Восприемник - Алексеев Константин Александрович 7 стр.


Еще одним обстоятельством, отравлявшим жизнь, была постоянная нехватка денег. Первый год они с Владом как-то перебивались. Ленка, невеста приятеля, оказалась барышней неизбалованной и не требовала от любимого ни дорогих подарков, ни тому подобного. А потом у приятелей неожиданно появился собственный бизнес.

Все началось с того, что Иван, получив очередные деньги от матери, решил съездить на какой-нибудь из вещевых рынков и купить себе новые джинсы. Сосед по комнате, узнав об этом, сообщил, что самые дешевые цены (вообще это грубая речевая ошибка, тем более тут не прямая речь, цены бывают только низкими) сейчас на Покровском, и вызвался составить компанию.

Коротков не только сопроводил друга на рынок, но и своим наметанным взглядом мигом определил явную туфту, которую пытались впаривать покупателям жуликоватые торговцы. А потом, пройдясь вдоль рядов, отыскал довольно качественные и вполне приемлемые по деньгам штаны. Мало того, Влад умудрился уговорить продавца уступить чуть ли не четверть от первоначальной суммы, обозначенной на самодельном ценнике.

Всю обратную дорогу Ивана буквально распирало от счастья, а вот однокашник, напротив, был задумчив и озабочен.

Ты чего?  спросил его Шах.  Проблемы, что ль, какие?

Да как тебе сказать, отозвался Коротков.  Просто я тут прошелся по рядам и вот что заметил: никто звенигородскими носками не торгует.

А на кой тебе они сдались? Другие, что ли, нельзя купить?

Да я не об этом. Просто на тамошней фабрике их шьют больно хорошо и из ткани классной носить не сносить. Плюс стоят они копейки. Причем не где-нибудь, а в универмаге. Представляешь, какая на них отпускная цена на производстве?

Ну представляю И что?

А то, что если начать их там закупать, а на Покровке сбывать представляешь, какой навар можно с этого поиметь?

Хрен его знает пожал плечами Иван.

А я уже прикинул: в два раза как минимум. И пойдут они хорошо. Носки не дубленки, они каждому по карману

Загоревшись этой идеей, Влад буквально на следующий же день смотался в Звенигород и вернулся оттуда сам не свой от счастья: товар на фабрике продавался просто за смешные деньги, а кроме того, тем, кто брал большие партии, полагалась солидная скидка. А вдобавок ко всему Коротков выяснил, что не обязательно арендовать дорогой прилавок или ларек внутри рынка. Можно запросто торговать снаружи и платить за место пусть неофициально, но в несколько раз меньше.

На том и порешили. Правда, поначалу возникла проблема: как быть с институтом? Но тут приятелей выручила коротковская невеста. В НИИ, где Ленка трудилась лаборанткой, случилось очередное сокращение, сотрудников отправили в бессрочный отпуск за свой счет, и девушка сама напросилась помочь возлюбленному и его компаньону.

Дело пошло сходу. Мало кто проходил мимо юной приветливой продавщицы, а узнав цену за носки, народ сразу же доставал кошельки. Иван и Влад только и успевали мотаться в Звенигород за очередной партией товара.

За какие-то семь месяцев они солидно поднялись по деньгам, приоделись в дорогие импортные шмотки. Вдобавок Иван смог купить себе пусть подержанный, но компьютер-«тройку», безумную роскошь по тем временам, а приятель с подругой и вовсе обзавелись стареньким, но исправным «жигуленком». Правда, в институте друзья появлялись все реже и реже, особенно когда перешли на второй курс. Если Влад еще как-то старался по возможности вырваться на лекции или договориться, чтобы его отметил кто-то из группы, то Шах даже не удосуживался доехать до родного вуза.

Расплата наступила к весне. В один из дней Ивана вызвала замдекана, прозванная Железной Светой за болезненную принципиальность и суровый нрав. Она предъявила ему полный счет за все прогулы, заявив, что он будет отчислен. Ошеломленный Шаховцев пытался что-то бормотать в оправдание и даже обещал задним числом оформить у врача справку. В конце концов, решив, что его дело труба, он признался в том, что подрабатывает на рынке.

Как ни странно, узнав правду, замдекана неожиданно сменила гнев на милость.

