ПО. Ты это слышала, Маделайн? Дворецкий убил свою сестру. Он замуровал монстра в стене. Ради всего святого, Монтрезор! Ради всего святого!
АНДЕРСОН. Я не дворецкий.
РОЗАЛИ. Эдди?
(Удивленная, что не видит его внизу, выходит с пингвинами через дверь слева).
ПО. Ага! Он не дворецкий. Он владелец табачного магазина, наемный убийца. Он украл мою трость для прогулок! Я впервые столкнулся с ним, как с Вильямом Вильсоном, в «Устричной гостиной» вдовы Мигл на Пратт-стрит. Его сопровождал Генри Уодсворт Лонгфелло, два пингвина и допельгангер. Сейчас я в гробу. Я слышу, как лопаты земли падают на крышку. И вороны сидят на могильных камнях. (Карканье ворон, свет мерцает, по сцене проносятся тени птиц). Я кричу, мои губы не раскрываются, рот забит землей. Я чувствую дерево над цамым лицом. Ничего, кроме темноты, и поскребывания крыс, роющих проход из соседней могилы. Они прогрызут мой гроб. Они пожрут меня. Они пожрут меня.
(Он засыпает).
МЭРИ. Он спит. Оставим его.
АНДЕРСОН (когда они спускаются по лестнице и уходят в правую дверь). Если бы я знал, что этот сукин сын писатель, я бы на порог его не пустил.
ВИРДЖИНИЯ (поет, входя в левую дверь наверху и забираясь в кровать к ПО):
2
(Коттедж ПО, ПО и ВИРДЖИНИЯ на кровати, МАДДИ, мать ВИРДЖИНИИ, дремлет в кресле-качалке. ДЖУНИУС БРУТУС БУТ теперь лицо в овальной раме).
ВИРДЖИНИЯ (заканчивает куплет):
(Нежно целует ПО в губы, и он просыпается).
ПО. Что? Кто? Элеонора? Должно быть, задремал. Пора за работу.
(Поднимается с кровати, идет к письменному столу).
ВИРДЖИНИЯ. Не вставай, Эдди. Час уже поздний. Какая работа? Возвращайся в постель и обними меня.
ПО. Писать, писать. Оплачивать счета. Должен закончить эту страницу.
ВИРДЖИНИЯ. Ты слишком много работаешь, Эдди. Мне было тоже пойти работать, чтобы помогать нам.
МАДДИ. Ты работаешь, дорогая. Помогаешь с вязанием и шитьем.
ВИРДЖИНИЯ. Но я хочу поправиться, чтобы выходить из дома и делать что-то такое, что умею, как Эдди умеет писать. Завтра пойду на прогулку.
МАДДИ. Ты уверена, что тебе хватит сил для прогулки, милая?
ВИРДЖИНИЯ. Далеко не уйду, обещаю.
ПО (пытается работать, вносит правку в рукопись). Воскресным утром молодая женщина в белом платье вышла из дома. Поначалу возникло предположение, что с ней произошел несчастный случай.
(Звенит колокольчик над правой дверью внизу, и появляется МЭРИ, одетая для прогулки).
МАДДИ. Здесь больше никто не чувствует себя в безопасности, выходя на прогулку. Вспомни, что случилось с этой бедной девушкой из табачного магазина, Мэри Роджерс.
МЭРИ (смотрит на ПО, сидящего за столом). Добрый вечер, мистер По. О чем пишите сегодня?
ПО (когда МЭРИ идет мимо лестницы к правой кулисе). Труп молодой женщины восемнадцати или двадцати лет нашли в воде. Поначалу все боялись, что это тело Мэри Роджерс, которая исчезла, выйдя из своего дома в прошлое воскресенье.
(МЭРИ уходит в правую кулису, когда как АНДЕРСОН входит в дверь справа и смотрит ей вслед).
АНДЕРСОН. Мэри! Мэри, подожди!
