Н-нет, выдавила наконец она из себя.
Магистр удивленно глянул на меня.
Женя хочет сказать, что лишь обрабатывала чужой материал, который ей передавали, объяснил я. Автора же мы сейчас и пытаемся найти. Поэтому и едем в Красновку.
Похвально, что ты занимаешься этим делом, одобрительно кивнул магистр, с интересом разглядывая журналистку. Рад, что наши цели совпадают.
А вы знаете мои цели? как-то уж чересчур дерзко выпалила она.
Ну как же, цель нашего Ордена борьба со злом. Твоя разве нет?
Я ни с чем не борюсь. Мне просто любопытно.
Не важно, каковы наши мотивы, главное результат. Неисповедимы пути Господни, которыми Он ведет нас. Но если в итоге Свет торжествует над Тьмой ты на верном пути.
Я верю, что сама выбираю свою судьбу, ответила она, глядя на отца Пейна с откровенным презрением. Да и вообще, по мне, как-то глупо считать себя марионеткой, которой, дергая за ниточки, управляет какое-то существо, каким бы могущественным оно ни было. А в вашем случае так еще и вымышленное.
Я напрягся: «Что она несет? Она вообще понимает, с кем разговаривает?! Одно дело со мной молоть всю эту еретическую чепуху. Но говорить так с самим магистром!.. Он и за меньшее спускает собак!» Однако, когда я взглянул на отца Пейна, увидел, что он смотрит на журналистку не строго, скорее с любопытством, как на диковинного зверька.
Да, Михаэль говорил, что ты прохладно относишься к нашей вере, со снисходительной улыбкой сказал он. Можно полюбопытствовать почему?
Нельзя! И, заметив мой возмущенный взгляд, ответила скорее мне: Почему я должна обсуждать такие темы с незнакомым человеком?
Так давай познакомимся! воскликнул отец Пейн. До отправления поезда ведь еще есть время. Не против, если мы присядем и поговорим?
Женя открыла было рот, но я опередил ее «Против»:
Конечно же, у нас найдется время.
И едва ли не силой усадил журналистку на стоявшую рядом лавочку.
У меня, кстати, для подобного случая кое-что припасено, сказал магистр и пошел к микроавтобусу.
Ты чего творишь? шикнул я на Женю.
А что такого? Та пожала плечами, сердито поглядывая вслед отцу Пейну. Он же твой, а не мой приятель.
Можно хотя бы проявить уважение?
Не знаю, как твое, но мое уважение надо еще заслужить.
Он старше тебя раза в два!
Тоже мне, аргумент, усмехнулась она. По-твоему, любой гнусный старикашка, отравляющий жизнь всем окружающим и не совершивший ничего полезного за всю свою поганую жизнь, достоин уважения лишь за то, что дотянул до седин? Нет уж! Уважать можно за хорошие дела, а твой магистр пока ничего хорошего лично мне не сделал.
Это самый светлый человек, которого я знаю! пылко возразил я.
Вот ты и уважай.
Я покачал головой: «Ну что за противная девчонка! Видать, мало ее в детстве пороли. Уважение к окружающим нужно вколачивать с пеленок».
Между тем вернулся магистр, держа в руке бутылку красного вина и пластиковые стаканчики. Присел на лавочку, наполнил три стаканчика.
Так сказать, за знакомство.
Не думаю, что это хорошая идея, скривилась Женя. Если вы, конечно, не хотите попасть под статью за спаивание несовершеннолетних.
Я думал, что ты студентка, удивился магистр.
Ну да, студентка. Только первокурсница. Мне еще семнадцать.
На первом курсе, конечно же, все студенты ведут трезвый образ жизни, усмехнулся он. Ну-ну. Сам я, конечно, студентом не был, учился в духовной семинарии. А вот брат мой был. Учился, кстати, в вашем же вузе. И праведным его поведение даже на первом курсе назвать было нельзя. Однажды его чуть не отчислили. Хорошо, пожалел ваш ректор. Он, кстати, до сих пор у вас главный? Этот, как его Филиппов.
Филимонов, поправила Женя. Павел Сергеевич.
А, точно! кивнул магистр.
