И тварь, которой он стал, желала бы избавиться от давления.
Ирграм же заставил её ли, себя ли, то, чем он стал, отойти от разлома.
Снова коридор, на сей раз узкий. И двери остатки, от этих уцелела лишь рама, а вот металл осыпался. Энергия была неприятна.
И все же
Она проходила сквозь тело, чтобы, коснувшись пластины, впитаться в нее. Ирграм заворчал и пошел дальше.
Лестница.
Вниз.
И эта не двинулась с места, когда Ирграм ступил на нее. Зато ступенька провалилась и рассыпалась. Будь он человеком, рухнул бы в разлом, в черноту. Но человеком он уже не был, а потому тело снова изменило форму. Спускаться пришлось по краю, где под слоем металла уцелел камень.
Медленно.
И зуд сменился болью, сперва слабой, но с каждым шагом все более ощутимой. Впрочем, Ирграм добрался до подножия лестницы и снова задумался. Идти дальше?
Зачем?
Он теперь ясно воспринимал энергетические потоки, поднимавшиеся из-под земли. Более того, глаза его, перестроившись снова, теперь видели эту энергию, она висела в воздухе плотным покрывалом.
Вернуться?
Найти другой путь?
Или все-таки он вытащил пластину, отметив, что та тоже источает свет. А еще пульсирует, явно в собственном, кем-то когда-то заложенном ритме. И поглощает силу. Если так, то
Ирграм уплотнил тело.
Потом еще.
Пусть оно теперь походило на огромный шар, зато поверхность этого шара была покрыта тонким слоем каменной пыли, которую тело поглотило. И эта пыль как-то защищала от энергии.
Хотя
Ирграм покатился дальше.
Узкий коридор.
Снова остатки двери.
И лестница, благо, не металлическая. Шару по ступеням катиться было неприятно, пусть нервные волокна и отсутствовали, но тело каким-то образом воспринимало выступы и ступени. Ирграм бы поморщился, если бы было чем
Очередной коридор.
И давление чужой энергии усиливается. А вот пластина внутри отзывается на эту силу своей. Она вспыхивает и гаснет в причудливом ритме, который постепенно выравнивается. Да и вовсе есть в этом ритме что-то донельзя знакомое.
Биение сердца?
Снова коридор.
И дверь. На сей раз каменная, если уцелела. впрочем, дверь приоткрыта, не так, чтобы совсем, но щели хватит, чтобы протиснуться.
Ирграм и протискивается.
Пещера?
Скорее подземный зал. Огромный. Куда больше всех, прежде им виденных. Пожалуй, даже в башнях магов, в подземельях не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы подобное.
Потолок высокий, и его не видно во тьме, которую развеивает синеватый зыбки свет, исходящий от воды.
Пещера заполнена водой, такой вот плотной.
Тяжелой.
И эта вода источала энергию.
Ирграм остановился. Тело его еще держалось хотя если мысль показалась удачной, и Ирграм подвинул пластину к краю плоти. И вторую в сторону. Потом потянул из них силовые нити, сплетая их в сеть.
Да, так легче.
Определенно.
Сила все еще проникала внутрь Ирграма, но уже хотя бы не причиняла боли. А зуд он как-нибудь потерпит. Тело вновь перестраивалось, причем, как показалось, куда более стремительно, чем прежде.
Несколько мгновений он просто терпел, но затем ощутил, как зуд успокаивается.
Отступает.
А затем и вовсе эта, чуждая, энергия перестает восприниматься чуждой. Более того, теперь она, пробиваясь сквозь заслон, наполняет тело, усиливает его. Ирграм зажмурился от удовольствия.
Голод, появившийся было вновь, отступил.
И затянулись слабые, неощутимые прежде, но все же вполне реальные раны. В какой-то момент силы стало так много, что тело насытилось и даже пересытилось ею. Энергия начала распирать изнутри. И главное, что Ирграм даже не сразу осознал опасность.
А осознав, дернулся, едва не утратив контроль над телом.
Точнее почти утратив.
Он попытался сдвинуться, но обнаружил, что не способен и шевельнуться. Тело же содрогнулось раз, другой. Части его потянулись друг другу, пытаясь сцепиться в плотный шар, но переполнявшая сила мешала. Она раздирала Ирграма изнутри.
