Нечто подобное описано в сатирической повести Александра Чагая «Забардаст». В качестве персонажей там фигурируют дипломатические чиновники в вымышленной Большой стране. Высмеивается их подобострастное отношение к министру, увлекавшемуся туристическими видами спорта, любившему проводить свой отпуск в глуши и спать в палатке. А в этом конкретном эпизоде рассказывается о заседании Коллегии Министерства, на которой утверждались новые послы:
«Сколько дипломатов хвалилось тем, что переночевали с министром в одной палатке! Не в комнате отдыха, конечно, а в провинциальной глуши, в глубинке, во время походов. Вероятно, эта палатка была необыкновенно вместительной. У таких счастливчиков резко увеличивались шансы уехать в командировку в страну с хорошими бытовыми условиями и высокой зарплатой. Со временем, правда, и в этой среде конкуренция стала нарастать, и число сотрудников, не переночевавших хоть раз в той самой палатке, практически свелось к нулю
Послов назначали не по конкурсу, а в результате кулуарных переговоров и интриг. Нужно было иметь «ходы» к директору департамента кадров, курирующему заместителю министра и, конечно, к самому министру. Понятно, если указания шли с самого верха, то министр отходил на второй план. Но в большинстве случаев решения принимались в Министерстве.
Поначалу заседание Коллегии проходило как обычно. Раздавались должности послов и вторых лиц, в роли которых обычно выступали советники-посланники. Этому Китай, этому Германия, этому Швеция, этому Македония, а этому (ха-ха) Бангладеш. На высокие и престижные посты претендовали чиновники, близкие Министру (например, директор Департамента инициативных проектов, который никогда ничего не проектировал и никаких инициатив не выдвигал, но зато готовил Министру все речи и интервью) или имевшие поддержку на «самом верху». Для них существовал особый «подарочный фонд», которым распоряжался лично глава ведомства. Конечно, следовало учитывать предпочтения кандидатов. Если NN хотел общаться с сильными мира сего, его «отоваривали» страной, куда часто ездили сам Председатель Большой страны, парламентарии, министры и прочие шишки. Жизнь там была суматошной, но сулила восхитительную карьеру. А если стремился к тихому и спокойному существованию в какой-нибудь богом забытой, но не «пыльной» загранточке, то и такое было осуществимо. Чем плохо быть послом на Мальдивах или Сейшелах?».
При всей своей шутливости этот фрагмент отражает реальное положение дел в некоторых внешнеполитических ведомствах некоторых государств, что не способствует повышению квалификации сотрудников и, конечно, аналитического мастерства.
Отсутствие гласного конкурса для замещения вакантных должностей глав миссий, на которое жаловался мой знакомый-дипломат, нарушает принцип ротации. То есть сотрудники департаментов как правило получают назначения только в курируемые ими страны. Те, кто занимаются Азией, едут в командировки в страны Азии, те кто занимается Европой в Европу, Латинской Америкой в Латинскую Америку и т. д. Переломить такую тенденцию удается лишь тем, кто имеет выход на министра или, еще лучше, на других, более высоких руководителей.
В наихудшем положении находятся департаменты, не привязанные к конкретным странам и регионам, как-то: департаменты информационных технологий, архивного обеспечения и им подобные. Работающие там сотрудники высокого ранга (директора, заместители директоров, начальники отделов) могут полагаться преимущественно только на личные связи. И лишены возможности подать документы на конкурс послов, ведь конкурса-то нет.
Существует еще проблема политических назначенцев, характерная для дипломатических служб практически всех стран, включая Россию. Она возникает, когда вакантные должности послов замещаются не кадровыми дипломатами, хорошо изучившими свое ремесло, а чиновниками высокого ранга, которые по разным причинам не могут претендовать на дальнейший карьерный рост в своей отрасли и отправляются в отставку. В итоге в СССР и России послами становились В. М. Молотов, П. К. Пономаренко, К. Ф. Катушев, В. С. Черномырдин, М. Ю. Зурабов30 Из послов США уже упоминался А. Гарриман, но было и множество других из числа крупных политиков и бизнесменов.
У такой практики есть свои плюсы и минусы. Безусловно, политический назначенец, пусть не владеющий искусством дипломатии и плохо знающий страну пребывания, компенсирует эти недостатки своим влиянием в коридорах власти, связями в высших кругах. Однако чаще всего переход на внешнеполитическую работу является для него опалой и понижением в должности, что неизбежно сказывается на возможностях нового посла. Такие назначенцы сохраняют (впрочем, не всегда) немалый аппаратный и политический вес и опыт, но всё же остается вопросом, в какой степени они могут способствовать развитию межгосударственных отношений, преодолению конфликтных ситуаций? Бывает, конечно, по-разному. Мало кто ставит под сомнение результаты деятельности А. Гарримана, но переход Молотова на посольский пост в Монголии был, как известно, просто способом убрать его подальше от Кремля.
