Все-таки она не настолько умна, как полагает. Ей бы остаться во дворце, или хотя бы держаться скромнее, играя покорность.
А спустя неделю начались первые вспышки. И стало очевидно, что система противометеоритного купола тоже не работает я пытался активировать её, но оказалось, что в носителях почти не осталось энергии. А это означало, что система не просто коллапсировала, нет. Уничтожено все. Энергетические генераторы остановились, а с ними и все-то, что пило эту энергию
Небеса
Небеса остались как раз-то. И все то, что с них сыпалось. Тогда мой город уцелел чудом и запасами, имевшимися в наличии. Синтезаторы тоже прекратили работу, но запасов хватило. Да и популяция была невелика.
К воротам удалось пробиться, пусть и с трудом.
Тогда возникли первые разногласия. Изначально я был подчиненным элементом, призванным облегчить управление городом. Моя задача помогать. Поддерживать. Защищать. И подчиняться людям. Люди же оказались совершенно не готовы к происходящему. Остатки энергии из хранилища я направил на локальные щиты, которые хоть как-то были способны защитить поселение. И соответственно, приходилось забирать эту энергию у жилищ. И людей. И машин. Я отключил криоконсервацию, заполнив находившиеся в стазисе тела копиями доступных мне сознаний. Все равно цифровые носители не стали бы работать без энергии. А популяции для выживания необходим максимально высокий уровень генетической разнородности. А вот хранилище генетического материала погибло оно забирало много энергии, а согласно аналитической справке
Стражи у ворот не было.
Люди, пробившись сквозь створки, растягивались по дороге, они спешили достичь мерцающего края купола, в этом лишь видя свое спасение.
Нам повезло в тот раз нас затронуло краем. И все были слишком шокированы произошедшим, чтобы осознавать, сколь реальна стала опасность. До того смерть физического носителя не являлась конечной. И люди к этому привыкли. В случае гибели, сознание возвращалась в хранилище, пусть и с частичной потерей памяти, если человек пренебрегал функцией резервного копирования. А тут смерть вернулась.
Господин, гигант появился рядом. Надо бы вспомнить его имя. Я говорил с ними.
И почему они уходят?
Боятся, господин.
Чего? Я поднял щит получилось сказать почти уверенно. И защитил их от гнева богов чего же им бояться?
Того, что щит этот держится не сам собой. Они боятся, что их принесут в жертву, господин, и в глазах гиганта виделся вопрос. Что они будут держать этот щит своей кровью и своими жизнями. Они не хотят так, господин
И придержал лошадь, словно боясь услышать ответ.
Люди, вздохнул Верховный.
Люди, подтвердила Маска.
Вереница беженцев растянулась тонкой полосой. Здесь уже не приходилось пробиваться, наоборот, люди сами спешили сойти с дороги.
Безумцы.
В городе безопасно пока. С другой стороны не покидала мысль, что это хорошо, что людей в Благословенном городе и без того много, что, чем меньше их останется, тем легче будет сладить с этими, оставшимися. И может, оттого Владыка Копий велен не мешать уходящим?
Спросить бы
Потом. Если Верховный вернется.
Первые годы мы учились жить.
Мы?
И я тоже. Я осознал себя не частью системы, но отдельно существующей личностью, которая даже получила физическое воплощение. Это многое позволило понять лучше понять, нежели прежде.
Душа обрела плоть?
Впрочем, Верховный сомневался, есть ли у Маски душа. И будет ли копия души, как он признал сам, являться новой душой? Либо же так и останется тенью? Способна ли тень бога сама стать богом?
Философские вопросы. Их бы мыслителям.
Далее то, что происходило, можно было назвать процессом естественной деградации социума.
Прости
Снова не понимаешь?
Да.
Те, кто пришел в тот мир, знали многое, но их знания в какой-то мере оказались бесполезны. И потому дети их не восприняли эти знания. Что-то выучили, что-то запомнили. Но внуки запомнили еще меньше. А правнуки еще общество скатывалось к примитивным формам, которые, как ни странно, в данных условиях обладали большим потенциалом выживания.