И главное, что продолжала прибывать.
Больше.
И
И он заставил себя успокоиться. Думать. Надо думать. Он пока еще способен, хотя, кажется, животные инстинкты берут верх и разум угасает, если Ирграм очутился в нынешнем положении. Надо успокоиться.
Думать.
Да, думать.
Он может энергия. Слишком много? он не способен управлять или способен? Переориентировать энергию в часть тела, пожертвовав этой частью. А затем
Потоки получилось перехватить не сразу, как и направить. Ирграм в какой-то момент почти поверил, что ничего-то не выйдет, но нет, стоило действовать не извне, а через тело, часть которого охотно начала поглощать силу.
Теперь разделение.
Болезненное, но ничего. Он справился.
Правда, в момент, когда перемычка между двумя частями тела истончилась, Ирграм испытал не просто страх ужас, но он сменился болью разрыва.
И сознание отключилось.
Глава 8
Винченцо
Он уснул.
Он не собирался спать, на самом деле. Это было на редкость неразумно.
Незнакомое место.
Чуждое место.
Место, наверняка, способное на многое он ведь и сам видел, что способное. Алеф вот явно потратил бы время на то, чтобы изучить возможности. А Винченцо
Винченцо просто-напросто уснул.
Усталость?
Или она и позабытое расслабляющее ощущение чистоты. Кровать он просто прилег, исключительно проверить, так ли мягка кровать, как выглядит.
Да и
Он-то чистый, а одежда грязная. И сама мысль о том, чтобы натянуть эти лохмотья вызывала отторжение. И он прилег.
И уснул.
И провалился. Мир знакомый. То самое нигде с зеленоватыми колоннами. Миара
Тоже уснул? поинтересовалась сестрица. Оденься, что ли
Даже во сне чувство неловкости было острым.
Не переживай, братец это на самом деле ерунда.
А что не ерунда?
Одежда появилась. Стоило подумать о ней, и вот она. Старые заношенные едва ли не до дыр штаны. И рубашка, та самая, с надорванным воротничком, в которой Винченцо любил тренироваться. Почему-то именно в этой. И наверняка привязанность его к рубашке имела смысл. Какой?
Какой-то.
Не знаю, на Миаре было простое платье из тех, что она одевала в лабораторию. И волосы она заплела в тугую косу, не став украшать прическу ни лентами, ни драгоценными заколками. Здесь, в нигде, исчезли оспины и мелкие шрамы. И стала она моложе, как будто вытянув себя, прошлую. Я уже ничего не знаю.
Это мир духов? Верно? И ты, выходит
Я устала, Вин я так устала, а здесь хорошо, она огляделась и потянулась к туману, что клубился под ногами. Спокойно как дома. Причем в том доме, которого у меня никогда и не было.
Туман приклеился к пальцам.
Надеюсь, ты не скажешь, что готова остаться здесь?
Не скажу хотя, конечно, почему бы и нет? В конце концов
Это мир иллюзий.
Не уверена. Смотри.
Легкое прикосновение. И боль.
Ты мне щеку разодрала, Винченцо посмотрел на руки. Кровь была неестественно-яркой.
Да. И ты почувствовал боль, верно? А значит, это не сон.
Мир духов?
Карраго еще тот засранец, но он неплохо учит. Когда хочет действительно учить теперь я понимаю многое понимаю. И только одно интересно, отец знал? Или и вправду думал, что меня так воспитывают? Хотя наверное, о чем-то догадывался. Должен был. Но решил, как обычно, что я справлюсь. Или нет. Это ведь не так важно в любом случае все будет на пользу рода. Так вот Карраго сказал, что одни болезни у разных народов называют по-разному. И не потому, что кто-то глупый нет просто
Разные языки?
Кровь с пальцев впиталась в кожу.
И понимание. Я вижу нарушение энергетической структуры, дестабилизацию а кто-то другой злых духов, которые тянут из больного силы. Разницы нет, как назвать. И это место мир древних, мир духов это ведь не важно. Важно, что в этом мире я многое могу.
Она подула и туман, повинуясь дыханию её или же молчаливому приказу, потянулся к Миаре. А потом вдруг стал
Местом?
Окном в место?
Идем? она протянула руку. Это не страшно. Я знаю, как нас вернуть.
