Нет, те двое встретились ему возле деревни, гораздо ниже по склону. После заката никто не подходит к шахте так близко.
Вам стоит быть осторожнее, сэр, заметил сержант Уиллард, когда Эшер, старательно обходя наиболее глубокие лужи грязи, направился к насыпи, ведущей к пещере. Именно в таких местах чаще всего обустраивают логова разбойники
Не владея ни китайским, ни немецким, солдаты пребывали в уверенности, что Эшер с Карлебахом ищут каких-то легендарных существ вроде гималайских йети, и Джеймс старательно подкармливал эту уверенность, отвечая на вопросы сержанта Уилларда по дороге.
А по запаху похоже, что внутри прячутся люди? спросил он.
Сержант задумчиво прищурился.
Одно можно сказать наверняка, сэр, пахнет весьма странно.
Уиллард не лгал. Здесь и впрямь не ощущалось запахов, характерных для людского лагеря: экскрементов, дыма от костра тот бы точно долетал до самого выхода, даже если бы кострище находилось глубоко в пещерах, и совершенно точно не было ни единого свидетельства, что где-то поблизости проходили лошади. Из шахты тянуло чем-то иным, и от этого запаха у Эшера по спине бегали мурашки.
Они поднялись по насыпи. В земле виднелись канавки когда-то здесь была колея для вагонеток, но железные рельсы и деревянные шпалы давно растащили запасливые крестьяне.
В верхней пещере царил сероватый сумрак; такой рассеянный свет и схожая высота сводов напомнили Эшеру о часовне в Вичфорде городе, где жил его отец. В одном конце пещеры виднелись два узких прохода в тоннели судя по всему, уголь здесь добывали по старинке, кирками, и выносили наверх в корзинах на собственных плечах. А в другом конце пол просел, и на дне образовавшейся ямы угадывалась скопившаяся вода.
Забрав у сержанта Уилларда фонарь, Эшер зажёг его и подошёл к ближайшему тоннелю; чтобы пробраться туда, ему с его ростом в шесть футов пришлось бы наклонить голову и протискиваться боком.
Серые крысы, вспугнутые светом, разбежались по тёмным углам. Их крошечные глазки поблёскивали в темноте, как угольки.
Запах здесь ощущался сильнее, вызывая дурноту. Эшер почувствовал, как у него заколотилось сердце. Карлебах подошёл ближе, сжимая рукоять дробовика более здоровой рукой, пристроив дуло на запястье другой.
Да, прошептал старик. Они здесь.
Полтора года назад Эшер вместе с Исидро колесили по восточным окраинам Европы, собирая любые доступные крохи информации, расспрашивая немёртвых в Берлине, Аугсбурге, Праге и Варшаве о том, не слышали ли они о вампирах, неожиданно начинавших мутировать, о вампирах, не входящих в ту или иную ячейку и не придерживающихся никаких правил в охоте. Об Иных Джеймсу довелось услышать только в Праге; но и этих слухов на тот момент хватило, чтобы понять, что Иные вовсе не те существа, за которыми он охотился.
Теперь же, глядя в бескрайнюю тьму тоннеля, Эшер жалел о том, что некоторые вопросы Исидро тогда так и не задал своим собратьям-немёртвым.
Он уже открыл рот, чтобы обратить внимание на странный эффект от запаха, но осёкся, заметив лицо Карлебаха, полное напряжённого отчаяния старый профессор как будто изо всех сил пытался увидеть что-то в темноте за пределами круга света от лампы. Губы старика, прячущиеся под пышными усами, сжались в тонкую линию. Эшер заметил, что Карлебах дрожит.
«Полтора года назад он был вполне доволен жизнью в Праге и с энтузиазмом продолжал изучать секреты этих древних улиц, даже зная о том, что по ним бродят вампиры
Так что же изменилось?»
Одной лишь новости о том, что вампиры существуют и на другом конце света, вряд ли хватило бы, чтобы превратить старика из профессора в охотника. И тем не менее, когда Эшер ответил на его первое письмо отказом, Карлебах собрал вещи, оставил дом, в котором родился и прожил всю свою долгую жизнь, и отправился сначала в Англию, а затем в Китай.