(Уходит вслед за ней. ПО пишет).
МАДДИ. Мир очень темное место, особенно для невинных детей, как моя Вирджиния и ее сладкий Эдди.
ВИРДЖИНИЯ. Не волнуйся, Мадди. Я уверена, Бог позаботится о нас. Ох, посмотри, как Эдди работает, всегда решает какую-нибудь головоломку. Я люблю моего Эдди, и он очень добр ко мне, но почему он всегда такой несчастный? Я хочу работать в журнале, как Эдди. Эдди, почему ты не идешь в редакцию?
ЭДДИ. С прискорбием сообщаю, меня вновь внезапно выдернули из чрева более или менее респектабельной деятельности и зашвырнули, головой вперед и голого, в канаву.
ВИРДЖИНИЯ. О, нет. Эдди опять уволили.
ПО. Глава четыреста восемьдесят седьмая. Мое очередное увольнение.
ВИРДЖИНИЯ. Не понимаю, почему эти литераторы всегда так суровы с тобой, Эдди? Разве они не видят, что ты гений?
ПО. И мне не понятно, почему они этого не замечают. Я использую каждую возможность, чтобы обратить на то их внимание. Но в последнее время моя прогресс постоянно тормозится квакушами[3].
МАДДИ. Кем?
ВИРДЖИНИЯ. Квакуши, Мадди, литературные враги Эдди, личности, занимающие высокое положение в культурной иерархии, которые смотрят свысока на его работу и по необъяснимой причине отказываются признавать его гениальность. Эдди говорит, что американская культурная сцена одно гигантское тайное сборище квакуш, губошлепов с Лягушкиного пруда.
ЛОНГФЕЛЛО (появляется в арке, что-то пишет в блокноте).
На брегах той Гитчи Гюми,
У каких-то, каких-то вод,
Гайавата, Миннегага
(Шлепая себя по губам, уходит в левую дверь внизу).
Билур-били-билур-били-билур-били.
МУДДИ. Им должно быть стыдно. Эдди такой милый мальчик. Просто очаровательно милый мальчик.
ЭЛИЗА (входит в левую дверь наверху, держа на руках мягкую куклу-младенца). Эдди такой сладкий младенец. Такой сладкий младенец. (Она спотыкается, младенец взлетает в воздух). Упс! А-А-А-А-А-А! (Младенец приземляется в детскую коляску, которую вкатывают через арку внизу ФАННИ и ДЖОН АЛЛАНЫ).
ФАННИ. Ой, посмотри, Джон, такого сладкого младенца ты в жизни не видел.
ВИРДЖИНИЯ. Мадди, вчера я видела такого очаровательного младенца, которого везли в коляске.
АЛЛАН. Если ты спросишь меня, так выглядит он, как орангутанг.
ВИРДЖИНИЯ. Я хотела подбежать, подхватить его на руки и не отпускать. (ДЖОН и ФАННИ укатывают коляску в левую кулису, ЭЛИЗА меланхолически машет рукой, прощаясь и уходит в левую дверь наверху). Это было бы так здорово, иметь своего младенца.
МАДДИ. Разумеется, дорогая, но с этими младенцами в доме такой беспорядок.
ВИРДЖИНИЯ. Как и с Эдди, но мы все равно любим его. Эдди, мы сможем родить ребенка, когда я поправлюсь?
ПО (держась за голову, не в силах сосредоточиться). Это ужасное чувство сдавливания, словно тебя похоронили живым.
МАДДИ. Вирджиния, мы не должны тревожить Эдди, когда он работает. Ты знаешь, он не может думать, если говорит, и наши разговоры очень его отвлекают.
ПО (в раздражении шлепает себя по губам). Билур-били-билур-били-билур-били.
МАДДИ. И ты говоришь о детях, когда вы двое сами еще дети. Я очень тревожусь о вас.
ВИРДЖИНИЯ. Я поправлюсь, Мадди, так?