Ты уже
Конечно, глупый наивный братец. Я уже ходила. Я даже научилась их вызывать. Здесь столько всего спрятано! Ты не представляешь!
Винченцо действительно не представлял.
Шаг.
И солнце. Трава зеленая. Кусты какие-то место? Что это за место? Запах цветов. Бабочки опять же порхают. Бабочки слетаются к Миаре, садятся на волосы её, на руки.
Мгновенье, и вся она оказывается облеплена бабочками.
Могу на птичек поменять, она поднимает руки, и бабочки взлетают.
Треклятая темная туча из бабочек.
Не надо, Винченцо представил вместо бабочек птиц и содрогнулся. Ну его Что это за место?
Я его создала! сказала Миара с гордостью. Я тут могу создавать смотри!
Взмах руки и вырастает дерево. Массивное такое, приземистое с разлапистой кроной.
Видишь?
Вижу, Винченцо подошел к дереву и потрогал. Наощупь оно казалось вполне материальным. Под пальцами была плотная слегка влажноватая кора. И трещинки в ней имелись, и даже налет лишайника, в эти трещины забившийся.
Наверное, если присмотреться, он и комаров с мошками увидит. Или кто там в деревьях водится.
А еще вот
С ветки упали качели, на которые Миара села и, оттолкнувшись ногой, капризно потребовала:
Покатай
Цепь даже чуть поскрипывала. И краска на нее легла неровно, и ощущение возникло, что качели эти были здесь всегда. Винченцо толкнул раз и другой
Я поняла, что он хотел сказать! Миара вытянула ноги, и платье на ней сменилось другим, каким-то полупрозрачным, летящим. Про игру! Про то, что можно стать, кем хочешь и играть.
Это все не настоящее.
Это выглядит, как настоящее!
Нет, Винченцо поймал ощущение. Точнее именно в этом и проблема, оно выглядит, как настоящее, только не совсем. Извини. Я никогда не умел объяснить толком. Это как будто
Цепь уже ощущалась гладкой, да и запах цветов поблек, правда, стоило подумать, и он сразу усилился, сделавшись резче, неприятней.
Ты ведь пробовала зелье? Туманное?
Прикушенная губа.
А ты когда успел? вопрос, который раньше Миара бы не задала.
Успел мы все в свое время, думаю помнишь, с зельем мир становится лучше? Много-много лучше. Ярче. Нарядней. И такой веселый прям как этот.
Только зелье вызывает привыкание.
А это место нет?
Ты не понимаешь! она спрыгнула, и качели исчезли, как и дерево, и треклятые бабочки, все еще порхавшие вокруг. Но хотя бы садиться на Винченцо они не рисковали. Это это все не имеет значения! Знаешь, почему? Потому что здесь безопасно! Это единственное место, в котором безопасно потому что оно целиком и полностью принадлежит мне!
Душе, возразил Винченцо. А тело твое? Что будет с ним? И что станет с твоей душой, если тело умрет там? Ты не знаешь? И я не знаю. И никто, думаю, тоже не знает.
Упрямо сжатые губы.
Здесь хорошо, я не спорю и ты действительно можешь сделать, если не все, то многое этот мир принадлежит тебе. Личный. Собственный. В пользование.
Не он один.
Не он, пусть так, Винченцо протянул руку. Пойдем.
Куда?
Исследовать или ты дальше не заглядывала? Что там, за полем? Лес?
Не знаю. Я еще не придумала. Но я могу сделать город! И людей точнее они будут похожи на людей, но проще, что ли такие глупые! Я уже пыталась!
И спрашивать не стоит, когда она только успела.
Успела.
Потому что они не люди, Винченцо окончательно все понял. Смотри ты можешь создать бабочек, которые послушны тебе. Птичек. Рыбок. Не знаю зеленых гусениц?
Зачем мне гусеницы?
И город, и людей только все они будут вести себя одинаково. Потому что они ненастоящие. Если даже эта трава дерево вон. Весь лес, если даже они выглядят настоящими, то еще не значит, что они таковыми являются! И это все вокруг он развел руки, повернулся. Все оно иллюзия. Совершенная. Настолько, что дух захватывает. Но от этого она не перестает быть иллюзией. И привыкнуть к ней можно и мир делать ярче, без дурмана и зелья, только
Иллюзией останется?