Меня это, признаться, удивило. Ведь наш магистр лично знаком со всеми важными людьми Погорья, а со многими даже приятель. Но я сообразил, что он просто проверил Женю, действительно ли она там учится.
Ладно, не хочешь твое право, согласился отец Пейн, насмешливо поглядывая на нее, и выплеснул содержимое одного стаканчика на землю.
Простите, но я тоже откажусь, сказал я. Хочу иметь светлую голову на задании.
Похвально, кивнул магистр, выплеснув и второй стаканчик. А я вот, пожалуй, выпью.
Ничего, что вы за рулем? напомнил я.
И кто ж меня остановит?
И, словно в подтверждение его слов, проходящие мимо два патрульных милиционера с почтением склонили головы, а один даже сказал:
Добрый вечер, отче!
Да осветит Господь твой путь, сын мой, ответил отец Пейн.
Тут не поспоришь: не найти в Погорске человека, который бы не знал нашего магистра, а большинство его любят и уважают. За последние годы авторитет отца Пейна, как и нашего Братства Света, возрос до небес.
А вообще, ты прав, вдруг кивнул отец Пейн. Я лучше пешком прогуляюсь, отсюда до храма недалеко.
И он бросил мне ключи от микроавтобуса:
Вам ведь машина нужнее. К тому же ты, в отличие от меня, не пил. Выходит, теперь вы можете не торопиться на поезд.
Женя с досадой закусила губу. Магистр же откинулся на спинку лавочки и снова поднес стаканчик ко рту.
Мы называем вино кровью Христовой, сказал он, с наслаждением пригубив.
И вы еще удивляетесь, почему я так отношусь к вашей религии, хмыкнула журналистка.
Я зыркнул на нее, но отец Пейн сделал знак мол, пусть продолжает:
Объясни, дитя.
Я хотела бы задать встречный вопрос: чем лично вам не угодили другие религиозные течения? как-то неожиданно осмелев, парировала Женя. За что вы на них так взъелись?
Кто тебе сказал, что мы на них, как ты выражаешься, взъелись? прищурившись, глянул на нее отец Пейн. Суть нашей веры нести мир и добро.
Ой, вот только не надо мне этого вкручивать, усмехнулась она. Я ведь журналистка и прекрасно знаю, что происходит в городе; в курсе всех новостей. Много наслышана о методах и поступках вашего так называемого Ордена. Честно сказать, мне наплевать. Почти у каждого человека есть те, кого он презирает. Один бьет морду за то, что она ему не понравилась; другой пырнет ножом чужака, появившегося в его деревне; а иной стреляет в людей по приказу. Найдется множество причин для проявления агрессии. В вашем случае это иная вера. Вот я и спрашиваю: почему? Чем вам другие религии так не угодили? Ответите вы отвечу и я.
Ты ошибаешься, дитя мое, покачал головой отец Пейн. Да, порой мы поступаем весьма жестко. Но вовсе не из ненависти. Наоборот, мы желаем лишь добра. Мы помогаем заблудившимся обрести верную дорогу.
Кулаками?
Иногда и кулаками, если иные средства не помогают. Когда родитель наказывает ребенка за скверные поступки, разве он делает это из ненависти? Наоборот из любви к своему чаду, чтобы в будущем оградить его от ошибок. Вот и мы несем свет истины, призываем людей жить по законам Божьим.
Так они и живут, ответила журналистка. Мы же сейчас говорим о религиях? А значит, все эти люди, которым ваш Орден, как вы только что выразились, несет свет истины, и без того верят в бога. Ведь практически в каждой религии есть некое высшее существо демиург, который создал мир и управляет им. Просто различные верования называют его по-своему. Вы же пытаетесь навязать им свои понятия.
Бог есть один! с жаром воскликнул я.
Уверена, вам это скажет представитель любой веры. Причем под этим одним он будет подразумевать своего.
Их боги суть Сатана! сказал отец Пейн. Стоит только взглянуть на этих божков и на то, как им молятся люди. Все эти язычники, поклоняющиеся жутким деревянным истуканам; буддисты с их женоподобными Буддами; индуисты с многорукими чудовищами. Даже иудеи и мусульмане, которые ближе остальных стоят к пониманию истинного бога, искажают нашу веру до уродства. Не говоря уже о том, какую ересь все они несут, и об их еретических атрибутах и обрядах. Это же мерзость!
