! крикнул Карш и, сняв воображаемую шляпу, поклонился маленькой женщине-аллати.
Карш любил это иноземное «госпожа», словно он и правда сошёл на землю, побывав в далёких морях. Но кто скажет, что пески Мэй не похожи на океан?
Храни тебя Мэй, Вариол, засияла уже не молодая, но всё ещё симпатичная цветочница. Никак, заскучал по твёрдой земле?
Лишь на время, караванщик поудобнее перехватил пачку бумаг: листы, словно угри, так и норовили выскользнуть и расползтись.
Что это у тебя? Критару смерила взглядом Карша и подошла к столу. Давай-ка сюда свою ношу. Надеюсь, ты не в сказители подался?
Сохрани Мэй, нарочито наигранно отозвался караванщик, изобразив на лице не то ужас, не то безумие, и с облегчением водрузил листы на стол перед цветочницей.
Вэлла Критару ловко подравняла пачку, тут же из-под прилавка возник лист пергамента. Пальцы заплясали, пеленая бумагу. Оборот, ещё один. Ни единого лишнего движения. И вот уже змейка травяной верёвки опутала свёрток и сплелась узелком. Критару отсекла лишнее ножом и пододвину свёрток караванщику.
Так будет удобнее, цветочница наклонилась к вазонам со снежно-белыми лилиями и принялась аккуратно срезать те, что распустились.
Благодарю, госпожа Маритта! Ты настоящая фея!
Снова ты со своими сказками, отмахнулась, смутившись, цветочница.
Маритта Критару правда была похожа на одну из волшебных цветочных жительниц силурийских сказок. В окружении зелени и разноцветных витражных всполохах, её изящное личико сердечком, большие чёрные глаза и чуть заметные ушки, больше похожие на два пушистых треугольных лепестка, делали сходство особенно явным. Критару ещё один старинный друг Дхару, часть семьи, неизменно окружающей и оберегающей Карша.
Карш на мгновение вновь стал ребёнком, вспомнил тот день, когда впервые витражи Критару накинули на его тощие плечи мантию волшебства
Что-то случилось? цветочница обеспокоенно окинула его взглядом, откладывая нож, которым срезала стебли.
Карш вынырнул из прошлого и увидел тревогу и заботу в глазах Критару. Её тонкая, почти птичья рука лежала поверх его.
Всё в порядке, госпожа Маритта! Сегодня просто прошлое так и норовит откусить кусочек настоящего, тряхнул головой Карш, извлёк из сумки маленький холщовый мешочек и протянул Критару. Специально для фей!
Цветочница отёрла руки о тряпицу и приняла подарок. Шёлковый шнурок заскользил, и вот на ладонь Критару упало пять алых луковиц, размером чуть больше монетки островов.
Ах, Карш, женщина прикрыла свободной ладонью рот от удивления, на её глаза навернулись слёзы.
Не стоит, право, заулыбался караванщик. Если б не ваш супруг, я б давно сбежал с вами в волшебную страну.
Критару засмеялась, утирая глаза. Так смеются матери или старшие сёстры, гордясь повзрослевшими сыновьями и братьями, которые вне зависимости от возраста всегда остаются мальчишками. Она была намного старше Карша и знала его с того дня, когда Дхару привёл найдёныша в Аббарр. Полукровка, постоянно доказывающий, что он бист. Из волчонка с острыми локтями и коленями Карш стал матёрым зверем. Но для неё он всё равно останется ребёнком с огнём в золотых глазах и мечтой отрастить рога.
Я уже и не надеялась, что увижу их, прошептала цветочница, но тут же глаза её засияли, а голос стал звонким и крепким. Но если прошлое кусает тебя, кусайся в ответ!
Критару подмигнула, достала из-под стола кувшин зелёного стекла и две маленькие пиалы холодовика. Щёлкнула пробка, и молочно-белый тягучий сироп коснулся дна одной, а затем второй, наполнив их ровно на две трети. Жидкая сливочная тянучка с ароматом ванили! Карш с детства любил это лакомство. И никто не делал его лучше Вэллы Критару. Тянучка превращалась в мягкую конфету, стоило ей коснуться холода, и таяла, стоило положить её на язык.
Подождав, когда лакомство примет форму, Маритта перевернула стаканчик на лепесток розы и протянула Каршу.
Где тебе удалось достать слёзы сердца? спросила женщина, осторожно возвращая луковицы в мешочек,
Там, где слёз больше всего, улыбнулся Карш, принимая угощение. В Имоле, где живут лишь воспоминания и краснопёрые рыбёшки. Один рыбак показал мне клочок земли, среди плавучих зарослей. Островок мха, трухи, палых листьев, на котором жались друг к другу бледные, почти прозрачные цветы. Знаешь, госпожа Маритта, они и правда похожи на слёзы и сердце. Из кроваво-красных лепестков, после того как они созрели и лопнули, появляются кисточки с капельками. Как разбитые сердца, что плачут от боли.
Мой муж подарил мне веточку слёз сердца и попросил моей руки. А вторую когда родился наш первенец. В первый раз он сказал, что мой отказ заставит его сердце вечно страдать. А во второй, что теперь его сердце плачет от радости. Когда мы потеряли нашу дочь, он хотел посадить эти цветы на её могиле. Но растения, некогда росшие в каждом оазисе, исчезли полностью. Словно тхару разучились любить и плакать.