Далеко может, сажен полсто может, медведь может, волк может. Шуралей тоже может.
Ну, всё понято.
А отсюда может почувствовать?
Умар огляделся, подумал и сказал:
Отсют сажен сто может.
Я победно посмотрел на капитана:
А до леса саженей триста или даже четыреста. Так что не мог конь отсюда шуралеев в лесу учуять. Вот и всё.
И зачем им дрова понадобились? Уж не греться ли собираются? не поверил мне капитан.
Не дрова им нужны, а мы. Придём, увидим, что дров нет за новыми полезем, а они тут как тут, из рояля в кустах повылазят.
Из какого рояля? вмешался Буцин.
А-а-а я махнул на него рукой.
Что предлагаешь предпринять? холодно поинтересовался капитан.
Валить отсюда надо. Широкими и частыми шагами, а то придут они, как стемнеет, по наши души
Синюхин огляделся.
Мы уже костры запалили, произнёс он. Посмотри, вокруг. Куда здесь, как ты выражаешься, валить?
Куда угодно, только бы от леса подальше.
Темнеет. Ну, отойдём мы версты на две, на три, дальше всё равно не успеем, что это изменит? Ты думаешь, ночью с такого расстояния они не увидят огонь?
Тут он был прав.
Андрей, даже я в темноте пламя костра за пять вёрст увижу, а уж они и подавно.
Он замолчал, я тоже. Действительно, так мы от них не спрячемся. Хотя, на ночь я бы предпочёл отсюда свинтить. В темноте мы с ними, конечно, нигде не справимся, но всё-таки
Андрей, окликнул меня, вернувшийся в реальность Буцин. Люди и так устали, зачем над ними ещё и бесцельной ходьбой взад-вперёд измываться?
Не чем мне было им свою правоту доказать, и я не стал спорить, тем более что я не просто не командир отряда, так ещё и не зам. А раз уж наши Папа и Дядя решили остаться здесь, то, значит, так тому и быть.
Только тогда караул удвоить надо, сдался я.
Ты считаешь, что двоих мало? удивился Буцин.
Считаю, мало. Пусть вчетвером дежурят.
Хватит и двоих, возразил поручик.
Не вашим, не нашим, махнул рукой Синюхин. Трое.
Ну, хоть что-то.
После ужина Буцин распределил смены караула, не забыв сообщить бойцам, что именно я способствовал увеличению количества действующих лиц. Кое-кто даже пробурчал нечто вроде:
Раз боится сам бы и стоял.
На это я сразу заявил, что готов усилить собой вторую и третью вахты из четырёх, так как считаю их самыми тревожными. Шепоток прошёлся одобряющий это, несомненно, в плюс. А теперь отбой. Или ещё нет? Подошёл капитан и присел рядом:
Считаешь, они нападут на нас ночью?
Ночью мы наиболее уязвимы, так что, да! Считаю, нападут. Или хотя бы попробуют.
Откуда у тебя такая уверенность?
Я помолчал. С чего начать?
Спиридоныч, ты согласен с тем, что трюк с дровами это их лап дело?
Лап? удивился капитан.
Я его ёрничества проигнорировал:
Вот смотри, они устроили нам ловушку, но мы не повелись. При этом мы никуда не уходим. Значит, что?
Что? переспросил капитан.
Ещё раз: в лес пойти мы побоялись, значит, не так уж мы и сильны. И это, кстати сказать, чистая правда. Но и сваливать не стали, значит, на что-то надеемся. На что?
Да, зачем-то согласился со мной Синяхин.
Что «Да»? На что мы рассчитываем?
Я смотрел на капитана и ждал ответа.
Это ты сейчас у меня спрашиваешь? уточнил он.
Нет, блин! У папы римского! Ну, ты кого-нибудь ещё здесь видишь?
Как раз в этот момент к нам подошёл Буцин. С бутылкой чего-то мутного и молочно-бледного.
Ты вот, Андрюха, сам боишься и всех пугаешь, начал он. Давай, выпей с нами, и сразу дрожать перестанешь!
Надо было свести всё это в шутку:
Пластуны не боятся, они осторожничают, а если дрожат, то только от холода. Наливай, за одно и согреемся!
А вам не кажется, господа офицеры, что на возлияния надобно хотя бы разрешение у командира испросить?
Нет, не кажется! ответил я. Во-первых, стресс снять, а во-вторых
Что снять? перебил меня Буцин.
Вот как ему объяснить?
Что-что, перенервничали все сегодня, сказал я первое, что пришло в голову.
Это да-а-а! согласились оба.
Ну, так запить надо!
А во-вторых?
Что «во-вторых»? не понял Буцин.