Магистра аж передернуло от отвращения.
У вас в каком-то из Писаний есть отличная метафора о том, что некоторые соринку в чужом глазу видят, а у себя бревна не замечают, возразила Женя. Так вот, вас послушать, у вас в глазах целый лесовоз. Вы когда-нибудь пробовали взглянуть на свою церковь со стороны? Понимаю, что вы ко всему этому привыкли и для вас это не выглядит странным. Но я человек посторонний, меня воспитывал отец-атеист, который верит лишь в науку. Потому для меня ваши атрибуты тоже выглядят весьма странно, более того мрачно. Судите сами: все у вас «на крови», сплошь страдания, самоистязания, какие-то жестокие обеты вроде таскания власяниц и целибата. Говоря это, она покосилась на меня. В почете у вас мученики, блаженные-сумасшедшие, асоциальные отшельники то есть люди, по которым плачут психоаналитики, если не психиатры. На картинах вы изображаете какие-то отрубленные головы, окровавленные тела, прибитых гвоздями или истыканных стрелами людей. Ваши священные писания наполнены карами Господними да частенько такими, что не каждому маньяку или тирану придут на ум. Пьете вы «кровь Христову», вкушаете «плоть его». Храните и возите повсюду трупы, да еще и поклоняетесь им
Мощи! поправил я.
Как ни назови, сути не меняет, отмахнулась Женя. Для меня все это выглядит как какой-то мрачный культ смерти.
Все это символы, значение которых ты просто не понимаешь, попытался объяснить я. Возможно, пока.
Какие-то мрачные символы, ответила она. Я бы предпочла вместо отрубленных голов цветочки, а вместо скорбных мин улыбки.
Отец Пейн уже не улыбался, взгляд его стал ледяным.
Женя просто еще слишком молода, чтобы понять суть нашей веры, попытался я заступиться за нее. Еще не доросла. Мудрость приходит с годами. Ведь многие начинают верить только ближе к старости.
Не к старости, а к смерти, поправила она. И я прекрасно понимаю почему. Как сказал один уважаемый мною человек: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Люди просто боятся умереть, точнее, опасаются неизвестности: есть ли что-то там, за чертой. Вы же им постоянно говорите, что жизнь смертью не оканчивается, и рассказываете о бессмертии души. Да еще и убеждаете, что тех, кто следует за вами, ожидает прекрасное местечко под названием Рай, а всех, кто не с вами, адское пекло и вечные муки. Вот люди и начинают ближе к смерти бегать в церковь. Так, на всякий случай: вдруг там и правда все это есть?
Что ж в этом плохого? удивился я. Хорошо, если хотя бы в конце жизни человек становится на путь праведника.
Праведника ли? усмехнулась она. Или труса, признавшего чужое мнение под угрозой жестокой расплаты? Скажи: если маньяк перестает убивать только потому, что над ним нависла смертная казнь, разве ты можешь сказать, что он перевоспитался и стал праведником? Но я всех этих людей не виню: все мы боимся умереть, это естественная реакция инстинкт самосохранения. Под угрозой смерти согласишься с чем угодно. Вы же грозите не просто смертью а кошмарной вечностью! Чего тут удивляться, что у вас так много последователей, особенно стариков. Вот только меня удивляет другое. В мире существует множество религий, и практически в каждой есть свое послесмертие. Так почему бы одновременно не поверить в какого-нибудь Зевса? Вдруг древние греки были правы и после смерти нас ждет царство Аида? Или можно приносить жертвы Одину, на всякий случай: вдруг окажешься в Вальхалле? Я так и вовсе могу выдумать, что после смерти человек отправляется на чудесную планету Мимитрям, где злые мимитрямбики издеваются над всеми, кто не верил в них при жизни. Так почему бы и в это на всякий случай не поверить?