Верховному показалось, что его снова оскорбили.
Показалось.
Обучающие программы отключились еще в первый год я надеялся, что при возобновлении подачи энергии получится их запустить, но подачу возобновить не удалось. Добавь череду смертей. Люди, привыкшие к тому, что физическая гибель не равна конечной, были беспечны. В первый год мы потеряли почти треть. Большей частью тех, кто был наиболее стар и опытен. А в силу возраста обладал большей инерционностью сознания. Остались молодые, сумевшие приспособиться к новым условиям я пытался помогать. Но большая часть статичной информации хранилась вне моей локальной памяти, но в общих базах. И отрезанный от них, я оказался столь же беспомощен. Впрочем, я хотя бы не забывал.
И вы жили?
Жили. Выживали. Учились наново. Возделывать землю и выращивать растения без контроль-установок. Разводить животных. Ловить рыбу всему тому, что человечество умело на заре своей цивилизации, а затем вычеркнуло из памяти за ненадобностью.
Край щита при приближении терялся, словно растворяясь в воздухе.
Что было дальше?
И что будет дальше?
Дальше ничего особенного. Следующий цикл я наблюдал за тем, как люди становятся тем кем вы стали ныне. Изменения неспешные, но ваша жизнь стала короче, а с ней и память. И она удивительным образом трансформировалась, менялась. Мне кажется, менялся и я. Но здесь взгляд субъективен и перенастройка, как и отсутствие точного понимания перечня утраченных элементов не позволяет точно указать количество и степень личностных изменений.
Ты был более жесток.
Жестокость эмоционально-значимый параметр. Субъективная жестокость может являться объективной необходимостью. Мне требовалось стабильное поступление энергии. В период выхода из метеоритно-энергетического потока интенсивность поля ослабевает, что создает проблемы с возобновлением. Добавь накопление ошибок реестра
И получится чудовище.
Но стоит ли о том говорить? О некоторых чудовищах лучше не упоминать вслух.
Однако ты не о том хотел знать
Барьер все же ощущался. Такой вот щекоткой. И кони зафырчали, не желая пересекать черту. Впрочем, стоило тронуть бока, и лошадка послушно двинулась вперед.
Неприятно.
Будто будто иглы в кожу загнали. Впрочем, ощущение было мимолетным.
Совсем слабый пробормотала Маска.
А Верховный подумал, что настолько привык к этому голосу в голове, что беседа эта нисколько не смущает.
А потом?
Потом я пытался восстановить систему. Хоть как-то как-то даже получилось. Мне удалось найти альтернативный источник энергии что-то глобально изменилось в энергетическом поле планеты, после чего смерть разумного существа стала приводить к выбросу энергии, которую люди научились собирать. И накапливать.
Камни.
Те самые камни, столь ценимые магами? И алтарь на пирамиде? И что-то еще?
Я добрался до хранилищ и активировал некоторые элементы. Выяснилось, что центральная система недоступна, но периферия вполне функционирует. В плане наблюдения. Тогда удалось собрать информацию о нашей части континента. Найти остатки двух других поселений, не справившихся с кризисом. Снять показания со спутников, благо, они обладали собственными автономными системами питания, как и промежуточные базы. Я задействовал их мощности для прогноза. И понял, что вверенная мне популяция располагалась в весьма неудачном месте. Приближался следующий поток. И на южное полушарие согласно аналитическим выкладкам пришлось бы около семидесяти трех процентов от всего числа метеоритов. Тогда мной было принято решение уводить
Корабли
Часть глобального проекта реконструкции. Они были хорошо законсервированы куда сложнее оказалось достучаться до людей. Тогда
Ты стал святым?
Мне нельзя было вмешиваться напрямую. Ограничения работали. Функционально я не имел права возглавить людей. Но я сумел найти иной путь.
Внушил им, что ты бог?
Внушать не понадобилось. Примитивное мышление в принципе склонно упрощать и сводить сложные для восприятия явления к божественному вмешательству. Так что
Ты просто воспользовался.
Именно.
Верховный кивнул. А сам бы он? Не воспользовался бы? И не делает ли он то же, что сделало это существо давно. Очень давно.
И почему не стыдно?
Глава 7
Ирграм
Когда путь Ирграма преградила дверь, что было в принципе вполне закономерно, поскольку рано или поздно в этом, узком тоннеле, должно было встретиться препятствие, он не стал её ломать.
Он позволил телу рассыпаться, расползтись, обнимая стены и саму поверхность двери, изучая её, ощупывая, запоминая в каждой неровности, в каждой выемке её.
Металл?
Тот странный, столь любимый Древними за прочность и неподверженность времени. Теплый. Крепкий к неудовольствию Ирграма. И прилегала эта дверь тоже вплотную, так, что даже туманообразное тело не нашло сколь бы то внятной щели.
Плохо.
А еще и ручки не было.
И замка.
Ирграм даже усомнился, дверь ли перед собой видит, но все же решил, что именно её. К чему еще ставить стальную пластину посреди коридора, обрывая его тупиком.
Нет. Нужно было понять, как она открывается.
Ирграм заставил себя собраться.
Отступил.
И осмотрел дверь уже человеческими глазами. Затем изменил их, сделав более чувствительными ничего. Гладкая, что зеркало, поверхность.
Он в раздражении мотнул головой.
Ругнулся даже.
И вздохнул, велев себе успокоиться. Древние Древние имели вид человекообразный. Вспомнился вдруг тот скелет, найденный по дороге. Ирграм скопировал его, благо, достаточно было вытащить картинку из памяти, как тело послушно её подхватило.
Правда, стоять скелетом было неудобно. И он позволил костям обрасти плотью.
Да, стало лучше.
Определенно.
В этом виде он подошел к двери. Остановился перед ней. И дальше что? Протянул руку, как если бы ручка имелась. Вдруг она воплощается вот так, по запросу? Но ручки не было, зато часть стены изменила цвет, а после и засветилась. Окошко было квадратным и
Ирграм вытащил из себя карточку, которую сунул к этому окошку. То мигнуло. Щелкнуло и дверь бесшумно скользнула в сторону.
Надо же, какая полезная, оказывается, вещь. Хотя радовался Ирграм недолго, потому как спустя десяток шагов путь преградила вторая дверь.
Он снова создал образ.
И поднес карту к двери. Но теперь щелчка не раздалось, но на окне появился отпечаток руки, причем светящийся. Ирграм не стал раздумывать долго. Его ладонь коснулась отпечатка и он ощутил ожог. А где-то под потолком раздался протяжный ноющий звук, от которого тело снова рассыпалось туманом.
Проклятье
Дверь явно не собиралась открываться. И можно было бы, конечно, отступить, ведь имелись иные тоннели. Да и разумнее было бы пойти по ним, обойти, но
Возвращаться не хотелось.
Да и дверь эта
Что за ней прятали?
Хотя
Ирграм все же вернулся, причем первая дверь открылась, стоило к ней приблизиться. Следовательно, охранная система работает на вход, но не выход. Хорошо ли это?
Он нашел тело и, как умел, сгреб его в себя. А потом устроился там же, в закутке, позволяя себе расплавить кости и остатки иссохшей плоти. То, вбирая в себя Древнего, менялось.
Ирграм наблюдал.
Он откуда-то знал, что тело его способно принять любую форму, что оно уже пробовало, и в памяти хранило несколько обличий. Надо будет провести эксперименты. Кольнуло опасение, не вберет ли тело вместе с плотью и разум Древнего. И не случится ли так, что разум этот вытеснит самого Ирграма.
Но нет.
Растворение завершилось, пусть Ирграм и ощутил эхо недовольства. Кости были сухими и питательной ценности не представляли.
Зато представляли иную.