К. Ф. Катушев, занимавший пост секретаря ЦК КПСС, но попавший в начале 1980-х годов в немилость к Леониду Брежневу, добросовестно справлялся со своими обязанностями в Гаване. А в романе Александра Бека «Новое назначение» рассказано об удачном выборе в пользу другого политического назначенца, прототипом которого была реальная фигура министра черной металлургии Ивана Тевосяна (после отставки его отправили послом в Японию). Но неудачных примеров, пожалуй, больше. И таким послам, профессионально недостаточно подготовленным, непросто овладевать дипломатическим мастерством, а также подыскивать себе сотрудников, которые часто попадают в категории «ж» и «з».
Один из примеров последних лет назначение на должность посла США в России (в 20122014 годах) ученого-политолога Майкла Макфолла, так и не научившегося соблюдать дипломатическую этику и делавшего публичные заявления, несовместимые с его статусом. Они носили откровенно антироссийский характер и способствовали не укреплению двусторонних отношений (что является задачей посла), а их ухудшению. Уже после того, как Макфол покинул Москву, его внесли в российский черный санкционный список.
Существуют и другие варианты категорирования дипломатов. Вот такой еще заслуживает внимания:
1) дипломаты, у которых нет мыслей и которые не умеют много работать;
2) дипломаты, у которых есть мысли, но которые много работать не умеют и не хотят;
3) дипломаты, у которых нет мыслей, но которые готовы много работать;
4) дипломаты, у которых есть мысли и которые умеют и хотят много работать.
Количество последних, как можно догадаться, невелико, но именно благодаря их труду и упорство внешняя политика решает поставленные перед ней задачи.
Дипломаты и ученые
Определяя качества, присущие дипломату, следует четко представлять себе, чем они отличаются от качеств ученых, «доцентов с кандидатами». И те, и другие собирают фактический материал, изучают его, делают выводы. Третий или второй секретарь в посольстве готовит информационные документы, сотрудник научного института статьи или монографии, студент Дипломатической академии, МГИМО или факультетов международных отношений других вузов курсовые и выпускные квалификационные работы. В чем разница? Кое-что должно стать понятным из ниже приведенной таблицы:
Исследовательская работа ученого и дипломата
В науке каждым вопросом занимается специалист в своей области, так сказать, «узкий специалист». Энциклопедически образованных ученых, которые могли бы писать обо всем (как в эпоху Возрождения) сегодня нет, слишком велика общая сумма знаний. Почти все ученые в наши дни те самые узкие специалисты. А вот в загранучреждении найти такого это редкая удача. Иначе штат каждого посольства, генконсульства, торгпредства или другой миссии пришлось бы постоянно увеличивать, причем весьма существенно. Держать там экономистов, политологов, правовиков, страноведов и регионоведов Для Центра это стало бы непосильным финансовым бременем. Так что для дипломатического представительства иметь «профи» по всем вопросам экономики, обороны, культуры, международных и внутриполитических процессов слишком большая роскошь. Только если очень повезет, в какой-то загранточке найдется узкий эксперт для выполнения конкретного задания.
Сотрудник загранучреждения обязан быть специалистом широкого профиля, но не в том смысле, чтобы знать всё на свете, это нереально. Имеется в виду умение правильно подойти к изучению проблемы, даже если он раньше с ней не был знаком. Обладание способностью не утонуть в море информации, выхватить наиболее важные, определяющие факты, быстро освоиться с уже наработанными оценками. Сформулируем в этой связи такое определение:
Дипломат, занимающийся информационно-аналитической работой, обязан иметь на вооружении необходимые навыки, позволяющие ему найти оптимальный оперативный подход для оценки и анализа широкого круга проблем. Даже если прежде он понятия о них не имел.
Сложность информационно-аналитической работы дипломатов за рубежом и в Центре заключается в том, что она может быть связана буквально со всем на свете. Разумеется, современные технологии существенно облегчают жизнь сотрудникам внешнеполитических ведомств и загранпредставительств. Прежде, получив задание в формате «поди туда не знаю куда, принеси то не знаю, что», дипломат тут же мчался за справочниками, лихорадочно листал страницы, бегло пробегал взглядом учебники и монографии, схватывая на лету самые принципиальные, ключевые моменты. В настоящее время многие источники есть в интернете и не приходится рыскать по библиотекам, снимать с полки тяжелые тома, рискуя, что они свалятся на голову. Но это лишь отчасти помогает при выполнении поставленных задач. Пользоваться интернетом тоже нужно уметь, здесь имеются свои навыки, которые позволяют из множества ресурсов выделить самые информативные, достоверные и нужные.