Это другое дело, понимающе произнесла она.  Правильно, надо самому на ноги становиться, а не сидеть на шее у матери. А то, понимаешь, устроились некоторые тут на халяву, да еще плачутся: стипендия маленькая, денег не хватает А на самих пахать можно!

Да, это не дело осторожно согласился Шаховцев.

Вот и я о том говорю. Мужик должен самостоятельным быть, а не маменькиным сынком Эх, была бы моя воля отчислила бы отсюда половину. Ничего из себя не представляют, а гонору, словно каждый Достоевский, или Чехов, на худой конец А вот у тебя и в самом деле способности есть. Твой «Дом на углу» я как взялась читать, так оторваться не могла. Даже всплакнула, когда в конце парень девушку обманывает и бросает

Иван оторопело смотрел на замдекана. Как и все, он был уверен, что ее не интересует ничего, кроме студенческой успеваемости и посещаемости лекций. А тут на тебе

Чего? Думал, небось, что Светлане Викторовне вы все по барабану, лишь бы занятия не прогуливали?  губы Железной Светы тронула какая-то совсем добродушная, почти дружеская улыбка.  Ошибаешься. Я на кафедре творчества постоянно ваши папки просматриваю и в курсе, кто чего стоит. Если бы ты и вправду был как все эти графоманы, я бы с тобой сейчас не миндальничала.

«Кажись, пронесло»  с облегчением подумал Шаховцев.

А что касается твоих пропусков, то давай решим по-честному, замдекана испытующе посмотрела на него.  К тебе, в принципе, со стороны преподавателей особых претензий нет. Разве что по зарубежной литературе да по истории Ну тут я договорюсь. А ты, уж будь так добр, напиши заявление о переводе.

В смысле это куда?

На заочное отделение. Как раз за второй курс сессию сдашь и с третьего переведешься

Шах тут же написал заявление и был отпущен с миром. Вот только ближе к сессии ему неожиданно пришла депеша из военкомата: очевидно, между районным комиссариатом и институтом имелась договоренность, и начальство Лита мгновенно сообщало военным о каждом студенте, лишившемся права на отсрочку

Повестку прислали не по почте, а принесли прямо в общежитие немолодой прапорщик на пару с участковым. Вручили под роспись, заодно предупредив, какие неприятности ждут Шаховцева, если тот в означенный день не явится куда положено.

Пришлось собираться и идти отдавать ратный долг. А куда было деваться?


7


«Да-а, а кто знает, как всё сложилось, если бы я остался на дневном?  Шаховцев отхлебнул остывающий пресный чай и усмехнулся.  Так бы и прозябал в нищете на степуху (а не «стИпуху»? Ведь «стИпендия»). А «срочка»

5

Едва прибыв со сборного пункта в часть, Иван сразу же ощутил, что попал сюда неслучайно. Впервые подобная мысль зародилась у него после разговора в каптерке с Пригариным. Потом за несколько дней до присяги, когда неожиданно заметил, как их «карантинный» взводный что-то говорит зашедшему в расположение незнакомому, кавказистого вида прапорщику. Судя по тому, как они оба смотрели на Шаха, разговор шел о нем.

В другой раз они встретились в роте, куда его и еще десяток молодых бойцов распределили после КМБ. Пополнение встречал тот самый чернявый прапорщик по фамилии Костоев. Выстроив новоприбывших, он неспешно произвел перекличку. Когда очередь дошла до Шаховцева, старшина задержал на нем взгляд чуть дольше, чем на остальных

Впрочем, кроме этого момента Иван бы не сказал, что удостаивался какого-то особого внимания Костоева. Прапорщика одинаково заботили все солдаты, поскольку он по сути и командовал ротой. Из троих взводных в наличие был только один: остальные, едва прибыв в часть после училища, сразу же накатали рапорта об увольнении и на службе не появлялись. Ротный же с заместителем сторожили какой-то круглосуточный магазин и ходили вечно квелые.