МАДДИ. Разумеется, поправишься, глупая девочка.
ПО. И потом наблюдать раздувшееся и обезображенное состояние трупа этого бедного существа, которое недавно было красивой девушкой
ВИРДЖИНИЯ. Я очень завидую способности Эдди творить. Я хочу создать что-то до того, как умру. Эдди, ты думаешь на небесах будет хорошо? Я на это надеюсь. На небесах я буду достаточно сильной, чтобы гулять с Эдди, и Мадди, и Катариной, правда?
МАДДИ. Мы все будем бегать наперегонки с архангелами. Даже ястребы-цыплятники не смогут на догнать.
ПО. Все записано кодом. Расшифровать код, прочитать послание, спрятанное у всех на виду, украденное письмо.
ВИРДЖИНИЯ. Ох, Эдди, ты такой привлекательный, потому что гений, красивее даже зазывалы на ярмарке.
ПО. Да, творческому человеку лучше всего сочетать в равных долях качества гения и шарлатана, как у Бога.
ВИРДЖИНИЯ. Бог тоже гений?
ПО. Бог творец, и любой творец может стать Богом. Мы превращаем себя в Бога посредством творения, а это средство, с помощью которого мы соединяем вместе воспоминания о прошлом существовании, когда мы были Богом, или частью Бога, или, по меньшей мере, персонажем в пьесе, имеющей больше смысла, чем эта.
ВИРДЖИНИЯ. Ох, Эдди, это так глубоко, какая жалость, что кошки здесь нет и она не слышит тебя. Почему бы тебе не прийти в постель? Уже очень поздно, и Мадди опять задремала в своем кресле-качалке.
ПО. Я должен это закончить, прежде чем лечь спать.
ВИРДЖИНИЯ. Но я думала, ты уже поставил последнюю точку в истории Мэри Роджерс.
ПО. Поставил, но сегодня газеты сообщили, что миссис Лосс, женщина, к которой она могла идти, когда ее убили, сама найдена убитой своими сыновьями в кустах американского лавра.
ВИРДЖИНИЯ. Своими сыновья? Но это ужасно.
ПО. Нас пожирают наши собственные создания. И ее сыновья могут рассчитывать на более мягкий приговор, если скажут, что в действительности произошло с Мэри Роджерс.
ВИРДЖИНИЯ. Так это же хорошо.
ПО. Для меня нет. «Тайна Мари Роже» печатается с продолжением, опубликована половина, раскрывается преступление в последней части, но, если откроются новые вещественные доказательства и возникнет нестыковка с уже написанным мною, тогда великий детектив, мсье Огюст Дюпен, он же Эдгар Аллан По
ВИРДЖИНИЯ. Ты будешь выглядеть, как законченный идиот.
ПО. Очень может быть, да.
ВИРДЖИНИЯ. Ох, дорогой. Так что ты собираешься делать, Эдди?
ПО. Я должен точно знать, что заканчивается история правильно. Я должен найти убийцу. Давай разгадаем преступление.
ВИРДЖИНИЯ. Ну, хорошо.
ПО. Маленький колокольчик звенит над дверью табачного магазина (Колокольчик звенит, входит МЭРИ). А несколько дней спустя раздутые останки молодой девушки вытаскивают из воды.
МЭРИ. Добрый вечер, мистер По. Чем сегодня заняты?
ПО. А теперь давай рассмотрим возможные версии. Первая, банда хулиганов убила ее. Вторая, отвергнутый кавалер убил ее. Третья (Колеблется, смотрит на МЭРИ, которая снизу смотрит на него). Мне нужно выпить.
(Надевает плащ, который берет за правой дверью наверху, тогда как МЭРИ уходит через правую дверь внизу).
ВИРДЖИНИЯ. Эдди, ты обещал, больше никакой выпивки.
ПО. Да, но тогда я был пьян. Нет, все нормально. Я иду за сигарой.
