Сейчас мои однокурсники находятся на сельскохозяйственной практике в Ломоносовском совхозе, и я должен быть с ними на уборке помидоров, не могу я здесь прохлаждаться, когда они там работают
И ведь настоял на своем, а утром следующего дня убыл в Ломоносовский совхоз, где работали его сокурсники на сборе помидоров. Он проработал пять дней, когда однажды вечером мне вновь позвонил Хамзат. Встревоженным испуганным голосом он сообщил, что Магомеда прямо с поля отправили в психиатрическую больницу. Попросил вместе с ним проехать в это злополучное медицинское учреждение. В машине к нам присоединился еще один наш приятель Алихан Яхдиев ингуш родом из Назрани, работавший телевизионным мастером в кронштадтском телеателье, который немедленно откликнулся на постигшее друга горе. Магомеда мы застали в палате, где он сидел безучастно и отрешенно смотрел в одну точку, абсолютно равнодушным взглядом. Таким же образом он отнесся к нашему приходу, то есть никак не реагируя, чем привел нас в глубокое волнение и расстройство. Дрожащими руками Хамзат налил в стакан из бутылки кефир и попытался его поднести Магомеду прямо в рот. Кефир стекал ему на подбородок и далее на больничный халат, но он не сделал ни одного глотка, оставаясь невосприимчивым к его попыткам. Произошло то, о чем предупреждал врач-невролог Петя Аносов необратимое органическое нарушение в головном мозге, приведшее к заболеванию психики. Вероятнее всего, работая в совхозе, Магомед подавал тяжелые ящики с помидорами в кузов машины, что и спровоцировало обострение болезни. Подавленные и убитые увиденным, молча возвращались мы в Кронштадт.
В тот же вечер Хамзат позвонил отцу Магомеда младшему брату своего отца и как мог, объяснил ситуацию, попросил приехать по возможности незамедлительно. А через три дня я им же был весьма настойчиво приглашен к нему на дом, где застал родителей Магомеда в крайнем расстройстве и возмущении. Двери открыла Мадина, и, раздеваясь в прихожей, я услышал доносившийся из зала резкий, не терпящий возражения, мужской голос:
Хамзат, мы отдали тебе сына абсолютно здоровым, а получили его больным и немощным. Ты виноват во всем и тебе придется за все отвечать, а печать твоей вины будет лежать на тебе всю жизнь
В конце монолога я и вошел. Хозяин квартиры с благодарностью кивнул мне головой. Я подошел к сидящему в кресле старшему по возрасту мужчине и, вежливо представившись, поздоровался со всеми присутствующими. Затем тихо присел на стул, стоящий в отдалении у стены.
Умар, оправдывался смущенный Хамзат, я своей вины не отрицаю, но Магомед взрослый парень, ему исполнился двадцать один год. Я умоляю тебя, послушай, что скажет Руслан, он осетин, военный врач и знает практически все от начала и до конца по этому случаю и даже больше, чем я. Руслан, расскажи ему, с чего все началось
Я согласился, но при условии, что беседовать с Умаром мы будем наедине, без его жены и самого хозяина дома, то есть Хамзата. Мы уединились в соседнюю комнату, где я подробно изложил Умару всю историю с Магомедом, ничего не утаивая, ответил на множество вопросов. Разговор занял полтора часа
Сына убитые горем родители забрали домой в Знаменское. Хамзат позже как-то вспомнил, что они его женили на односельчанке. Мулла предположил, что, возможно, это приведет его голову в порядок, но инициатива священнослужителя оказалось бесполезным мероприятием. Женой он абсолютно не интересовался, и через год она вернулась в отчий дом в том же непорочном состоянии, что и пришла. А на пороге уже были лихие девяностые. Затем первая и вторая чеченские войны, а когда прошло время смуты и положение в стране стабилизировалось, мна было уже не до Магомеда. Времена настали тяжелые, каждый думал в первую очередь о своих близких, и как-то само собой все стороннее отошло на второй план. А после отъезда с семьей в Осетию я окончательно потерял связь с Кронштадтом и его жителями.
Лейтенант Силин
В августе 1982 года я был переведен с Черноморского флота в распоряжение командира Ленинградской военно-морской базы, где сразу же вступил в должность начальника медицинской части береговой базы шестой дивизии учебных кораблей Ленинградской ВМБ, располагавшейся на острове Котлин в Финском заливе, практически примыкающем к устью Невы. Но в миру это место более известно по названию города и бывшей военно-морской базы, как Кронштадт, где мне предстояло теперь служить.
Четырнадцать лет службы на кораблях, где никогда не пахло ароматом женских духов, а стояли устоявшиеся законы военно- морского устава и стандартные запахи «Тройного одеколона» и «Шипра» от матросов срочников, наконец-то остались далеко позади. И все времена года я мог теперь перемещаться по твердой земле и с любопытством созерцать воочию прелестные женские фигуры, грациозно проходящие мимо меня, не думая и не предполагая, что за леерными ограждениями, как всегда, глубокое море, а все остальное мои фантазии. Позади остались корабли матросы, мичмана и офицеры, выходы в море на восемь месяцев или на полгода. Больше не будет штормов и морской болезни, которую я не переносил и ненавидел.
