В остальное время советник маялся от безделья, что, конечно, не могло не сказаться на его психике. Вместо него информационно-аналитические задания выполняли другие дипломаты, вторые и третьи секретари и даже атташе. Собирали информацию, строчили телеграммы и почтовые донесения, а великовозрастный дипломат, отмеченный дипломами МГИМО, Дипломатической академии, а также дипломом кандидата наук, глядел в окно, в потолок и задумчиво поплевывал.
Не нужно думать, что бездельники, не отвечающие профессиональным критериям, встречались только в отечественной дипслужбе. Практика показывает, что они есть везде. В сентября 1943 года помощник президента США Гарри Гопкинс доверительно сообщил советскому послу А. А. Громыко, что в Вашингтоне собираются заменить целый ряд работников американского посольства в Москве потому что они «чересчур много пьют и возятся с женщинами»25. Очевидно, при этом указанные работники толком не работали, иначе на пристрастие к горячительным напиткам и особам прекрасного пола можно было бы закрыть глаза. Пьяницы и волокиты встречаются во всех посольствах и дипмиссиях, и часто руководители от них не отказываются потому, что эти enfent terribles являются способными аналитиками и хорошо излагают свои мысли. Такие случаи известны, как и случаи, когда сотрудник ведет себя примерно во всех отношениях, не пьет, не интересуется женщинами, но при этом лишен аналитических способностей.
Признаем, что дипломаты, не умеющие думать и писать, встречаются не так уж редко. Хотя следует обратить внимание на такой нюанс. Попадаются работники, которые не владеют навыками информационного анализа в целом, но вполне могут справляться с отдельными задачами в рамках этого процесса. Кто-то может хорошо анализировать и писать, но в силу личных особенностей (например, неумения общаться с людьми вследствие чрезмерной застенчивости или физических недостатков, к примеру, заикания) «тормозит» со сбором сведений. Бывает, что и наоборот.
Однажды на дипломатическую работу в российское посольство в Исламабаде взяли бывшего журналиста, талантливого автора многих хороших статей и очерков. Выяснилось, что он не может писать так, как это принято в дипломатии лаконично, ясно, доходчиво и очень коротко. Словом, Толстой или Достоевский были ему ближе, чем Хемингуэй. С другой стороны, он был мастером по сбору информации и владел редкими языками, что позволяло ему находить «ключик» ко многим собеседникам и приносить «в клюве» ценнейшие сведения.
По логике вещей от него не нужно было требовать большего, обработать добытую им информацию и написать сообщения в Центр могли другие сотрудники. К сожалению, глава миссии считал, что писать должен каждый дипломат, упорно заставлял бывшего журналиста браться за перо и ругал за некачественные информационные документы. В итоге это привело к конфликту, и бывший журналист покинул посольство, что стало для миссии серьезной потерей.
Очевидно, задача руководителя заключается в том, чтобы правильно распределить информационно-аналитические задания среди сотрудников, учитывая их реальные возможности. Лишь единицы могут выполнять от «а» до «я» всю информационно-аналитическую работу под ключ. Остальных следует разделять на собирателей фактов и прирожденных аналитиков.
Когда в загранучреждение прибывает новый дипломат, даже, казалось бы, всесторонне подготовленный, окончивший МГИМО или другой профильный ВУЗ и практиковавшийся в одном из департаментов центрального аппарата Министерства, он далеко не сразу становится хорошим аналитиком, способным собирать нужную информацию, обрабатывать ее и готовить информационные документы так, как это требуется на дипломатической службе. У меня это отняло полгода, кому-то хватает 34 месяцев, ну, а чтобы стать информационным асом требуется еще больше времени. И это только в том случае, когда сотрудник вообще способен совершенствоваться в этом направлении и «расти над собой», если воспользоваться выражением Феди-хулигана из фильма «Операция Ы».
Одним из препятствий на этом пути является отсутствие элементарной эрудиции, во всяком случае, у некоторых работников, включая свежеиспеченных выпускников. Они не умеют складно излагать свои мысли, пишут с ошибками, им неизвестны многие общеизвестные термины, особенно иностранного происхождения, а если известны, то они путаются в понимании их значения. Что такое «априори» и «апостериори», «конформизм» и «конформист», «филиппика» и «остракизм» Один известный мне юноша (сейчас он уже взрослый дипломат, а тогда был «атташонком» или третьим секретарем, точно не помню) в своих аналитических записках любил использовать выражение «подвергнуть остракизму», полагая, что это тоже самое, что «осудить» или «отругать». С трудом удалось ему объяснить истинный смысл этого древнегреческого термина. Конечно, далеко не все молодые дипломаты безнадежны, многие становятся хорошими профессионалами.