АНДЕРСОН (идет к правой двери внизу, как и прежде). Мэри? Мэри, подожди.
(Уходит вслед за МЭРИ).
ПО. В свое время я часто бывал в табачном магазине, где работала Мэри Роджерс. Хочу задать несколько наводящих вопросов. У меня есть ум, который я иной раз использую, когда все остальное не дает результата. Только этого достаточно, чтобы выделить меня среди общей массы.
ВИРДЖИНИЯ. Не ходи, Эдди. Час поздний. Возвращайся в постель и обними меня. После твоего ухода здесь так темно и одиноко.
(Начинает кашлять).
ПО. Я должен продолжить поиски правды. Великий детектив должен знать все.
ВИРДЖИНИЯ. Тогда я пойду с тобой.
ПО (подходит, чтобы обнять ее). Ты всегда со мной, милая, и всегда будешь, но сейчас ты должна остаться здесь, чтобы приглядывать за Мадди, похрапывающей в кресле-качалке, а не то она снова свалится на голову. И еще тебе нужно поглаживать Катарину, которая очень скучает без тебя.
ВИРДЖИНИЯ. Но я хочу выйти в ночь. Я люблю ночь.
ПО. Ты знаешь, что тебе нельзя. Влажный воздух вреден для твоих легких. И собирается гроза.
ВИРДЖИНИЯ. Такое ощущение, что ты постоянно уходишь от меня. Ты знаешь, что такое жизнь, Эдди? Человек, которого ты любишь, уходит за дверь, и однажды не возвращается. Вот что такое жизнь.
ПО. Меня ты скоро увидишь, любовь моя. Обещаю. Я разрешу эту головоломку и вернусь к тебе с триумфом. Спи. Я ненадолго.
(Он целует ее и открывает левую дверь наверху. Гроза. Ветер прижимает ночную рубашку ВИРДЖИНИИ к ее телу. ПО уходит, закрывая дверь за собой).
ВИРДЖИНИЯ. Ладно. Буду спать с кошкой. Эй, киска. Где ты, Катарина? Мне очень холодно, и Эдди скоро вернется домой, и все обещания ложь.
(Падающий на нее свет меркнет, и она грустно поет):
3
(ПО, пьяный, шатаясь, с бутылкой в руке, выходит в круг света под уличным фонарем, тогда как ВИРДЖИНИЯ продолжает петь в темноте. В овальной раме теперь ОССИАН и ЧАРЛИ КЕЛЛЕНБАРАК).
ВИРДЖИНИЯ (поет):
ПО. Поиски правды это цель, но предполагать мотив бессмысленно. Зло не нуждается в мотиве. Только один человек может разгадать это ужасное преступление: способный вообразить, что совершил его сам. И все это время она терпеливо ждет моего возвращения домой, поглаживая кошку. Доверяет мне, верит в меня. Я поклялся оставаться трезвым и трудолюбивым, получая деньги от кретинов, чтобы редактировать чушь, написанную другими людьми, а потом, устав от покровительства тех, у кого мозги уже высохли, я позволяю себе маленький стаканчик хереса, и все мои обещания идут прахом. Моя жизнь раздутая мистификация. Я живу в постоянном ужасе Просперо, заточенный в островном лабиринте, который сам и создал. Любимое превращается в отвращение и разложение. Я несу беду на плечах, уродец, порожденный двумя умершими актерами.
(ДЖУНИУС БРУТУС БУТ, пьяный актер, выскакивает в круг света, хватает По за грудки, начинает декламировать, с закатыванием глаз, театральными жестами, варьированием громкости):
БУТ (декламирует):
(Трясет ПО из стороны в сторону).
(Замолкает и принюхивается).
Это я пернул? Или я? Неважно. Знаешь, По, ты напрасно тратишь время, вычитывая эти журнальные помои. Такой человек, как ты, нужен театру.
ПО. По моему разумению, театр прекрасно обходится без меня.
