Аня пролистала страницу американской школы, не понимая примерно две трети слов.
То, что там лучше, это, конечно, понятно, промычала она, опускалась и поднималась по сайту, полоса прокрутки металась вверх-вниз, как собачка на полузаевшей молнии.
Вот именно! Какие тут возможности. И какие там.
А какие именно возможности ты имеешь в виду? Ну, для
Даня рассказывал ей про сферическую жизнь их сына в Штатах. Про то, что слабоумные дети там учатся вместе с нормальными право на образование и все дела. И ходят в школы по месту жительства. И им, конечно, повезет со школой, потому что они поселятся в хорошем районе. Про то, что там для детей все условия, и разделение по профилям, и элективы, и собственный учебный план. Дима же рисует[11], пусть там сидит себе и рисует в кабинете изо.
Какое изо, ты дебил? Ой Аню не порадовал каламбур.
Она объяснила, куда и Диму, и их самих пошлют, если они все вместе придут с этими его рисуночками.
Что он там будет делать без английского?
И что с ним там случится, когда с ним некому будет заниматься.
Здесь хотя бы твоя мама приезжает. Да и в школе он торчит до вечера. А что будет там?
А что там?
И кому он там нужен.
А кому он нужен здесь?
Здесь другое. Здесь ему проще, тут есть, кому ему слюни вытереть.
Он уже давно не пускает слюней. Ты бы знала, если бы больше проводила с ним времени.
Я образно.
Я тоже.
Ты и сам от него бегаешь и прячешься вечно.
Не бегаю.
Бегаешь.
Нет.
Ладно, не будем сраться. Не из-за него же.
Ну да.
Не Ане же им заниматься там. А Даня тоже на себя не возьмет, когда ему. Про чужих американских женщин незнакомых инклюзивных сиделок они больше даже не начинали, ну не хватало их еще в новом доме.
Еще несколько минут говорят.
Ну ладно. Я и сам думал. Просто как-то не знаю.
Ну!
Ладно.
Не возьмем?
Не возьмем, слышит Дима из-за угла. Слова отца. Ноги сгибаются в кривые ходули, в деревяшки для паданья. Может, там он действительно ни к чему.
Что такое рисунки хуюнки? Мама сейчас говорила. Не знаю. Что то про меня.
Им будто страшно мне показалось. И мне тоже. Но они уезжают а я здесь.
Я хотел выбежать из заугла. И сказать что тоже. хочу с ними. Но они говорили
так что я потерял ся
так сердито что я да. Растерял ся. А потом мама сказала пора будить.И я побежал к себе и не плакать. Но всё равно.
* * *
Да, доброе утро.
Прошла почти неделя с Настиного приезда в коррекционку. Сережа с Кристиной утром вышли из квартиры и, вероятно, пошли-поехали в свои учебно-рабочие места. Настя раскинулась на кровати, лениво дотянулась до телефона и набрала Олю. Та поздоровалась в ответ.
Слушай, я вообще-то я не уверена. Так звоню, уточнить, подумать.
А, хорошо, отвечал глубокий, добрый голос не глубокой, но доброй, пышной Оли. А что такое?
Настя вспомнила Наташино тогда: Не хочешь вернуться? Место твое свободно, даже стол вон. Приходили к нам тут, но тоже уволились.
Это как, она это серьезно говорила?
Да, наверно. Я думаю, да. Конечно! Место свободно, ищут дефектолога как раз. Но сама понимаешь, сколько они будут. Искать. А что?
Да так, вот думаю просто. Может, и действительно, не знаю пока.
Ты с Наташей об этом говорила?
С Наташей Настя говорить пока не хотела. Та перетянет всё на себя, сорвет кожу, как одеяло холодной ночью, Настя собиралась разобраться с этим вопросом без давления и суеты, точнее, не собиралась, ну, собиралась, но не разобраться а уточнить, так, понять, что не вариант, и думать забыть. В общем, разобраться, и всё.
Напиши Виталию Афанасьевичу. У тебя есть его почта? Или в Вотсапе Я пришлю. Он расскажет. Я подробностей-то не знаю.
Хорошо. Не очень-то надо, но на всякий.
И что Дима с семьей переезжает, так хорошо получается. Такой мальчик хороший, может, там у него жизнь хоть как-то Куда они едут, кстати, я забыла? В Европу?
Вообще-то, знаешь Дима уже никуда не переезжает. Родители его с собой не берут. Улетают без него.
О.
