Может, всё же останешься?
Марголин в ответ только качнул головой отрицательно.
Пожёвывая жвачку, Антон вяло поздоровался, отвернулся и, ничего не спросив, выехал со двора. Марголин скривился: по машине витал сладковатый запах его парфюма. «Обливается он, что ли этой мерзостью?» раздражённо приоткрыл он окно. Ему почудилось, что пахнет и алкоголем, он хотел спросить об этом, но передумал напрягаться не хотелось, да и ответ, конечно же, был бы отрицательным.
Он опустил спинку кресла, закрыл глаза, прилёг, думая о том, что их непростые отношения с Антоном после вчерашнего инцидента с Суховым в подъезде, где он оказался свидетелем его показательного фиаско теперь разладятся окончательно. Подумал он об этом равнодушно, чувствуя сейчас к родственнику холодное отторжение, говорить ни о чём не хотелось, но думы не оставили его.
«Не смогу я этот напряг выдержать, не смогу. Надо поставить точку, думал он Забот полный рот, а здоровья мне его присутствие не прибавляет. Его жизнь это его жизнь. Пусть живёт, как знает, сам проходит свой путь, а у меня больше нет желания, да и сил, куда-то направлять его. И какой в этом смысл? Он не слышит меня или не хочет слышать. Списывать всё на его психическую неадекватность в связи с войной? Да сколько можно! Он не один, кто там побывал. И, что все ненормальные? У меня работают офицеры, прошедшие Афган, есть и работяги, которым пришлось поучаствовать в Чеченской кампании. Они вполне адекватные люди и им тоже, возможно, приходится просыпаться в холодном поту от воспоминаний. Но они не выпячиваются, не бьют себя в грудь, не рыдают, не кидаются с кулаками на людей, живут, трудятся, содержат свои семьи. Я не психотерапевт, что будет то будет, жизнь сама выправит кривизну. Времени у нас с ним, чтобы притереться к друг-другу, было более чем предостаточно. Не судьба. Насильно мил не будешь. Ему среди работяг, в своей стихии будет проще жить, к тому же психоанализом там никто заниматься не будет там другие методы воспитания, и более действенные, чем мои увещевания. Мы с ним находимся на разных полюсах: я для него один из тех, о ком он с таким вызовом мне недавно говорил, когда рассказывал про благоденствующих «жирных котов», отправивших его в пекло войны. Меня он, по всему, к этим типажам относит. Я-то тут причём? Не я эту войну затеял. Как-то странно, что он до сих пор не отходит. Три года срок приличный для зарубцовки ран, пора было бы и адаптироваться. Не знаю, не знаю может у него в самом деле произошёл необычный сильнейший сдвиг по фазе, искривилось миропонимание? Может и правда что-то такое произошло, какой-то сбой, но сил с ним общаться, у меня больше нет. Нервы на пределе, пусть плывёт дальше по волнам жизни, глядишь, и доплывёт до берега. С нового года пусть выбирает на вкус грузовик или автобус, надеюсь, дядя меня не осудит и поймёт. Антона я не брошу, с поля моего зрения он не исчезнет. Ставлю точку. Всё вопрос закрыт».
Это было окончательное и бесповоротное решение. И оно уже не могло быть пересмотрено ни при каких условиях: принятые решения он никогда не менял. Но принятое решение не могло ему дать успокоения и удовлетворения, осадок противный и гложущий остался. Иначе не могло и быть, ведь доводы в пользу этого решения, были им лукаво подбиты без главного камня в этой шаткой конструкции, а камнем этим была осведомлённость Антона о его тайной греховной жизни. В рассуждениях своих он старательно обошёл этот фактор, но именно это заставляло его избавиться от свидетеля, отправить его в «ссылку». Он опять, в который раз в своей жизни, ощущая к себе жгучее презрение, трусливо подстелил себе «соломки» из скирды, в которой остались жалкие травинки, которые очередной порыв ветра жизни мог легко развеять. Антона ему было жалко, от этой жалости он отрешиться был не в силах. Может кровь говорила? Но решения он не изменил.