Ну, он сказал: «А во-вторых» и ты его перебил, ответил ему капитан.
Я же не нарочно, отмазался поручик. Он там слова иноземные говорил, вот я не понял и переспросил.
Капитан махнул на него рукой и, вновь обращаясь ко мне, спросил:
Так что, во-вторых?
За время их препирательств я успел придумать ответ поумнее:
Спиридоныч, он же уже приготовился выпить, и твой запрет ему всё равно не помешает это сделать.
Поручик помотал головой, но выглядело это как полное согласие с высказанной мною мыслью.
Ну, а если ты что-то не можешь предотвратить, то лучше всего это возглавить. Вот и подай команду на разлив.
Ты посмотри, Коля, какой человек! Всё понимает! Из тебя, Андрюха, толковый командир бы вышел. Эх, жаль не ты нами командуешь.
Синюхин пристально посмотрел на Буцина. Нехорошо так посмотрел. Но тот развёл руками и произнёс в оправдание:
Коль, это я про нашего полкового командира.
Как будто такое объяснение уже не могло принизить авторитета капитана среди подчинённых.
Наливай, стратег! произнёс, усмехаясь Синюхин.
После первой, закушенной салом, Спиридоныч спросил у меня:
Ты на самом деле думаешь, что они чего-то там затевают?
Судя по тому, что показывал он при этом в сторону леса, вопрос был про шуралеев.
Знаешь, Коля, я одного видел вблизи, шагов с пятнадцати, и на полном серьёзе полагаю, что ребята они не только смышлёные, но ещё и коварные. Поэтому и предлагал отойти от них подальше. А раз не отошли, то хотя бы не расслабляться. Что мы собственно сейчас и делаем.
Я улыбнулся, давая понять, что это всего лишь шутка. Они посмеялись.
А суслики? спросил Синюхин, и на лице его не было и тени улыбки.
Что суслики? не понял я.
Ты же сам говорил, что если даже суслика не видно, он всё равно есть.
Я напряг весь доступный объём памяти, вспоминая, чего я ему наговорил про сусликов.
А-а-а!!! Это я махнул рукой, но одного этого жеста явно было не достаточно. Был у нас такой ефрейтор Галагура, так вот он любил выцепить кого-нибудь из молодых, выводил его в чистое поле и спрашивал: «Видишь суслика? Вот и я не вижу, а он есть!»
И что? подбодрил меня поручик.
И начинали искать. Поймают, убьют и съедят.
После минутной паузы капитан вдруг спросил:
А если не поймают?
Значит, не съедят! ответил за меня Буцин и расхохотался.
Глава третья
Казалось, только я прилёг, как меня уже разбудили:
Вашброть, Вы приказали разбудить Вас ко второй смене. Вот бужу, негромко проговорил солдат.
Я нехотя поднялся. Чёртов Буцин со своей самогонкой не дал мне поспать в первую смену караула, а теперь ещё четыре часа бодрствовать. А что делать? Сам вызвался, сейчас заднюю уже не дашь.
Встал, помахал руками, чтобы проснуться, поприседал. Вроде помогло.
Что у вас тут? спросил я у бойцов.
Тот, что был за старшего, быстро глянул на меня и, переведя взгляд в сторону противоположную от ручья, произнёс:
Да вот бдим.
Я проследил за его взглядом и поинтересовался:
Почему туда?
Кондрату чавой-то учудилось, вот и глядим.
Похоже, не сильно-то он в это верил, а вот Кондрат:
Вашброть, вот ей-ей будто ходит там хто-то.
Далеко от нас? спросил я у него.
Дык эта сажён двадцать, кажись, а могёт и тридцать. Не разобрать.
Я снова посмотрел в ту сторону, прислушался ничего.
Примерещилось, поди, скорее чтоб приободрить самого себя, произнёс старший.
Ты, Мирон, глухой как тетерев, а я слыхал.
Ну-ка, тихо! негромко скомандовал я.
Никаких звуков по-прежнему не доносилось, но такая тишина обманчива. Я повернулся к костру, соображая, из чего мне сделать факел. На глаза попался лежащий невдалеке сук подходящих размеров. Я сунул его одним концом вперёд, чтобы разгорелся, как следует. Подождав немного, вынул и, высоко подняв над головой, направился в ту сторону.
Вашброть! Куды?! услышал я за спиной, но я далеко и не собирался.
Пройдя шагов пятнадцать от края нашего лагеря, я остановился и начал всматриваться в темноту. Ничего. Ничего подозрительного не видно и не слышно. Постояв так пару минут, я вернулся, тем более что и факел мой светил уже не так ярко. Я потушил его об траву и положил так, чтобы случись чего, под рукой был.
Померещилось, должно, резюмировал Мирон.