Сказал на днях. К Наташе приходил.
О-ой. А с ним что же?
Я в подробности, если честно, не вдавалась. Наташа же с ним. Вроде оставляют с кем-то. С бабушкой, что ли.
А Ну, так, может, и лучше даже будет.
Настя не смогла обдумать это с ходу, но почему-то чувствовала, что с бабушкой Диме будет лучше, чем с родителями. Вообще-то просто сложно было представить, что с кем-то ему может быть хуже, чем с ними. Нет, можно, конечно, некоторые вон
Так что вот так вот Оля сделала паузу, видно, не зная, что добавить. Не спрашивала.
Ну я если устроюсь к вам, сама спрошу. Настя потеплела внутри, почувствовала, как там разлилось масло. Хоть и не устроится, понятное дело.
Еще Настя думала: если устраиваться работать (а она всё больше свыкалась, сращивалась с мыслью о работе в принципе), то куда как не в коррекционку? Куда угодно в общем-то, конечно. Но куда? Разве что Сережа поможет с чем-нибудь, но это кот в мешке: в его металлургических делах она ничего не смыслила, а варить кофе для какого-нибудь топ-менеджера (да пусть даже для самого Сережи), занимать какую-то номинальную должность чисто для галочки и получать за это незаслуженные деньги тоже не очень-то хотелось, не хотелось вообще. А что-то делать хотелось.
Настя ментально приближалась к предыдущему и будущему месту работы, круглила петлю, мысленно уже открывала по утрам тяжелые деревянные двери, шла по коридорам, хлопала толстыми папочками отчетов, тестировала детей и составляла им учебные планы. Ей вспоминались дети, с которыми она работала тогда. Хорошие, милые, звонкие дребезжащие. Они по большей части уже выпустились, разумеется, хотя вот Дима и его класс еще доучивались. Но Настя была шесть лет замужем, шесть лет как не работала в школе и зачем, надо ли сейчас?
* * *
А твоя мама точно согласится? Аня не спеша причесывалась, глядя в зеркало на столике, пока Даня примерял костюм.
Да точно-точно. Давай быстрее, мне выходить уже.
Каждое утро Даня развозил детей по школам: старшую и среднего в одну, младшего в другую.
Но она железно отказывается переезжать?
Да железно, ты же слышала ее. Я к этим американцам ни ногой, никак. Первый канал и так далее, соловьем прям поет.
Угу, березку ей подарим. И матрешку.
Что?
Не, ничего. Поговоришь тогда с ней?
Да, я позову ее к нам. Про это лучше не по телефону. Ты детей заберешь сегодня?
Я с Милой встречаюсь, не знаю, успею ли. У них есть деньги на такси.
Я в этом даже не сомневался. Даня хмыкнул и пошел на первый этаж.
* * *
То, что директор, как и весь основной кадровый состав коррекционки, не сменился, было не очень важным, но приятным фактом. Насте было ни горячо ни холодно, сидит в главном кабинете знакомый, мерзко улыбающийся усатый мужик или вместо него посадили другого, но всё же свой лучше, чем чужой.
Настя решительно, будто всё вокруг перед ней провинилось, дергала и лягала в иные разы тяжелые, а сейчас невесомые двери. Стучала каблуками по коридору, разливая застывший воздух на два течения.
Кабинет директора слыл единственным местом в школе, в котором можно было находиться, не задумываясь о самоубийстве. И то можно было подумать, что это каморка младшего менеджера в видавшей виды конторе в момент ее последнего в
з
Настя поздоровалась и села в кресло, сдобренное подушкой с бордовым потресканным крупная мозаика кожзамом, напротив стола.
Здравствуйте, здра-авствуйте, Анастасия, эмкх, Александровна, улыбнулись бодрые усы над монструозным шерстяным галстуком и обильным подбородком. Уж и увидеть вас не надеялись. Совсем про нас забыли, забыли.
Ну, ничего страшного, вяло улыбнулась Настя. Мы это исправим. Я хочу вернуться. К вам. Знаю, вы ищете дефектолога.
Настя рассказала, как устала сидеть дома, как поняла, что работать со слабоумными детьми это ее всё, и вообще что жить без них не может, просто ужас и прочее выдуманное наполовину, на четверть, на четверть с ниточкой. Еще думала, насколько неудобно будет попросить приоткрыть окно, да, окно прямо в этот февраль, застыть в нахлынувшем серном и сером снеге будет лучше, чем вдыхать запах, исходящий от директора, он пах чем-то густым, вяжущим, прогорклым, чем-то из детства, чем-то от Настиной мамы. На плечах у него лежала перхоть, таким плотным слоем, что еще день-два, и она превратится в погоны, только звездочки успевай рисовать и играть в войну.