День прошёл суетно, возвращаясь из Кронштадта, долго плелись в пробках. Заехали в офис, где он провёл короткое совещание, после ездили на небольшой участок дороги, который обязались сдать к Новому году, но дело застопорилось из-за простоев: смежники не в полной мере поставили металлические конструкции ограждений для разделительных полос. Марголин приказал сегодня же забрать недостающие детали с другого объекта, этот объект мог подождать. После обеда более трёх часов пришлось проторчать в Смольном, ещё час он провёл в ресторане с директором завода бетонных конструкций, им было, что обсудить, полчаса из Москвы по телефону его утомлял Кислинский. Он ничего не ел, пил много кофе и курил, и весь день ощущал внутри себя какую-то гнетущую и звенящую пустоту. Слова людей влетали в него и тухли, не оставляя следов, они были ему не интересны, не вызывали эмоций и раздумий. Он улыбался, механически отвечал, несколько раз его потянуло в сон, всё казалось фальшивым, не искренним, показным; внутри него нарастало тоскливое предчувствие незримой, стремительно приближающейся беды. Это тягостное ощущение медленно заполняло пустоту внутри него липким студенистым страхом. Всё он делал через силу, даже с каким-то отвращением, несколько раз с трудом сдержал себя, чтобы не нагрубить коллегам по работе. Ему противны были и доброжелательные лица работников и ухоженные, со значительным выражением лица чиновников Смольного, и даже рабочие, мёрзнущие на холодном ветру, по всему, принявшие «на грудь» для согрева. Ближе к вечеру это состояние обострилось. Он чувствовал себя крайне усталым и изнурённым, с Антоном не говорил, открывал рот лишь для того, чтобы сказать куда ехать.
Вечером уже в офисе он глянул на себя в зеркало и поразился: на него смотрело чужое лицо с ввалившимися глазами, в которых не было жизни. Он еле досидел до семи вечера, просматривая бумаги, подписывал их, не вдумываясь в содержание. Когда собрался уходить, зазвонил телефон. Вежливый голос напомнил ему о том, что он должен быть к половине девятого в телестудии, где собирались провести круглый стол по проблемам городских пробок. Сказав, что непременно будет на передаче, Марголин яростно прошипел: «Что «круглый стол», что жидкий стул всё дерьмо, всё дерьмо», и так шмякнул телефонной трубкой о стол, что та развалилась на составные части. Деструкция была на лицо. Из студии, где ему с большим трудом удавалось брать себя в руки, отъехали в начале первого часа ночи.
Не гони, устало сказал он Антону, впрочем, без особой надежды, что тот послушается его. Антон чуть сбросил скорость, автомобиль, шурша шипованными колёсами, мчался по Дворцовой набережной, стрелка спидометра замерла у отметки сто километров в час.
Чуть раньше Джордж Карпински с Миллионной улицы вбежал на Зимнюю канавку. Разрывая на ходу ворот рубашки, задыхаясь, он бежал в сторону Невы, семеня налитыми свинцом ногами. Он на ходу несколько раз оглянулся, никто его не преследовал, но страх гнал его, заставлял бежать не останавливаясь. Пот заливал лицо и слепил глаза, он почти терял сознание, но не мог остановиться.
Наказание имеет свойство настигать человека тогда, когда он его меньше всего ожидает. Карпински бежал к своей смерти, и ничего уже изменить было нельзя. Ни дремавший в машине Марголин, ни Антон, который ещё немного прибавил скорость, ни сам Карпински не могли знать того, что должно было произойти через несколько мгновений.
У Невы, обнявшись, стояла парочка. Когда они повернулись к реке спиной, решив перейти набережную, им пришлось резко остановиться: они увидели стремительно приближающийся со стороны Троицкого моста автомобиль с включенными фарами дальнего света и «противотуманками».
Карпински выскакивал на набережную в тот момент, когда машина Марголина перескакивала на ней горб. Она настигла его, на осевой линии. Антон тормозил, но это уже было бессмысленно. Карпински увидел джип за мгновенье до того, как страшный удар поднял его в воздух и швырнул, как куклу, к гранитному парапету набережной. За миг до удара он успел повернуть голову к машине с широко раскрытыми от ужаса глазами, вскинув к лицу руки. Он умер мгновенно, от страшного удара в грудь его лёгкое вылезло изо рта.