Да.
А Древние?
Что?
Древние же зачем-то это все сделали то, что создает миры и иллюзии. Ради игры, да?
Может. Или все сложнее что бы создал Алеф?
Лабораторию, слабо улыбнулась Миара. А старшенький наш собственную башню. Неприступную-неприступную. И войска големов. Еще жен идеальных.
Винченцо фыркнул.
Причем интеллект птичек у этих жен скорее был бы достоинством но да она задумалась и, наклонившись, коснулась травы. Только он бы всегда побеждал. Всегда и всех. А у Алефа получалось бы подтвердить самую безумную теорию. Или не одну её? Все его опыты, все проекты у него все бы получалось именно так, как задумано. Только ведь не по-настоящему.
Именно.
Думаешь
Думаю, какие-то исследования можно было проводить. Особенно, если теоретические изыскания в максимально комфортных условиях. А в остальном если любой человек мог создать свой маленький идеальный мирок
То многие отказались бы покидать их.
Со временем, думаю. Когда бы забыли, что этот мир не настоящий. А до того мы здесь вдвоем. А Древних было больше. Много больше и если так, то это вот все
Небо ясное.
Солнце.
Не жарко и не холодно. Ветерок прохладный, но не настолько, чтобы это было неприятно, скорее наоборот.
Они перестали возвращаться туда, да? Миара указала на окно, которое раскрылось над травой. А потом
Потом оказались запертыми здесь. Что-то произошло что-то такое, после чего они не смогли вернуться и тогда физические тела погибли.
А души не сумели выбраться? Или
Или до сих пор заперты где-то здесь. Те люди, помнишь? Которых ты вызывала. Ты пробовала их позвать снова?
Нет, Миара покачала головой и задумалась. Здесь не выйдет. Надо возвращаться. Но знаешь, с дурманом было проще. Я знала, что это за гадость и что она делает с разумом. А здесь здесь просто хорошо.
Шаг.
И мир закрывается.
Миара протягивает руку.
Здесь много окон правда, не все доступны для изменений. Там ограничения но я разберусь. Еще бы наставника найти.
Она помолчала и добавила:
Нормального.
Карраго
Скоро умрет.
Окно открылось.
За ним пустота. Чернота.
В первый раз там тоже так было, Миару чернота с пустотой не пугали, как и тот факт, что под ногами не ощущалось земли. И это изрядно мешало сосредоточиться.
Уверена? Что Карраго слово «умрет» Винченцо не заставил себя произнести.
Плохая примета, говорить о чужой смерти.
И кажется, он становится суеверен, как простолюдин.
Он неплохо держится, но сила уходит. Его тонкое тело все нарушено? Разрушено? Не знаю, как правильно. И мне даже немного жаль.
Тебе?
Взмах руки.
И пустота обретает плотность, превращаясь в землю. А темнота отступает. Небо здесь синее, яркое. И солнце желтым шаром.
Трава
Видишь? Миара вздыхает. Все одинаковое я пыталась. Могу замок поставить. Могу морской берег. Что-то еще, но все одинаковое по сути. Это бесит!
Небо чуть потемнело, намекая на грядущую грозу.
А Карраго знаешь, когда я полагала его конченным угребком, было легче воспринимать. Просто держи в голове, что он сволочь, и никаких проблем.
А теперь он не сволочь?
Сволочь, чуть подумав, ответила Миара. Еще какая но теперь я его понимаю. Более того наверное, в похожей ситуации я бы поступила также. Он ведь мне намекал, что готов помочь спасти если я решусь уйти от отца, то он, так и быть, пригреет меня, никчемную, пристроит к делу. Но я его боялась до одурения. Он сам себя переиграл. Переборщил с воздействием.
Она повела плечами.
А небо посветлело. И стабилизировалось? Пожалуй. Чем дольше Винченцо находился в этом месте, тем острее ощущал его искусственность. В прошлый раз такого не было.
Искажается восприятие?
Или наоборот, становится нормальным? И позволяет отличить ложь от истины.
Теперь он учит по-настоящему. Делится тем, что знает. Тоже чувствует, что немного осталось. А знает он много. И я вот думаю, а если его сюда привести?
Как?
Понятия пока не имею но ведь как-то же можно! Древние так приходили