Почему?
Почему именно сейчас?
Что он такого узнал, о чём не стал рассказывать?
В темноте что-то зашевелилось. Угольков-глаз прибавилось пол тоннеля уже буквально кишел крысами. Эшер заметил, что в верхней пещере стало слегка темнее солнце скрылось за горными пиками.
Полагаю, на сегодня мы увидели достаточно, проговорил Джеймс, и Карлебах вздрогнул, как от выстрела. Мы выяснили, где находится шахта, и убедились, что в ней обитают те самые твари, которые встречались вам в Праге.
Да, не сразу откликнулся Карлебах. Да, безусловно, ты прав
Мы не знаем, сколько их тут и как глубоко в шахте они прячутся и в какой конкретно момент после заката пробуждаются от спячки.
Карлебах кивнул. На секунду Эшеру почудилось, словно профессор хотел сказать что-то ещё, но вместо этого отвёл взгляд и пробормотал:
Всё верно. Нам лучше нам лучше уйти.
Он вёл себя так, словно, проехав полмира и добравшись до нужной точки, совершенно не знал куда двигаться дальше.
И что делать.
И зачем он вообще сюда приехал.
Странно
Они вместе вернулись к зеву пещеры, где в лучах закатного солнца их дожидались остальные члены поискового отряда сержант Уиллард и рядовой Барклай, Ляо Хэ со своей собакой и доктор Бауэр. По пути Карлебах дважды остановился, оглядываясь в темноту тоннеля.
И Эшер всякий раз гадал, что он пытается там разглядеть.
Глава шестая
Это место зовётся храмом Бесконечной Гармонии, как и большинство русских дам из благородных семей, баронесса Татьяна Дроздова свободно изъяснялась на французском, так что беседовала с Лидией на этом языке и на нём же обращалась к трём «мальчикам»-рикшам, добрых две мили тащившим всю её компанию от Посольского квартала бодрым шагом. Выбравшись из повозки, баронесса расплатилась и властно указала пальцем на утоптанную грязь переулка:
Ждать здесь, всем троим, «мальчику», выслушивающему указания баронессы, по наблюдениям Лидии, было как минимум шестьдесят он был достаточно стар, чтобы сгодиться госпоже Дроздовой в отцы, и уж точно слишком стар, чтобы таскать дородных русских дам по закоулкам Пекина. Десять центов.
Десять центов всем троим, седоволосый рикша указал сначала на себя, а затем на двоих ребят помоложе, дотащивших повозки Лидии и молоденькой большеглазой сеньоры Джаннини жены ещё одного дипломата, а также двух широкоплечих русских телохранителей баронессы до самого начала Шёлкового переулка, уходящего вправо. Десять центов, десять центов.
«Судя по всему, подумалось Лидии, старик имеет в виду, что за время простоя, пока три благородные леди будут осматривать храм, нужно заплатить по десять центов каждому из рикш».
Десять центов, десять центов, охотно согласилась баронесса. Она почти не говорила по-английски, но, судя по всему, неплохо понимала пиджин[24] основной язык общения всех слуг и рикш в городе. Конечно же, они тут же убегут, если кто-то предложит им одиннадцать, добавила баронесса, переходя на французский, и поправила вуаль на плоской старомодной шляпке. Но в Шёлковом переулке рикши встречаются на каждом углу, так что мы ничего не потеряем.
Прошлым утром за чашечкой чая сэр Джон Джордан пообещал Лидии организовать прогулку по городу в компании кого-нибудь из старших дам из местного европейского круга. Обычно новоприбывших брала под своё крыло леди Эддингтон, старшая из женщин Британского квартала, но сейчас, убитая горем, она не могла уделять никому внимания. Однако полтора года назад, во время поездки в Петербург, Лидия познакомилась с кузиной баронессы Дроздовой, а уж та никому не собиралась уступать своё священное право досыта накормить любого гостя впечатлениями. Когда Лидия осторожно поинтересовалась, не сможет ли сэр Джон каким-то образом добыть приглашение и для сеньоры Джаннини, тот улыбнулся привычной лениво-интеллигентной улыбкой и ответил: «Положитесь на меня, мадам».