Ему никто не ответил.
Ток Вы, Вашброть, такту боле не надо, обратился он ко мне. Они ить шуралеи-то, знашь какие? Фьють, и нету!
Я знаю, Мирон, я видел.
К нам подошёл третий, самый молодой караульный, он поставил своё ружьё прикладом на землю и опёрся о ствол обеими руками.
А правду мужики про Вас сказывают, будто Вы шуралеев одним словом отогнать можете? спросил он, и в голосе его присутствовала интонация эдакой надежды на чудо.
Ты, Малёк, эта коды к офицеру обращашься, должён сперво сказать «Ваше благородие», али «Высокоблагородие», смотря кому как по чину положено
Да всё нормально, перебил я Мирона. Малёк это имя такое?
Тот пожал плечами:
Все так зовут, Малёк и Малёк, я уж и привык.
А имя у тебя есть? поинтересовался я.
Малёк замялся, за него ответил Мирон:
Имя-то у яго есть, как не быть, тока он до имени-то свово не дорос ишшо, потому и Малёк!
Это как? удивился я.
Это потому как Евграф у яво имя. Шибко благородное имя для яво. Не дорос покуда, чтоб яво по имени-то
Евграф? переспросил я у самого Малька.
Евграф, тяжело вздохнув, произнёс он.
Прямо скажем, необычное имя.
Так оно как вышло-то, Вашброть, начал оправдываться Малёк, словно в этом и правда могла быть его вина. У барина-то нашего именины в тот день были, а маманька возьми, да разрешись мною-то, ну, вот он спьяну и повелел меня в его честь наречь Евграфом.
Удивительная история. Хотя, я слышал и поинтереснее. Вот, например, такая. Один советский гражданин на полном серьёзе носил фамилию Робинзон Крузо. Может быть, она как-то по-другому писалась, но звучала именно так. А происходила она от его предка, который был ещё крепостным. Так вот этот предок во время наводнения или ледохода оказался на острове посередине реки. По-моему так было. И прожил там сколько-то совсем один. Его потеряли и считали погибшим. Через какое-то время его на этом острове обнаружили и спасли. А помещик, начитавшийся книжек, назвал его Робинзоном Крузо. Так и стали писать во всех документах.
Мне эту историю отец-покойник рассказывал, типа по телевизору показывали, я как запомнил, так и пересказал.
Вашброть, а про шуралеев-то правда, аль нет?
Я задумался. Вот что ему ответить? Что я и сам не знаю, как оно получилось?
Вот!!! Опять! тревожно, даже испугано воскликнул Кондрат.
Все посмотрели в ту сторону, откуда, по словам Кондрата, доносились подозрительные звуки. Почему-то никто кроме него их не услышал. То ли у парня слух музыкальный, то ли мерещится ему.
Трусоват ты, Кондрашка! заявил Мирон. Пуганная ворона куста боитси!
Может быть, и да, а может быть, и нет. Проверим. Я снова запалил свой факел и, отойдя шагов на десять от лагеря, широко перекрестил пространство и громко, но так, чтобы не перебудить всех наших провозгласил:
Изыди!!!
И тут же с той стороны до нас донеслись звуки, как будто кто-то быстрыми скачками удаляется прочь. Проще сказать: бежит. Судя по звукам, бегущих было трое, не меньше.
ТВА-А-Ю МА-А-АТЬ!!!!!
Я и сам охренел, но выражения лиц караульных я даже описать не берусь. Я шёл к ним и видел растерянность Мирона, даже не страх, а УЖАС в глазах Кондрата и восхищение вперемешку, с боязливостью что ли, которое излучало всё существо Малька-Евграфа.
А Кондрат-то у нас молодец! сообщил я Мирону. А ты сомневался. Ещё трусом его называл, а он гляди-ка чего услыхал!
И тут меня прямо пробило: он услышал, а конь? Где конь? Что с конём?
Мирон!!! Где Умар? я даже не заботился, проснётся кто-нибудь от моего крика или нет. Где Умар?
Да здесь он, здесь! засуетился Мирон. Малёк, где Умар?
Совместными усилиями мы отыскали среди спящих Умара. Спросонья он никак не мог понять, что от него хотят:
Где Тизжил? Здесь Тизжил. Ехать над?
Где твой конь, Умар?
Проснулось ещё пара человек, и кто-то из них сказал:
Да вон же он пасётся.
Я посветил факелом в указанном направлении и метрах в пятнадцати от лагеря увидел стреноженного Тизжила. Он не проявлял никакого беспокойства, но он и находился с противоположной от происходивших событий стороны лагеря. Я машинально проверил, с какой стороны дует ветер. Ну, да, так и есть. Значит, всё построено на запахах, и если ветер в другую сторону, то
Что случилося? Зачем будил, вашабродя? Зачем Тизжил? Ехать над?