Отец Пейн угрюмо молчал. Пока Женя говорила, я наблюдал за выражением его лица. Магистр смотрел ох как недобро, а кулак его сжимал стаканчик с такой силой, что еще немного и прольется кроваво-красное вино. Я понимал: он скоро сорвется. Меня удивляло, как это журналистка столько времени безнаказанно произносит такие еретические речи. Видимо, отца Пейна сдерживало лишь то, что эта барышня нам еще нужна.
Вообще, меня поражает то, что в мире так много людей с религиозным мышлением, продолжала Женя развивать эту тему, не замечая, что уже ступает по тонкому льду. Видимо, вошла во вкус. Мне даже показалось, что она специально все это говорит: словно дразнит магистра, хочет вывести его из себя. К примеру, упомянутые древние греки верили, что на горе Олимп тусуются боги. А попробуй в этом сейчас кого-нибудь убедить! Тебе ответят, что люди давно вскарабкались и на Олимп, и на Эверест, и на прочие вершины а никаких богов там не нашли. Но зато, когда речь заходит о христианских Небесах и живущем там Боге, многие (даже весьма образованные) люди, вдруг соглашаются: мол, да, это все правда. Хотя мы давно не то что поднялись выше облаков слетали в космос! И почему-то никто не увидел там ни Бога, ни Рая. Да что говорить: даже какие-нибудь ученые профессора могут запросто говорить о Большом взрыве, палеонтологии, происхождении человека и одновременно верить в Ветхий завет, где рассказывается о том, что Землю создали за семь дней, а люди произошли от одного-единственного чувака Адама. По мне так человек, который верит в любого бога, мало чем отличается от того, кто считает реальным существование каких-нибудь рептилоидов. И те и другие утверждают вещи, которые никак не могут доказать
Хватит! рявкнул отец Пейн, сверкнув глазами.
Женя умолкла, но смотрела в ответ по-прежнему дерзко, без смущения.
Вы спросили я ответила! пожала она плечами. Впрочем, если вам все это нравится это же ваше личное дело. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Точно так же и в свой я кого попало не пускаю. Я говорю лишь, что вы презираете людей за то, за что и вас самих могут презирать другие. Ваши убеждения ваше личное дело. Нравится вам поступайте так, верьте во что угодно. Но тогда не осуждайте других: следите за своими бревнами, а не за чужими соринками. Вообще, меня в этом плане удивляют многие христиане. Вы постоянно говорите о добре, любви и всепрощении сами же при этом частенько совершенно нетерпимы к чужим мировоззрениям. Вся ваша история сплошь Крестовые походы и борьба с ересью. Быть может, пора перейти от слов к делу и действительно нести людям мир и добро? Иначе что вас отличает от тех маньяков, за которыми мы сейчас гоняемся? Те наверняка тоже уверены, что, сжигая заживо людей, делают мир лучше.
Раздался хлопок: кулак отца Пейна сжался, пластиковый стаканчик лопнул и кроваво-красное вино брызнуло во все стороны, потекло по его пальцам. Женя испуганно умолкла. Видимо, поняла, что, если продолжит в той же манере, в следующий раз брызнет вовсе не вино, а кровь из ее разбитого лица. Она поспешно встала.
Я отлучусь ненадолго. И тихонько добавила: Вы же не против, если кто-то отлучается?
И пошла, словно триумфатор, гордо вскинув голову.
Вот же нахалка: ведь явно последней фразой она намекнула на «отлучение от церкви»! Я уже тысячу раз пожалел, что позволил магистру встретиться с этой еретичкой, и был так рад, что она ушла, пускай даже ненадолго.
Глупая еще, молодая, сказал я, как бы оправдываясь, словно это моя вина в том, что ее голова забита всей этой ересью.
Магистр молчал, нахмурившись и о чем-то размышляя. В тот момент я не на шутку испугался: когда дело будет сделано и журналистка станет не нужна, не захочет ли он проучить еретичку? Вдруг вспомнился недавний рейд, как бью девчонку на языческом шабаше. Смогу ли я так же поступить с Женей?
Она вернулась. Я боялся, что журналистка вновь продолжит свои богохульные речи, но Женя, быть может, заметив мое напряжение (да и реакцию отца Пейна), вдруг примирительно улыбнулась: