«Может быть, она такая же, как Сандра? В принципе да, ответ был утвердительным. Но ведь Сандра была специально приставлена к нему и разрабатывала, как говорится, только его по индивидуальному заданию. А эта докторина здесь работает давно, похоже, она из местных, а он уже знал, что местные недолюбливают центр из-за древних конфликтов. Если докторина и является агентом, то работает не только и не столько по нему. Вывод напрашивался только один надо получить о ней как можно больше информации. А самое главное это то, что она врач и ради этого стоит рисковать, потому что только такой специалист сможет избавить его от микрочипа-датчика. И тогда он будет свободен».
Наступил вечер, прохлада опустилась в госпитальный садик. Южные звезды сияли. Воздух, этот целебный воздух, лечил гораздо лучше, чем нахождение в душноватых помещениях госпиталя, где пахло незнакомыми, резкими запахами лекарств, дезинфекцией, ранеными и больными.
Сюда привозили братков со всей зоны боевых действий белой армии, а персонал госпиталя, как обычно, состоял в основном из местных. У них у всех в отличие от братков имелись браслеты. Отсутствие браслетов у воюющих вызывало некоторое раздражение и отчуждение у медперсонала по отношению к военным. Но к нему она относилась как не странно не настороженно, а весьма дружелюбно. Даже можно было сказать с некоторой симпатией. Он был не такой как все молчалив, но не угрюм, умница, но не кичился этим. Причем его скромность, граничащая с некоторой застенчивостью, как-то располагала к нему собеседника и ее в том числе.
Она остановилась возле него и тихо спросила:
Опять вы здесь? Не спится? В палате душно, я уже начальству много раз говорила нужны кондиционеры или хотя бы вентиляторы. Все обещают.
Он медленно, растягивая слова и стараясь выговаривать все буквы, тихо, почти шепотом ответил:
Да никак не уснуть. Такая красивая ночь. Вы опять никуда не спешите? Почему?
Мне некуда спешить. Живу одна. Никто меня не ждет, ответила она грустно.
Он подвинулся к краю скамейки:
Тогда посидим вдвоем, если вы не против.
Она села рядом. Без белого халата и шапочки она выглядела еще привлекательнее, только усталые глаза говорили о ее уже совсем не девчоночьем возрасте.
О чем же мы будем с вами говорить? спросила она вполне официально и стараясь быть равнодушной.
Не знаю, ответил он, может быть о звездах. Смотрите, какая красота.
Они оба посмотрели вверх, в эту бездну и, как обычно в таких случаясь, ощутили себя маленькими песчинками в этом огромном непостижимом пространстве. Минуты две они сидели молча, физически ощущая присутствие друг друга, боясь нарушить то первое волнительное ощущение, когда не безразличный тебе человек сидит так близко рядом с тобой.
Вы любите стихи? спросил он ее.
Она не сразу ответила, повернулась к нему лицом и сказала:
Я не очень-то в них разбираюсь. Да и на родном моем языке не так их и много. Воспитывалась я в здешних суровых местах, где стихи не были на первом месте.
Мы сможем быть друзьями? спросил он снова.
Друзьями? удивилась она. Зачем друзьями? Мы такие разные, так далеки друг от друга. Хорошими знакомыми да. А друзьями? Я не знаю. Получится ли это у нас?
Вы думаете, мы не сможем найти общих интересных тем для общения? он с каждой фразой говорил все лучше и лучше. Речь восстанавливалась неожиданно быстро.
Общие темы у меня почти всегда одна тема медицина. Училась я там далеко на севере, а потом вот направили сюда. А вы? Я очень мало вас знаю, она осторожно посмотрела на него, и было видно, что сейчас она просто любопытная молодая женщина.
Вот и попался ты, умник, подумал он, придется искренне о себе что-то сказать, иначе разговор прервется.
И он, стараясь не утомить ее подробностями, рассказал почти все о себе. Единственное, о чем он умолчал, это его желание избавиться от микросхемы и стать абсолютно свободным. Она слушала молча, не перебивала его, и даже, казалось, иногда плохо его слушала, думая о чем-то своем. Время летело быстро, уже было далеко за полночь. Тишина обволакивала все вокруг. Ночные бабочки и цикады затихли. Он замолчал и несколько минут она ни о чем его не спрашивала. Он случайно коснулся ее руки, и ее рука осталась на месте. Она, как бы очнувшись, сказала: Вы удивительный человек. Простите, но мне пора. Уже поздно, а у меня завтра ранний обход.
Они оба встали со скамьи. Она как-то нерешительно пожала его руку, а он неожиданно поцеловал ее в щеку. Она вздрогнула, то ли от ночной прохлады, то ли от поцелуя, внимательно посмотрела ему в глаза, грустно улыбнулась, вздохнула и сказала: До завтра.
На следующее утро она чуточку дольше задержалась у его кровати и дала указания помощнику с папкой:
Дня через два можно будет выписать инструктора.
При этом она открыто и весьма дружелюбно ему улыбнулась. Следующий день прошел как обычно: процедуры, прогулки, отдых. Он активно пытался говорить вслух, и это выглядело со стороны весьма странно. Молодой мужчина ходит по кругу и что-то медленно бормочет себе под нос.
Наступил вечер, и он снова оказался на знакомой скамейке. В этот раз он ждал ее дольше, чем в прошлую их встречу.
Добрый вечер, она поздоровалась и присела на скамейку рядом с ним. Вы хотели в прошлый раз прочесть мне стихи? Я готова их послушать, если у вас есть желание их читать. Он медленно нараспев, прочитал:
Она прижалась к нему. Становилось прохладно конец лета, и ночи зябкие предвещали окончание жары.
Да, война без побед, вздохнула она, эта долгая война оставила меня одну, почти одну.
Он обнял ее за плечи, и они долго сидели не разговаривая.
Забрезжил рассвет. Они уже знали друг о друге почти все. И самое главное, она знала, что им надо делать.
Госпиталь еще спал, в лаборатории она хирургическим щупом быстро вытащила ЧИП и аккуратно положила его на марлевый тампон.
Вот и все, сказала она, указывая на эту удивительную вещь.
На марле тускло поблескивал маленький, не более миллиметра шарик.
Ты его выбросишь? шепотом спросила она.
Нет, возразил он, его нельзя выбросить просто так, иначе меня сразу начнут искать.
Она крепко прижалась к нему, обняла и уткнулась лицом ему в плечо:
Ты должен стереть себя в моей памяти.
Да, ответил он.
Мы больше никогда, никогда не увидимся? ее голос дрожал, и он чувствовал, что она еле сдерживает слезы.
Я не знаю, я не уверен, прошептал он ей в ухо.