А сам директор смотрел с недоумением.
Вы знаете, у меня есть опыт, вы знакомы с моим портфолио. И с детьми я замечательно лажу. Сами видели.
Это конечно, конечно
Виталий Афанасьевич Золотухин был директором коррекционки десять лет. За плечами с перхотью местный пед, руководство театральной студией, которую в итоге оставил в том же упадническом состоянии, в каком и взял, и в том же месте в подвале, вход с торца. Когда вдалеке показалось кресло директора школы, ему сказали: надо профильное образование, хоть какая-то корочка, чтоб было чем подтирать нужные места хитровыебанных зануд-чиновников. Быстрые курсы профпереподготовки по олигофренопедагогике (где он больше пинал половые органы, чем учился), и вот он занимает этот кабинет. А Виталий Афанасьевич свое дело (всегда разное, разнообразное, но тем не менее) знает, и быть директором это вам не хухры-мухры[12].
Часто во время неудобных для него разговоров он косился на рабочий телефон, бесполезно стоящий на столе. Ему хотелось нажать на кнопку, бросить небрежное: «Катенька, кофе, пожалуйста (и желательно с коньяком)», и откинуться на спинку королевского кресла. Только вот кресло давно протерлось, межпозвоночные грыжи ломили и крючили спину, а Катеньки, да и вообще любой другой секретарши в этом гадючнике не существовало. Еще и эта пришла, обратно хочет. Неужели она ничего не понимает?!
Настю он никогда не любил. Лезла, куда не надо было, чересчур активничала, наседала на мозг, мол, детям лучше так, а давайте купим это, а в детские группы хорошо бы такие тренажеры. Куда ты лезешь, дура, ты вообще диагност, сиди и диагнозь, где я деньги возьму. Только заглядывался на ее правильную, с нужными выпуклостями стройную фигуру. Он когда-то думал к ней подрулить, даже выставлял соответствующие передачи, но она засунула тычинку его коробки передач обратно. А сегодня еще и выглядела лучше косметика, волосы, вся из себя хороша.
Но этого было мало. Или слишком много.
Виталий Афанасьевич распахнул свой клетчатый твидовый пиджак и сцепил руки в огромный десятипалый волосатый замок.
Настенька, это конечно, конечно. Но, видите, вы же, как говорите, не работали больше пяти лет. То есть вообще не работали правильно? Он постарался вздохнуть как можно сочувственнее, косясь при этом на телефон. И я предвижу некоторые сложности с вашим устройством.
А зарплата та же? Настя прищурилась.
Простите? Виталий Афанасьевич не понял, к чему это, и заволновался, как всегда бывало, когда он чего-то не понимал.
Я к тому, что много у вас там людей на место с такой зарплатой-то? Кто еще в здравом уме согласится на такие деньги?
Вот про здравый ум и я думаю, пронеслось в голове у директора. Размышляя, он открыл заедающий ящик стола и ознакомился с содержимым, будто что-то искал. Чтобы не выглядеть идиотом, достал черный маркер.
Кандидатов у нас, конечно, немного
А ищете дефектолога уже сколько?
Ну, пару месяцев точно, улыбнулся директор, ищущий сотрудника добрых полгода. Он взял ненужные распечатки и, слегка прикрыв их от глаз соискательницы, с умным видом стал выводить маркером случайные узоры и буковки на бумаге.
И успехи у вас так себе, по всей вероятности. Тогда вы понимаете, что я ваш лучший шанс. А сейчас, возможно, даже и единственный. Я помню все диагностические методики, мне не нужно время на обучение. Могу с первого рабочего дня заступать в комиссию и взять часть учеников, чтобы разгрузить коллег.
Виталий Афанасьевич убрал маркер, взглянул на Настю, а затем посмотрел на лист перед собой. Увидел, что на нем само написалось крупными буквами: СУКА.
Ладно, вы это, приняты, вздохнул и откинулся он на скрипучее кресло. Я подготовлю договора.
Отлично, спасибо, Виталий Афанасьевич!
Благодарность ему он считал большой отрадой. Если уж беспокоили его во время незаметной на первый взгляд, но, безусловно, важной работы, то пусть благодарят.