БУТ. Послушай меня. Я, Джуниус Брутус Бут, величайший актер этого и любого другого времени, заявляю, что Эдгар По должен полностью посвятить себя написанию пьес, чтобы спасти Западную цивилизацию от дурно пахнущего ведра гнили, которое ныне выдается за американскую драму.
ПО. Мои родители были актерами. Театр убил их обоих.
БУТ. Разумеется, убил. Театр убивает всех. Тем не менее, это у тебя в крови. Профессия Шекспира. Самая благородная из всех.
ПО. Я нахожу театр крайне расстраивающим и абсолютно бесполезным.
БУТ. Да. В этом вся его прелесть.
(Пьет из бутылки ПО).
ПО. Кружить по сцене, как идиот, в гротескной, плохо сшитой одежде, произносить помпезные глупости, написанные за деньги пьяными мертвецами перед толпой хихикающих невежд Как вы можете это выносить? Вы интеллигентный человек, когда трезвый. Разумеется, трезвым вы не бываете. Почему вы подвергаете себя такому унижению?
ФОРРЕСТ (пошатываясь, выходит в круг свете и падает лицом вниз, великий актер ЭДВИН ФОРРЕСТ, главный соперник БУТА и основной собутыльник). Я говорю то же самое. Бросай это, Бут, уходи в таксидермию.
БУТ. И это говорит Эдвин Форрест, самый вонючий из всех этих визжащих обитателей декораций в этом жалком шоу уродов, которое именуется американских театром.
ФОРРЕСТ. Увы, сэр, я уступил этот титул вам, давным-давно.
БУТ. Чушь собачья! По, ты видел, как этот бесстыжий самозванец рыщет по сцене. Разве от его мерзкого визжания и кошачьих криков по твоей коже не ползли мурашки отвращения? Не говоря уже о допотопной манере игры.
ФОРРЕСТ. И это говорит человек, который ни разу в жизни не выходил на сцену трезвым.
БУТ. А вот это, сэр, наглая ложь. Однажды я вышел на сцену трезвым, если не ошибаюсь, в тысяча восемьсот тридцать седьмом году. Я знаю, это случилось во вторник, где-то в Огайо или в другом чертовом дурдоме для тупорылых охотников на белок. Одна актриса, решив, что я отверг ее любовные притязания, в приступе праведного гнева или в силу своего поганого характера вылила остатки моей огненной воды в сортир, и мне пришлось выходить на сцену, вооруженным только моим остроумием, ситуация, которая с тобой не возникнет никогда, потому что ума у тебя не больше, чем у вареной брюквы.
ПО. Мне часто снится театр, я заблудился в лабиринте трагикомичного готического фарса. В моем сне театр горит. Это последний день поэта, кричу я, стоя босиком на столе и прижимаю к себе кальян, окруженный языками пламени, тогда как на самом деле я обречен писать дешевую прозу под известным всем псевдонимом Мармадьюк Хаммерхед. Я выгляжу, как Мармадьюк Хаммерхед?
БУТ. Думаю, однажды я сыграл это в Вунсокете. Паршивый второй акт.
ФОРРЕСТ. Все вторые акты паршивые. Я всегда пропускаю второй акт.
ПО. И спектакль не теряет смысл?
ФОРРЕСТ. Будь в театре смысл, кто бы туда ходил?
БУТ. А кто нынче ходит?
ПО. Боюсь, я опять вхожу в диссоциативную фугу. Когда мы добрались до набережной, лил сильный дождь. Жаль, что вы не видели те яйца. Она сейчас зашивает мои штаны. Мой шедевр запечатлеет хронику подъема на луну обанкротившегося ремонтника кузнечных мехов. Это будет настоящий прорыв в американской литературе. Лонгфелло и его заплесневелые коллеги будут прокляты! Но какой смысл? Ты или писатель, или кто-то еще. Не можешь быть и тем, и другим, а между ничего нет. Почему мы здесь?