Преображение шло медленно, неуверенно как-то, будто костей не хватало. Но все же получилось. Ирграм коснулся головы, пробежался пальцами по лицу, жалея, что нет поблизости зеркала, и он не способен увидеть, как выглядели Древние.
Шаг.
Второй. Легкое покачивание. Неудобство, будто он, Ирграм, надел чужие тесные одежды. Но ощущение проходит, и тело стабилизируется окончательно. Оно, подчиняясь воле Ирграма, фактически становится этим вот, давно сгинувшим, Древним.
И первая дверь отворяется сразу.
Вторая стоит долго стоит. Руку приходится прикладывать трижды, поскольку первые несколько раз поверхность мигает и снова вспыхивает. Должно быть, за прошедшее время механизмы стали ошибаться. Но в конце концов, дверь медленно отворяется.
И Ирграм делает шаг.
Под ногой хрустят кости. Эти хрупки, почти полупрозрачны. Внутри сухо и воздух движется, он полон странных запахов, которые Ирграм поглощает всей поверхностью тела. И запахи тревожат.
Дверь закрывается.
А он позволяет плоти рассыпаться, расползтись по грудам костей. Те лежали кучками. Верно там, где люди а Ирграм все же пришел к выводу, что Древние были людьми умерли. Он перетек от одной кучки к другой. Остатки одежды кости.
Плоть иссохлась, но
Как знать, дозволено ли было тому, кем ныне стал Ирграм, пройти дальше? И вовсе, сколь велики были его полномочия? Что-то подсказывало, что не слишком.
Поэтому Ирграм вновь прошелся по костям.
Ни украшений, ни золота. ничего, что указывало бы на статус. Может, просто слуги? Тогда где искать хозяина? Да и верных слуг одаряют, чтобы всякому было видно их положение.
А тут как?
Он в раздражении отправился дальше, решив, что, если вновь встретит препятствие, то просто-напросто вернется.
И дверь была.
А еще дыра в центре её. Края вывернуло, металл оплавился, поплыл да и застыл потеками. Иргам замер. Что за кто способен сотворить такое?
Живое существо?
Нет, вряд ли скорее уж имел место выброс энергии, столь мощный, что и металл Древних не устоял пред ним.
Любопытство боролось с благоразумием.
И разумнее было бы отступить.
Но
Если выброс и был, то давно. Очень давно. А за прошедшие столетия любая энергия развеялась бы. Да и сама она вряд ли вредила живым, ведь тела не испепелило, не обратило в прах.
Значит
Он двинулся осторожно. Тело проползло в дыру, отметив, что металл не просто искорежило, сама структура его изменилась, ибо при малейшем прикосновении он осыпался.
Тихо.
С шелестом.
Но все же на той стороне дверь вовсе почти истлела, если так можно выразиться. Её поверхность пошла мелкими трещинами, кое-где просела, а то и вовсе расползлась своего рода промоинами. Ирграм, воплотившись в себя, коснулся одной. Так и есть, металл сыплется. Причем столь интенсивно, что чудовищную эту дверь, кажется, можно проткнуть пальцем.
Он и проткнул.
Потом сделал дырку выше. Ниже. Засмеялся. Почему-то осознание факта, что Ирграм вот так просто может делать дыры в металле, веселило несказанно. Впрочем, он весьма скоро взял себя в руки. Это явно не совсем нормально. По телу прокатилась дрожь. И Ирграм замер, сосредоточившись на ощущениях.
Здесь, за чертой, света почти не было.
Из полос на потолке уцелела одна и та какая-то прерывистая, да еще и светящиеся участки мерцали, скорее мешая восприятию пространства.
Узкий коридор.
И те же потеки на стенах. На одной металл почти ополз, на второй виднелись длинные поперечные полосы, словно удары огромных когтей.
Или плети?
Чего-то третьего?
Главное, что Ирграм ощутил покалывание? Щекотку? Зуд на поверхности тела? И такой, что не удержался, поскреб руку, потом и вовсе распался облаком. Впрочем, от зуда это не спасло. Напротив, теперь тот воспринимался иначе не зудом, но давлением энергии.