Паола Джаннини как раз и обнаружила тело Холли Эддингтон в тот злополучный вечер именно на её крик сбежались остальные гости. Однако, пообщавшись с баронессой, Лидия заподозрила, что сэр Джон, судя по всему, решил, что миссис Эшер уже наслышана о характере этой женщины и поэтому пожелала взять в компанию кого-то ещё, чтобы легче переносить её общество.
Вооружившись путеводителем, баронесса уверенно направилась во внутренний двор храма через резные ворота, покрытые облупившимся зелёным лаком.
Сейчас вы увидите стоечно-балочные потолочные конструкции, властно заявила она, основное здание называется «чэньфань» и неизменно располагается окнами на юг здесь находятся самые роскошные помещения всего комплекса.
За время пути из Саутгемптона Джеймс описывал жене Пекин как дебри зданий и переулков, похожие на коробки-головоломки, нагромождённые друг на друга. Без очков те бы непременно и бесповоротно испортили всё впечатление от роскошного ансамбля из платья и шляпки в тёмно-зелёных и лавандовых тонах Лидия видела вокруг пугающий лабиринт из серых закоулков, ярких и грязных вывесок над лавками, залитый ярким, слепящим солнцем, полный самых невероятных звуков и запахов. В мешанине высоких надвратных башен и узких, как кошачьи лазы, хутунов, переплетающихся с широкими прямыми парадными улицами, наводнёнными людьми, повозками и скотом, нельзя было не то что отыскать путь, а и вовсе понять, где ты находишься.
Все рикши работали на хозяев своих повозок так рассказывала Паола, пока возницы тащили всю компанию по улице, лавируя между телегами, носильщиками, продавцами сладостей, уборщиками нечистот и пожилыми мужчинами, разносящими клетки с птицами. В этом смысле рикши походили на лондонских извозчиков: чаще всего они ночевали в том же сарае, где стояли повозки, и в большинстве случаев находились в кабальной зависимости от своих хозяев за какие-то иные блага. Такая форма заработка уходила корнями в криминальное подполье, где заправляли ростовщики и владельцы борделей, а также те, кто нелегально приобретал оружие у армии и перепродавал Гоминьдану.
Поэтому, как вы понимаете, с нами едут телохранители, итальянка махнула рукой за плечо, где в третьей рикше ехали Корсиков и Меншиков, могучие усатые казаки, словно сошедшие со страниц «Баллады об Иване Скавинском-Скаваре»[25]. Сказать по правде, за время пребывания в Китае у меня ни разу не возникало ни малейших неприятностей президент республики весьма дорожит дружбой с европейскими державами, однако я всё равно не рискнула бы отправиться в город без сопровождения.
Паола говорила по-французски также как баронесса и все остальные обитатели Посольского квартала, кроме разве что американцев, которым, по мнению Лидии, и английский-то давался с трудом.
Миссис Эшер повертела головой, рассматривая серые стены хутунов, открытые ворота, за которыми виднелись дворики, полные играющей ребятни и развешанного белья, и тщетно попыталась понять, где они находятся. То там, то тут из-за стен выглядывала какая-нибудь симпатичная крыша, выложенная ярко-красной или зелёной черепицей и отделанная золотом, но стоило завернуть за какой-нибудь очередной угол и ориентир мгновенно терялся из виду.
И Паола, и баронесса предупреждали Лидию о царящей в переулках вони, но здесь пахло отнюдь не так скверно, как в Константинополе.
Впрочем, по мнению Лидии, ничто не могло сравниться с запахами Константинополя.
Храмовый дворик оказался маленьким и тесным, загромождённым голубятнями и каменными садками для рыб. Однако здесь царило удивительное спокойствие словно шумные городские улицы остались где-то далеко-далеко.