Дипломатических сотрудников в зависимости от их талантов и навыков в области информационно-аналитической работы можно разделить на шесть категорий:
а) гении;
б) критики и аналитики;
в) собиратели и описатели;
г) собиратели и систематизаторы;
д) скрупулезные исследователи;
е) всегда на подхвате;
ж) неполные болваны;
з) полные болваны
Гений вносит нечто совершенно новое во всё, чем он занимается. Такого может озарить идея, открывающая новые горизонты. Он мыслит в широком плане и освещает блеском своего умы серые будни загранучреждения или департамента МИД. Но такие индивиды встречаются редко, гении штучный товар. Конечно, на ум приходят Юлий Цезарь и Наполеон, но дипломатия была только частью их обширной государственной и политической деятельности. А непосредственно у профессиональных дипломатов долю гениальности можно отыскать, пожалуй, лишь у Талейрана, несмотря на его интриганство, беспринципность и склонность к предательству.
Если же брать отечественную дипломатическую службу, то гениев она на свет не произвела, хотя людей талантливых в ее рядах было немало. В XIX веке я бы выделил И. А. Каподистрию, который проявил свои блестящие дипломатические способности на Венском конгрессе и затем возглавлял некоторое время (жаль, что недолго) Министерство иностранных дел. И конечно, А. М. Горчакова, руководившего внешнеполитическим ведомством в трудный период после поражения в Крымской войне. А в XX веке, из советских дипломатов, к тем, кто уже был назван, я бы добавил Д. Т. Флоринского в 1920-е и начале 1930-х годов заведовавшего Протокольным отделом НКИД СССР и одновременно курировавшего отношения со скандинавскими странами. Цепкий ум, глубина анализа, хорошее и легкое перо вот что его выделяло на общем фоне.
Что касается послевоенного периода, а также нынешнего, то в отечественной дипломатии не найти человека, которого можно было бы поставить в один ряд с этими титанами. Однако она держится на крепких профессионалах и одному из них даже поставлен памятник на Смоленской-Сенной площади, напротив высотного здания МИД. Такие деятели частично относятся к категории «критиков и аналитиков», они многое умеют. Тщательно изучают информационные материалы, вникают в детали, некоторые даже обладают пытливым умом. Многие «крепыши» соответствуют категориям «в» и «г» им без опаски можно поручать собирать факты, описывать их и систематизировать, давать оценку частным вопросам. А вот ожидать широких обобщений и новаторских идей от них не следует.
Категория «д» особенная. Для скрупулезных исследователей характерны внимательность, аккуратность, усидчивость, трудолюбие, точность и основательность. Факты они готовы проверять до бесконечности, в этом на них можно положиться. Такие сотрудники хорошо работают под руководством дипломатов из категории «б», поставляя добротные заготовки, своего рода информационные полуфабрикаты, из которых шеф сделает конфетку. Типичный пример скрупулезного исследователя В. М. Молотов. Он надежно прикрывал дипломатические тылы и удостоился почетного прозвища «каменная задница», но все генеральные идеи выдвигал его шеф Иосиф Сталин.
Теперь отметим представителей категории «е», которые «всегда на подхвате». Они исполнительны и, получая поручение, тут же бросаются его выполнять и борозды не испортят. Могут успешно посещать разного рода мероприятия (правда не самые ответственные), и можно не сомневаться, в точности запишут и воспроизведут то, что там говорилось. Даже на некоторые встречи их можно посылать, если предстоит беседа, не требующая большого умственного напряжения. Кроме того, эти сотрудники отлично справляются с административными и хозяйственно-организационными обязанностями.
Остаются две последние категории, «ж» и «з», и сразу возникает вопрос: в чем разница между неполными и полными болванами? Ответ простой. Неполные, скорее всего, не справятся с заданием, но это не приведет к катастрофическим последствиям. А от полных можно ожидать чего угодно
В одном из полицейских романов скандинавских авторов Пера Валё и Май Шевалль главный герой, начальник отдела полиции, подбирая людей для обеспечения безопасности высокого зарубежного гостя и предотвращения готовившегося теракта, внес в особый список работников, которых ни под каким видом нельзя было допускать к серьезной работе. И список озаглавил «СО», то есть «совершенные обалдуи». Но в его отсутствие шеф всего департамента (политический назначенец) именно этих обалдуев расставил на самые важные места, решив, что «СО» означает «спецотряд». Ясное дело, они не смогли предотвратить теракт.
Что греха таить, члены отряда СО подвизаются и на дипломатической службе.
В конце 1930-х годов в НКИД образовалось много вакансий в результате сталинских репрессий. Были арестованы и расстреляны сотни кадровых дипломатов. Свободные места срочно заполнялись, а поскольку кандидатов с профильным образованием не хватало, на дипломатическую работу направляли людей без такого образования и необходимых аналитических способностей. Вождь им доверял гораздо больше, чем интеллектуалам старой школы, которым могли в голову прийти разные мысли. Вождю не требовались дипломаты с мыслями, поскольку привилегия мыслить принадлежала только ему одному. От дипломатов требовалось исполнять поручения, желательно, добросовестно, конечно.