Исправно нес службу только холостой бездетный старшина, живший прямо в роте, в отгороженном ширмой углу каптерки. Он же составлял наряды на службу и маршруты патрулирования, вел занятия, контролировал подъем и вечернюю поверку. А кроме того, знал по имени и фамилии каждого из почти сотни бойцов, помнил, кто откуда родом и даже когда у чьей матери и отца день рождения. Причем зачастую сам напоминал об этом забывчивому чаду и лично вел его на переговорный пункт, дабы тот поздравил родителя. Помнится, один из бойцов, вернувшись с почты, куда ходил с Костоевым, с восторгом рассказывал:

Прикинь, пацаны я только-только батю поздравил, так старшина у меня трубку забрал, и говорит моему пахану: мол, так и так, спасибо вам, Павел Тимофеевич, за сына. Достойного вы солдата воспитали

Понятное дело, прапорщик был у солдат куда в большем авторитете, нежели офицеры. И не только потому, что дневал и ночевал в казарме. Что ротный, что его зам, не говоря уже о взводном-первогодке, были немногим старше своих подчиненных-срочников и опыта имели мало. Старшина же, прежде чем попасть сюда, отслужил десять лет в спецназе, воевал в Карабахе и Чечне, имел орден Мужества, а самое главное краповый берет. Таковых во всей дивизии насчитывалось от силы два-три человека.

А еще прапорщика уважали за то, что тот хоть был и строг, но не лютовал, без нужды не гоняя подчиненных. Сам отслуживший два года срочной, он никогда не перегибал палку, умел понять солдата, когда надо приструнить, а когда наоборот чуть ослабить вожжи.

Однажды к Шаховцеву приехали Коротков с Ленкой. Иван подошел к старшине отпроситься на часок, дабы поболтать с друзьями в комнате посетителей. Прапорщик вызвался проводить его. А на КПП, бросив беглый взгляд на Влада и его супругу, неожиданно отпустил Шаха к ним в гости до вечера.

Учтивый Коротков попытался было всучить Костоеву бутылку коньяка, но тот наотрез отказался.

Мы же от души, товарищ прапорщик начал было бывший однокурсник, но старшина вновь решительно покачал головой:

Не надо, я сказал. Вы лучше ему дома рюмку налейте, только чуть-чуть, чтобы он нормальный в часть вернулся.

Но даже после этого Иван не был до конца уверен, что прапорщик относится к нему как-то иначе, чем ко всем остальным. Костоев так же отпускал за пределы части и других солдат, порой неофициально, под свою ответственность. Хотя Шаховцев чувствовал, что старшина все-таки выделяет его из общей массы.

Но домыслы есть домыслы. Правда открылась лишь спустя восемь месяцев.

В тот февральский вечер бойцы, как обычно, вернулись с ППС. После построения Шаховцев хотел было сбегать до отбоя к Пригарину, попавшему после сержантской учебки в соседнюю роту, но на пороге его окликнул дежурный:

Шах! А ну давай бегом к старшине!

Досадливо ругнувшись про себя, Иван без особой охоты побрел к каптерке. Постучал, приоткрыл дверь, привычно козырнул:

Разрешите, товарищ прапорщик?

Вообще-то здесь офицер находится, ворчливо отозвался из полумрака Костоев.  Так что разрешения надо не у меня спрашивать, а у товарища старшего лейтенанта!

Ладно, Руслан, я ведь тоже не так уж давно в прапорщиках ходил, раздался из глубины помещения знакомый голос.

Из-за стола поднялась плечистая фигура в камуфляже. Офицер шагнул навстречу, повернувшись лицом к свету, и Шаховцев узнал в нем крестного.

Ну, здорово, что ли?

Они обнялись. В полутьме Иван не смог как следует рассмотреть Игнатова, но заметил, как тот чем-то неуловимо изменился. В вечно стремительном, порывистом Пашке появилось какое-то едва ощутимое умиротворение. А после, приглядевшись, Шаховцев заметил новенькое обручальное кольцо на пальце восприемника.

Ну что, так я забираю его?  тем временем обратился крестный к Костоеву.

Естественно. Какой разговор!

До воскресенья или, может, нам пораньше вернуться?

Я же сказал: как договаривались. Послезавтра привезешь.

Что ж, спасибо, командир!  произнес Игнатов с каким-то странным почтением, словно это не он, а Костоев был старше по чину.

Не за что!  отмахнулся старшина и следом с напускной суровостью бросил Шаховцеву:  Ну, чего встал? На выход шагом марш!