Во дворе возвышалась пара древних вязов, а возле одного из боковых строений обнаружился молодой монах в коричневом облачении, неуклюже подметающий утоптанную землю. Двойная крыша основного здания сплошь заросла зеленью, придавая ему вид угрюмый и запущенный. На ветхих ступенях дремал палевый пёс, а в проёме виднелся суровый лик, взиравший на входящих из ниши в дальней стене в окружении вышитых знамён, бумажных фонариков и мисок с подношениями конфетами, фруктами, засахаренными арбузными семечками, кунжутными шариками и рисом.
Это Гуань Юй[26], бог войны, пояснила баронесса. По словам сэра Джона, этот человек существовал на самом деле. Забавно, что они превратили живого генерала в божество! Это всё равно что построить храм Наполеона и проводить службы в его честь. Впрочем, во французском посольстве наверняка найдётся парочка-другая идиотов, которые заняты именно этим
Вероятно, он снискал великую славу, Лидия вгляделась в ярко-алое лицо с огромными глазами, таращащимися из-под густых чёрных бровей. Запах благовоний немилосердно бил в ноздри.
А это Гуаньинь, богиня милосердия, Паола указала на восточную стену, где во второй нише на затейливом, похожем на цветок лотоса постаменте, возвышалась статуя женщины в струящемся одеянии. Даже издали было заметно, что на лице статуи отражается безмятежная красота, свойственная тому, кто прозревает будущее далеко наперёд и твёрдо знает, что всё будет хорошо. Говорят, что Гуаньинь была принцессой, достигшей нирваны через медитации и благодеяния, однако за миг до того, как она перешагнула порог Небесных врат, за её спиной раздался плач ребёнка во тьме мира людского и Гуаньинь вернулась обратно. Паола перекрестилась. В сумраке храма чёрная ленточка-чокер на шее итальянки подчёркивала черноту волос и бледность кожи лица, похожего на лик Мадонны на картинах её соотечественников. Лидия отметила, что сеньора Джаннини, похоже, на пару-тройку лет моложе её самой и к тому же отличается мягкостью обращения хотя, возможно, такой она казалась на фоне госпожи Дроздовой. Мне нравится думать, что в образе Гуаньинь они почитают Святую Деву
Ага, вы полюбуйтесь, кому ещё они молятся, и сразу поймёте, что происходит у них в головах, баронесса подошла ближе. В потрёпанной меховой накидке эта грузная женщина казалась ещё толще. Указав рукой на ряд ниш на третьей стене, где висело сразу десять изображений, госпожа Дроздова провозгласила:
Узрите Владыку Ада и Князей, что управляют всеми десятью уровнями, ведут записи, назначают наказания, поддерживают порядок, надзирают за работниками и любыми перемещениями, вот что. Можно сказать, всё как в России хотя в России, конечно, в этой конторе царил бы невероятный бардак, и уж точно так, как в Китае, добавила она задумчиво. Представьте себе народ, который верит, что и в посмертии всё поделено на управы, где властвует бюрократия. У них и на Небесах точно такое же административное деление.
С этими словами она направилась прочь на этот раз к маленькой двери, ведущей в следующий храмовый дворик. Паола снова отвернулась к статуе Гуаньинь, и Лидия, улучив момент, вытащила из серебряного футляра очки и водрузила их на нос, чтобы получше разглядеть десятерых жутких чиновников, взиравших на неё из тёмных ниш: выпученные глаза, оскаленные клыки, одежды, развевающиеся на раскалённом ветру, дующем за гранью мира людского. Князья Ада. Двое из них изображались среди гибнущих душ, корчащихся вокруг или придавленных безжалостной чиновничьей ногой.
Шуршание креповой ткани и сладкий аромат парфюма от «Риго» заставили Лидию поспешно снять очки и обернуться.
А они сортируют грешников по способу совершения греха, как у Данте? спросила она.
Между тонких бровей сеньоры Джаннини промелькнула морщинка.