Нет, нет. Спи, Умар. Показалось, успокоил я хозяина коня-индикатора, хренового, кстати сказать, индикатора.
Так, что мы имеем? Подошли к нам не со стороны леса, за которым мы наблюдали и не со стороны ручья с заболоченными берегами, а чуть ли не с тыла. Что это может означать? Противник хитёр и коварен, вот что это может означать и, кстати, именно это и означает. А у нас хреновый радар. Если попробовать посчитать дистанцию, то
То с подветренной стороны к нам легко могут подобраться метров на восемьдесят, а может и на семьдесят. А может и на шестьдесят. А может и меньше.
Ваше благородие, а как думаете, они насовсем ушли? спросил меня Малёк минут через двадцать.
Не знаю, честно признался я. В прошлый раз мы его больше не встречали. Того, которого прогнали. Убежал, только мы его и видели. Но это тогда, а как в этот раз будет, не скажу, не знаю.
Огорчённый Малёк ушёл бдить, а я задумался, глядя в звёздное небо. Думал я о том, можем ли мы теперь полагаться на коня, или лучше на Кондратия? Нужно будет рассказать о бойце командиру, пусть хоть похвалит, а лучше, чтоб к делу приспособил. Конь это хорошо, но он суслика не видит, и всё. А суслик есть.
Это не Галагура говорил, а копёрщик. Чужое. Взять, взять! Помнишь?
Да, Стас, точно. Копёрщик.
Я вскочил. Стас мог прийти только во сне. Когда это я уже заснуть-то успел? Я огляделся. Вроде бы все на месте, но что-то не так. Прислушался. Вроде бы тихо, но что-то не так. Что-то не так! Когда снится Стас, всегда что-нибудь Что-то не так! Что не так? Что? Туман? Нет. Туман там, у ручья
Комаров нет! Вот что не так! А куда они делись? И почему? А ведь были. Донимали, сволочи. Ещё бы, болото же рядом. А сейчас их нет. Странно и неправильно.
Тизжил легонько всхрапнул. В ответ с противоположной стороны донеслось тихое ржание, даже не ржание, а так, типа пароль-отзыв на лошадином. Это кто ещё там? Я встал и приготовился стрелять в ту сторону. Снова ржание, но чуть громче и чуть ближе.
Это же Саврасый! крикнул Малёк. Конь Харитона! Вернулся!
Малёк бросил ружьё и побежал в темноту поля.
Стой! Куда? заорал Мирон.
Вернись сейчас же! крикнул я.
Я его сейчас приведу! донеслось в ответ.
Всхрапывание коня верхового нашей группы послышалось чуть дальше конь уходил в поле.
Малёк, назад! Это не конь!
Вернись!
Слышишь? Давай назад!
Малёк не ответил.
Вы чё орёте? послышался голос кого-то из разбуженных драгунов.
Малё-о-ок!!! игнорируя вопрос, проорал Мирон. Вернись скорей, бестолочь!
Что случилось? спросил проснувшийся капитан.
Я не отвечая, кинулся зажигать факел.
Малёк!!! орали Мирон с Кондратом.
Я с факелом в левой руке и обрезом в правой кинулся в темноту. Отбежав метров на двадцать, я остановился и принялся крестить пространство.
Малёк! кричал я. Евграф!
Тишина была мне ответом. Сзади один за другим подошли ещё четверо бойцов с факелами. Стало чуть-чуть светлее, но никого мы всё равно так и не увидели.
Возвращайтесь! приказал капитан. Не хватало, чтоб ещё и вы сгинули!
Возвращаясь, я убил на шее комара. Вернулись, значит? Ну-ну
Я рассказал Синюхину, как было дело.
Думаешь, шуралеи? спросил он.
А тут и думать не чего, они это.
И что теперь делать?
С точки зрения безопасности стоит поднять бойцов. Сейчас перебдеть, а поспать уже днём.
Андрей, у нас человек среди белого дня погиб. Можно сказать, у всех на виду. Точно также пытались днём отоспаться. Я считаю, что не поможет, ответил мне капитан.
Тут он прав, и Малёк ведь тоже не втихаря убежал, а у трёх человек на виду. И что? Как это поменяло ситуацию? Да никак.
Помаявшись ещё минут десять, лагерь улёгся. Мирона с Кондратом сменили трое драгунов. Кондрат пояснил им, чтобы не стеснялись, а по любому поводу звали меня и, если надо будили, потому что я тоже человек и тоже уснуть могу, но шуралеев гоняю добротно, поэтому и надо будить.