Марголин, вздрогнув, открыл глаза, сонно спросил: «Что это было?», и тут же понял без ответа Антона, что произошло страшное. Сдав немного назад, Антон остановился у поребрика, рванул вверх ручной тормоз. Глянув в зеркало, включил «аварийку» и выпрыгнул из машины, за ним поспешил Марголин.
Карпински лежал, скрючившись, на боку. Антон выругался и повернулся к оторопело застывшему, побледневшему Марголину. Тот, как от озноба, передёрнул плечами, отвёл глаза в сторону, достал телефон. Парочка у набережной оцепенело замерла, девушка стояла с выражением ужаса на лице, закрывая рот ладонью. Антон подошёл к ним.
Будете свидетелями, сказал он парню. Вы же видели, как этот спринтер выскочил на дорогу?
Парень отупело молчал, только машинально кивнул головой.
Я вас спрашиваю, видели, как этот бесяра выскочил на дорогу? повторил Антон.
Парень, очнувшись, кивнул головой ещё раз. Антон наставительно проговорил, как учитель ученику:
Я ехал нормально, в смысле, как положено. Слышишь, панк, нормально я ехал, у меня фары были включены, их хорошо было видно, а этот урод, чемпион-смертник, выбежал с канавы. Ты же видел это?
Видел, сдавленно выдавил из себя парень.
Пойдём, Вася, потянула парня за рукав девушка, здесь и без нас разберутся, мне холодно. Нам утром в институт
Тпру! Холодно ей, умная какая. Куда это ты заспешила? прошипел Антон, кивая головой в сторону трупа. Этому идиоту уже всё равно, какая погода будет завтра, а мне ещё жить хочется. Вот менты приедут, засвидетельствуете, что этот дурилка накуролесил, тогда и пойдёте. На занятия, говоришь? Нехорошо поступаешь, вам, значит, в институт, ума набираться, а мне на нары? Антон резко повернулся к парню. Давай, Василёк, чего у тебя есть, студенческий, паспорт
Но попыталась возразить девушка.
Здесь коней нет, осклабился Антон. Давай документы.
Парень достал из кармана студенческий билет.
Со стороны Сенатской площади быстро приближались две милицейские машины с включёнными мигалками.
А вот и наши друзья подоспели, Антон повернулся к парню и повторил, Придурок выскочил на дорогу, как смертник, не забудь это, студент. Я просто тебе напоминаю.
Он пошёл к остановившимся милицейским машинам, из которых неторопливо выходили гаишники. Марголин поздоровался за руку с одним из них. Антон, подойдя, сказал громко:
Бегун, блин. Набережную со стадионом попутал.
И показывая на парня с девушкой, жавшихся к друг другу сказал:
Вот эти видели всё.
У Марголина зазвонил телефон. Он поднёс его к уху, механически нажал на кнопку. Тишина в телефоне взорвалась сдавленным рыданием жены: «Дима! Димочка! Настя Настя». «Что, Лена?!» закричал Марголин. Закричал так, что к нему повернулись милиционеры, но в трубке зазвучали звуки отбоя.
Марголин побежал в сторону Сенатской площади, но остановился и вернулся назад.
Лейтенант, подвези меня, пожалуйста, на Площадь Труда, схватил он гаишника за плечо.
Бросив на него пристальный взгляд, офицер кивнул головой.
Садитесь в машину.
Настя Марголина
Резво набирая скорость, пронзительно взвизгнув шинами на повороте, машина выскочила на проспект.
Кирилл, ты, что пил? спросила с тревогой в голосе Настя.
Кирилл рассмеялся. Кривляясь, он ёрнически пропел:
Кирилл, Кирилл, ты пил, ты пил Кирилл, Кирилл, ты пил, пил-пил-пил.
Ещё с дебил хорошо рифмуется, произнёс сидевший позади него на заднем сидении высокий спортивного вида парень, ты бы скорость скинул, Кирилл-пил-пил, не дрова везёшь.
Тимурчик, дорогой, да я Кирилл, и я не пил, я не дебил. Я курил, курил, курил, потому что я Кирилл, захохотал парень, нажимая на газ.