Завтра начинаю?
Нет-нет, зачем завтра, испугался он. Надо было свыкнуться, смириться. Подготовиться. Подрочить пару раз на эту бабу, чтоб потом на работе без этого самого. Давайте со следующей недели.
* * *
Ты сделала что?!
Да, да.
Крис замраморнела лицом и со злостью тыкала вилкой в непослушные помидоры. Сережа смотрел с недоумением и какой-то детской обидой, будто его обманули в игре, правила которой не объяснили.
Но Настя, конечно, никого не обманывала. Просто Сережа уже целую неделю не хотел воспринимать ее рассуждения о возвращении в школу иначе, чем что-то гипотетическое. Да и вообще она ему ничего не должна. Кристине она тоже говорила, но та только надела уши и сказала матери делать всё, что хочет. Но Настя и ей ничего не должна.
Да и вообще Настя им ничего не должна. Ужин вот, причем два блюда; завтрак будет; кухня чистая; итого отстаньте.
Ты правда устроилась обратно?
Пытались ужинать.
Я вам говорила, что думала над этим. И теперь, да, я снова в школе.
Для дебилов.
Но и у Насти еда не лезла ни на вилку, ни в горло, хоть она и пыталась казаться уверенной. Переволновалась еще до того, как сели за стол.
Да, и это такая же школа, как твоя, только учат там по-другому. Хотя, может, и так же, судя по твоим оценкам. В ответ фырканье. Фыр, фыр. Фифа тоже нашлась. Как бы отучить ее от этого? И много от чего еще. Может, электроошейник Но это не важно. Главное, что хочу сказать
И Настя говорила. О том, что счастлива была принять это решение, что это для нее важно, что на самом деле это никакой не шаг назад. Ни для нее, ни для них всех. Что, вообще-то, а чего они хотели, точнее, а почему они так хотят, чтобы нет. Что, вообще-то, она ждет поддержки, мать вашу! И самое главное:
И самое главное: я с вами, я всё еще мама и жена. Я никуда не делась, вот я, я тут. Ты тоже работаешь, а ты учишься
Это здесь вообще ни при чем, тихо, со стороны Крис.
Н-да, Сережа. Ну-с
К Кларе ты съездишь?
К класснухе Кристины, жаботрепещущей Кларе Леонидовне, Настя не могла доехать уже долго. А там какие-то, как обычно, максимально важные школьные дела, от которых у Насти вечно духу не хватало откреститься, и что-то еще про учебу, может, еще что-то, у нее всегда найдется, Крампус с мешком подарочков, браконьер с капканами наперевес.
Конечно, съездит. Эта неделя уже выдыхает последние дни, лучше на следующей вот Настя разберется со своим расписанием, и будет понятно. Сейчас-то ничего не понятно, сами понимаете, мне не выдали еще ничего, не прислали. Может быть, в субботу?
По субботам не работает, обрубили. И с Двадцать третьим ей поможешь? Уже скоро. И комитету с собранием?
Так, знаешь. С праздником и комитетом ей вполне может помочь кто-то другой, сколько можно.
[Йоп плиииат] Крис мотнула головой. Она только меня и терпит, потому что ты ей помогаешь с этой всей организационной хренью!
Так сделай так, чтобы она терпела тебя по другим причинам. Настя отпила из бокала. Как насчет оценок, например?
Ты не понимаешь, ее терпеть невозможно!
Не думаю, что из-за Клары Леонидовны мы должны менять нашу жизнь. Настя посмотрела на Сережу, но тот уже с минуту последней картофелиной возил по остаткам соуса.
Я тебе как-нибудь так же и отвечу. Крис встала. Помидоры полетели в ведро, тарелка заняла выемку в посудомойке. Собралась уходить.
Если уж на то пошло, барышня, если мы говорим, что нас не устраивает, то можно от тебя не будет всё время нести сигаретами? Как от какого-то старика!
Да-да, меняй тему.
Нет, стоп, я тебе сколько раз говорила? Шестнадцать, а ты куришь так, что вся кухня воняет!
Я просто попробовала, мне не понравилось.
Кристина!
Ладно-ладно, я поняла. Что-то еще?
Тон попроще, если можно.
Крис отдала матери честь и вышла из кухни. Косички с вплетенными ленточками взлетели и упали на плечи.
Господи, она же их расплетает, когда моет, правда? Насколько это гигиенично вообще? Да и выглядит как Настя на секунду залипла.