С подготовкой каждого нового информационного сообщения расширяются знания дипломата, появляется опыт, набивается рука и к концу командировки он становится универсалом, «докой» в вопросах, о которых прежде и понятия не имел. До приезда в посольство в Пакистане я не мог предположить, что мне придется разбираться в устройстве имплозивного ядерного устройства, особенностях заправки топливом баллистических ракет с жидкостными двигателями, выявлять функциональные особенности китайских и российских авиационных моторов, которые ставили на пакистанских истребителях, производившихся по китайским образцам. Но со временем оперативные сообщения по этой тематике писались с ходу.
Возвращаясь к особенностям информационно-аналитической деятельности дипломатов и ученых, нужно признать, что отношения между этими категориями профессионалов-международников традиционно складывались очень непростые. Они посматривают друг на друга свысока, даже с некоторым пренебрежением. Дипломаты считают, что ученые витают в эмпиреях, занимаются абстракциями и их теории оторваны от реальной жизни. Ученые, со своей стороны, упрекают дипломатов в неспособности к глубокому осмыслению международных процессов и видению особенностей их развития на перспективу. Тем не менее между этими категориями аналитиков, несмотря на взаимное пренебрежение и третирование, может быть налажено продуктивное и полезное взаимодействие, и они могут органично дополнять друга.
Это хорошо понимали в советскую эпоху, когда сотрудники ключевых академических институтов (Института США, ИМЭМО, Института востоковедения и др.) на постоянной основе стажировались в посольствах за рубежом. Аналогичная схема была составлена для сотрудников Дипломатической академии, которая в то время была гораздо более глубоко встроена в систему Министерства иностранных дел, нежели сейчас.
В 1970-е годы к услугам ученых-аналитиков начала широкое прибегать разведслужба Первого главного управления КГБ СССР. В отличие от дипломатов, имевших официальный статус и, соответственно, прямые выходы на руководство страны пребывания, «ближние соседи» не всегда располагали такими возможностями. В редких случаях резидент занимал высокую должность, обычно в дипломатическом листе он фигурировал, как советник, первый или второй секретарь, чтобы не привлекать лишнего внимания. Зато крупный ученый со связями мог пробиться на самый верх иерархической лестницы, импонируя зарубежным собеседникам своими по-академически свободными суждениями и дистанцией от официоза. Это позволяло получать ценные сведения и выполнять разного рода задания по согласованию с внешней разведкой.
О. А. Гриневский рассказывал о том, какую роль в налаживании такого взаимодействия сыграл председатель КГБ и будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов:
«Уже давно проницательный шеф КГБ Андропов подметил, что информация от подведомственных ему резидентур за рубежом сильно уступает (мидовской информации авт.) если не по качеству, то по способам ее подачи. От послов в Москву шли телеграммы о доверительных беседах с королями, президентами и их министрами, и они тут же расходились «по большой разметке» всем членам Политбюро. А резиденты КГБ в капиталистических странах выходов на таких высоких лиц, естественно, не имели. Вот и решил умный Андропов поправить положение, привлекая к подаче информации директоров крупных научных институтов.
Для этого он избрал окольный путь. Дело в том, что в те годы общественные науки Советского Союза варились в собственном соку. За границу ученые почти не выезжали, доступа к секретной информации не имели, к разработке внешнеполитического курса не привлекались. А все их сведения о событиях в странах, которые они изучали, получали из советских газет или иностранной печати, которая была тогда под грифом «секретно» и находилась в спецхране.
Андропов начал с того, что пробил через Политбюро решение, позволявшее директорам ИМЭМО, Институтов США и Канады, востоковедения и некоторых других более свободно выезжать за рубеж. Кроме того, им, хотя и немного, расширили рамки дозволенного при изложении советской позиции в беседах с иностранцами. Они могли не просто повторять, как попугаи, уже написанное в газетах, а допускать некоторые вольности или даже немного забегать вперед. Для этого сам Андропов, его заместители или сотрудники Международного отдела ЦК КПСС знакомили узкий круг этих директоров с некоторой информацией, поступавшей из советских учреждений за рубежом, и даже показывали отдельные рабочие документы, в которых предлагались изменения советской позиции. В результате эти ученые стали лучше подкованы и могли вести с иностранцами интересные беседы, которые высоко поднимали их авторитет.
Разумеется, директорам все это очень нравилось. Их телеграммы, передаваемые всесильному КГБ, немедленно ложились на столы к советским руководителям и это поднимало престиж и вес директоров. Кроме того, теперь в столицах зарубежных стран их встречали и обслуживали представители КГБ, хорошо умевшие это делать. Они же создавали и необходимый пропагандистский фон, сообщая собеседнику многозначительным полушепотом: это ведь не простой ученый едет, он имеет доступ к самому Кому самому, естественно, не уточнялось.