Он резко кинул машину влево, машина подлетела на скользких трамвайных путях. Рассмеявшись, он справился с управлением и, не раздумывая, выехав на встречную полосу, обогнал быстро ехавшую «Тойоту», «Девятка», ехавшая в противоположную сторону, моргнув ему фарами, резко шарахнулась от него вправо.
Что ж ты делаешь?! Не дуркуй, идиот? закричал Тимур. Уймись! Скользко же!
Спокойно, Тимур, это же БМВ, а не «Москвич» вонючий. Знаешь, как расшифровывалось БМВ в лихие девяностые, когда на таких тачках бандиты крутые ездили с пистолетами и автоматами? БМВ это Боевая Машина Воров! Круто, да?
Кончай, Кирилл, не лихач.
Настя поддержала его:
Пожалуйста, Кирилл, не выпендривайся. Мы прекрасно знаем, что БМВ тачка классная, только не нужно нам это сейчас демонстрировать. Ты ведь взялся нас домой подвезти, а уже двадцать минут гоняешь по городу, устраивая показное выступление пилота Формулы-1. Эта формула может печально закончиться для нас для всех. Угомонись, пожалуйста.
Да будете, будете вы дома, маменькины доченьки, будете. Что предков боитесь? Вы же уже большие девочки, вам пора уже стать взрослыми. Мы сейчас едем ко мне, оттянемся, предки мои в Испанию Новый год отправились отмечать, хата в нашем распоряжении.
Ну, уж нет, воскликнула Настя, это ты, дружок, агент 007 с половиной, обольщаешься, что очаровал нас всех и мы согласны на все твои дурости. И вообще, я не ожидала от тебя таких сюрпризов. Отвези нас домой.
Подруливая одной рукой, Кирилл достал из нагрудного кармана пиджака папиросу, сунул её в рот, щёлкнул зажигалкой и, закурив, жадно затянулся. Задерживая дым в лёгких, он, повернулся к Тимуру и выпустил дым ему в лицо. Тот стукнул его ладонью по шее, зло прошипев:
Ты вконец осатанел!
Кирилл расхохотался.
Что за гадость ты куришь? брезгливо скривилась Настя. Запах такой отвратительный. Открой, пожалуйста, своё окно.
Кирилл опять рассмеялся, окно открывать не стал, словно не расслышал её просьбы.
Она сокрушённо покачала головой, открыла своё. Тимур тронул за плечо девушку, сидящую с закрытыми глазами на переднем сиденье.
Марина, просыпайся, мы приехали. Слышь, Кирилл-дебил, за мостом останови. Мы на такси с девочками доедем.
Что б вы понимали! неестественно громко проговорил Кирилл. Это не табак это амброзия Богов. Как можно такое не задерживать в лёгких, этот дым нужно беречь, наслаждаться им это же ароматический альдегид тетрагидроканнабинола, звучит, как название прекрасного цветка!
У тебя же по химии дохлый трояк, а тут такие познания. По русски говоря это марихуана, да? спросил Тимур.
Хочешь?
Пошёл ты. Я вообще не курю.
Так это наркотики? Ты куришь наркотики? И за рулём? изумлённо воскликнула Настя.
Весь цивилизованный мир это курит, никому это во вред не пошло. Сознание расширяется и кайф неимоверный, ответил Кирилл.
Удерживая руль одной рукой, ухмыляясь, он повернулся к Насте:
Хочешь подкурить?
Кирилл! истошно закричал Тимур.
Кирилл заторможено повернулся. Его машина пересекла осевую линию проспекта и стремительно неслась к противоположной стороне моста. Вместо того чтобы нажать на тормоз и выровнять машину, он вжал педаль газа в пол. Зацепив задок попытавшейся проскочить встречной «Мазды», машина влепилась в гранитный отбойник, её подкинуло. Став на колёса, и, крутясь, она достигла противоположной стороны моста, где смачно вмявшись в гранитное ограждение, замерла. «Мазду» вынесло на встречную полосу, где она столкнулась с «Волгой». В наступившей тишине пронзительно звучал чей-то заклинивший сигнал. Движение машин застопорилось, с обеих сторон моста, скапливались машины. Подбежавшие водители помогли выбраться из машины окровавленному Тимуру. «Скорая» и спасатели прибыли на место происшествия быстро.