Пока они шли по коридору к выходу, вся рота с откровенной завистью провожала сослуживца, идущего рядом с незнакомым офицером-спецназовцем в краповом берете.

Костоев проводил их за КПП и, обнявшись на прощание с Пашкой, повернул обратно.

Ну что, сидай, приглашающе кивнул крестнику Игнатов, отпирая дверцу припаркованной возле части «волги»-пикапа. Машина на вид была старой и весьма потрепанной, но когда крестный завел ее, стало ясно, что двигатель недавно капитально перебирали и он исправно прослужит еще лет пять.

 Твоя?  спросил Шах, постучав по приборной доске.

 Моя. Полгода назад купил, а до ума довел только-только. Четыре месяца из-под нее не вылезал, зато сейчас сам видишь.

 Вижу,  кивнул крестник и, опомнившись, удивленно спросил:  Кстати, а откуда ты нашего старшину знаешь?

Руслана? Он у нас в роте инструктором по спецподготовке был, когда я был еще таким, как ты, салабоном.

Так он твой бывший командир?

Ага. И им для меня останется по гроб жизни.

Проскочив перекресток, Игнатов вырулил на Дмитровку и погнал в сторону центра.

Мы куда сейчас?  непонимающе спросил Иван, думавший, что они двинут в бригаду, где служил Пашка.

Ко мне домой.

Это в Софрино, что ли? А почему мы не на МКАД едем? Там же ближе всего на Ярославку выскочить.

Нет, я там уже не служу. Я с лета здесь, в Москве. И обитаю теперь тоже тут.

В общаге?

Зачем? В отдельной квартире. Четырехкомнатной, притом.

Откуда она у тебя?  вытаращил глаза Иван.

В приданое досталась, подмигнул в ответ крестный.

Ах, да Шах вновь покосился на золотой ободок, блестевший на безымянном пальце восприемника.  Я вижу, ты женился?

Угадал. В сентябре.

Однако везучий ты, Пашка!  завистливо протянул крестник.  Москвичку себе отхватил, да еще с такой суперской хатой! Вы что, в этих хоромах вдвоем живете?

Ну, это уж ты хватил! Что мы с Верой, единоличники, что ли? У нас семейство ого-го!

«Суперская хата» оказалась в Марьино, на четвертом этаже типовой шестнадцатиэтажной новостройки. Едва они с Пашкой ступили в прихожую, как встречать их высыпала вся семья.

Ну что, знакомься, Иван Сергеич: это Вера, супруга моя,  представил Игнатов совсем юную светловолосую девушку, которую Шах запросто бы принял за школьницу, если бы не обручальное кольцо и уже очевидный наметившийся живот.

«Ну, Седой! Уже и киндера успел заделать!»  только и подумал Шаховцев.

А это Любовь Петровна, ее матушка.

Теща крестного оказалась невысокой начавшей седеть женщиной с простодушным округлым лицом.

Николай Матвеевич, мой тесть, Шах обменялся рукопожатием с болезненно-худым мужчиной, чем-то напоминавшего дореволюционного сельского учителя.

Катя, темноволосая девушка лет шестнадцати сдержанно поклонилась Ивану, улыбнувшись просто и светло.

Наша средняя сестрица, добавил Пашка таким тоном, словно барышня приходилась сестрой ему, а не жене.  Ну, а это младшая, Даша, добавил он, указывая на не замеченную Шаховцевым в первый момент худенькую голенастую девочку лет восьми-девяти с длинными тонкими косичками, увенчанными тяжелыми бантами. Та в ответ тихо произнесла «Здравствуйте» и вновь замолчала, разглядывая гостя.

Ну чего ты стесняешься? Разоблачайся давай, восприемник хлопнул его по плечу.

Иван вдруг испытал неловкость, представив, как начнет стаскивать с себя берцы, являя на всеобщее обозрение несвежие носки, снимать бушлат, под которым надета мятая залоснившаяся «пэпээска»

На выручку неожиданно пришла Пашкина теща.

Так, ну чего столпились? Человеку не развернуться!  ласково пристыдила она домочадцев.  Давайте стол пока накроем. Вера, Катя, Даша, пошли!  Любовь Петровна двинулась в сторону кухни, увлекая за собой дочерей.

Назад Дальше