В 1937 году на ответственный пост полпреда (полномочного представителя, так в СССР долгое время именовали послов) в Германии взамен расстрелянного К. К. Юренева назначили сначала инженера-хладобойщика А. Ф. Мерекалова, а затем инженера-текстильщика А. А. Шкварцева. Кандидатуры подбирал лично Сталин. Мерекалов прислушивался к советам своего заместителя, советника Г. А. Астахова, умного и опытного дипломата. А вот к моменту приезда в Берлин Шкварцева (в первых числах сентября 1939 года) Астахова там уже не было его уволили из НКИД и вскоре отправили в ГУЛАГ. Впрочем, Шкварцев не собирался ни к кому прислушиваться, самомнения у него было хоть отбавляй. Немецкого языка он не знал, налаживать и поддерживать контакты не умел, зато обладал невероятным самомнением и в беседах с иностранными дипломатами только и делал, что подчеркивал превосходство СССР и стремился унизить собеседника, указывая на якобы несовершенство и даже неполноценность государства, которое тот представлял. «Ваша страна бедная, некультурная, у вас много неграмотных», поучал он югославского посланника. Японцу рассказывал о «бедности японского народа», о том, что он «тянется к СССР» и от него «скрывают правду об СССР»26. Словацкий посланник был огорошен заявлением Шкварцева о вооруженных силах его страны. «Какая у вас там армия, презрительно сказал полпред, наверное, 1 полк, 2 плохих танка, 4 слабых самолета». Посланник попытался возразить, что не один полк, а целых три дивизии, но на главу советской миссии это не подействовало27.
Исключение делалось для немецких собеседников нацистскую идеологию Шкварцев в общении с ними не осуждал и таким образом по факту не шел вопреки наставлениям Франсуа де Кальера28 и Э. Сатоу о том, что дипломат ни в коем случае не должен осуждать форму правления государства, в котором он осуществляет свои функции29. Но с трудом верится в то, что эти мастера дипломатии полагали бы возможным наносить оскорбления коллегам по дипкорпусу, и скорее всего пришли бы в ужас от того, как извратил их ремесло советский полпред.
Думаю, очевидно, к какой категории можно причислить Шкварцева. Он провел в Берлине около полутора лет, пока в ноябре 1940 года В. М. Молотов, прибывший туда с визитом, лично не пообщался с ним и не убедился в полной профнепригодности этой сталинской креатуры. Он решил уволить Шкварцева, другого выхода просто не оставалось убедив вождя и добившись его позволения, разумеется.
Лучше освоил дипломатическую профессию посол в Японии К. А. Сметанин, который прежде был директором Института рыбного хозяйства и океанографии. Перед тем, как занять посольскую должность, он два года проработал советником и поверенным в делах, стараясь обрести достаточную квалификацию. Чтобы демонстрировать свою способность «держать руку на пульсе», Сметанин направлял в Центр многостраничные информационные сообщения, включая шифровки, подготовленные, в основном, по газетным статьям.
Справедливости ради отметим, что не все назначения конца 1930-х годов были неудачными. Ф. Т. Гусев и Я. А. Малик тоже были дипломатами «от сохи» (это выражение использовал в своих воспоминаниях дипломат и переводчик Сталина В. Н. Павлов), но они закончили Институт дипломатических и консульских работников, и главное имели склонность к дипломатии, став блестящими профессионалами. Гусев в период войны являлся послом в Великобритании, а Малик в 1942-м сменил Сметанина в Японии.
Однако такие фигуры появлялись сравнительно редко. Первоочередными критериями подбора дипломатов, особенно на вышестоящие должности, были идеологические верность курсу коммунистической партии, идеям марксизма-ленинизма в той уродливой и догматической форме, в которой они распространялись в СССР. «В нашей стране люди выдвигались и назначались на государственные посты волюнтаристски, писал В. Д. Ежов, имея в виду, в первую очередь, кадровые решения в Министерстве иностранных дел. Отбора по признакам образованности, интеллектуальных способностей не было. На первом этапе всё решала обычная анкета и партийная характеристика, где доминировали пункты об идеологической зрелости и преданности делу партии. Далее исполнительность, уменье делать то, что угодно вышестоящим».
В советской дипломатической службе отсутствовала четко выработанная система назначения на высшие дипломатические должности. Это острая проблема сохраняется и сегодня во внешнеполитических ведомствах многих других стран. Знакомый дипломат из одного государства СНГ жаловался на обстановку в своем Министерстве. Если замещение должностей младших и старших дипломатов проводилось там на конкурсной основе (в целом формально, но оставляя определенные шансы претендентам без полезных знакомств), то процесс подбора кандидатов на должности глав миссий оставался в серой зоне и происходил келейно, так что широким «дипломатическим массам» оставалось питаться коридорными слухами. Ключевую роль играли не профессиональные навыки, а личные связи и преференции, мнение министра и его окружения плюс рекомендации чиновников из президентской администрации и других силовых ведомств. Все это приводило к тому, что сотрудники, которые мечтали стать руководителями дипломатических представительства, всеми силами старались добиться расположения начальства и добивались своего не самые умные и опытные, а самые ловкие и хитрые, понаторевшие в аппаратных играх и интригах.