На должности начальника медицинской части береговой базы я смог продержаться, однако, не больше семи месяцев, и в этом было виновато ее предназначение снабжение всеми видами довольствия кораблей и подводных лодок, базировавшихся в Кронштадте и находившихся на ремонте и в доках военно-морского завода. В мои обязанности входило снабжение медицинских служб указанных корабельных подразделений 960 этиловым спиртом и расходными медикаментами, что я исправно и делал. Спирта медицинского было много, даже чересчур много, поэтому ко мне часто заходили все любители дармового алкоголя от мичманов до капитанов первого ранга. Затем шла масса проверявших меня начальников различных инстанций и рангов. Вот тогда и обратил внимание, какое количество офицеров славного города превратилось в обыкновенных алкоголиков и вымогателей, использовавших свое служебное положение. Не могу вспомнить ни одной фамилии из этого контингента проверяющих, но одна все же в памяти осталась, и вот почему. Фамилия его была очень странной, поэтому, наверное, и запомнил ее Юнгмейстер. Кто он был, обрусевший немец или еврей, мне установить так и не удалось, но как он пил мой этиловый спирт и в каких дозах?! Он с точностью профессионала-аптекаря, на глаз, мог разбавить спирт дистиллированной водой, превращая его в водку. Но в одиночку не пил, заставляя меня своим званием и должностью принимать те же дозы, что и он. Дозы были велики, а время приема по продолжительности составляло от трех до пяти часов. Он никогда не закусывал, только непрерывно курил свой «Беломорканал» -тяжелые папиросы без фильтра, что производили на заводе Урицкого в Ленинграде с середины тридцатых годов. Но этого алкоголика я все же уважал за то, что он хотя бы не был вором, как многие из медицинских начальников того периода. Но дальше так продолжаться не могло здоровье явно начало сдавать, и в начале апреля я обратился напрямую к своему непосредственному начальнику медицинской службы Ленинградской военно-морской базы:
Виталий Сергевич, взмолился я, очень прошу перевести меня флагманским врачом в 104 бригаду кораблей охраны водного района Ленинградской военно-морской базы, куда Вы меня ранее и планировали, ибо служить на береговой базе более не могу там элементарно можно спиться
Вкратце, не скрывая ничего, объективно и честно изложил Ласкавому ситуацию в медицинской службе береговой базы и обосновал невозможность дальнейшей моей службы там.
Виталий Сергеевич торжествующе усмехнулся:
Можно подумать, Руслан, ты мне Америку открыл. Вот что бывает, когда старших товарищей не слушают. Мне ведь все это известно было и раньше, почему я и хотел сразу тебя на флагманскую должность назначить. Объясни, почему ты сразу не согласился на мое предложение? Какова причина твоего упрямства?
Виталий Сергеевич, я пять лет безвылазно находился в 5-ой Средиземноморской эскадре, и любое напоминание о кораблях и море вызывало у меня тошноту, ибо так и не научился переносить морскую болезнь. Вот и купился названием «береговая база», больше ничего
Ласкавый громко рассмеялся на мое откровенное объяснение, думаю, он предполагал нечто иное. И был рад, что ошибся в своем предположении.
Через два дня я был назначен приказом командира Ленинградской базы флагманским врачом войсковой части 22830 бригады кораблей охраны водного района Ленинградской военно-морской базы, а на мое место перевели Ваню Капылова с учебного корабля «Перекоп».
От береговой базы до места моего нового назначения было не более двухсот метров. Штаб сто четвертой бригады кораблей охраны водного района находился в трехэтажном особняке, принадлежавшем в 18-ом веке князю Александру Меншикову сподвижнику Петра-I, а затем втридорога проданном им же военно-морскому ведомству. Мы называли его Итальянским дворцом, другие дворцом Меншикова. В помещениях фасада здания-на первом этаже располагался Особый Отдел Кронштадтского гарнизона. В левом крыле находился штаб дивизии учебных кораблей, а по соседству наш штаб 104-ой бригады. В правом крыле дворца располагался Дом офицеров и там же наш ведомственный ресторан. Вокруг здания проходили искусственные каналы Обводной и канал Петра-I. Справа от здания дворца Синий мост, переброшенный через Обводной канал, а через канал Петра-I проходил Разводной мост. Перед фасадом дворца Меншикова стоял бронзовый памятник Пахтусову Петру Кузьмичу исследователю Арктики. За памятником располагался Итальянский пруд, а за ним постройки продовольственных складов гарнизона.
Наш штаб сто четвертой бригады надводных кораблей ОВР-а, занимал второй этаж левого крыла дворца и имел отдельный вход. Один из огромных кабинетов был выделен нам четырем штабным офицерам, флагманским специалистам бригады: флагманскому «химику» Саше Сапогову, флагманскому связисту Васе Баранову, флагманскому специалисту по РТС (радиотехнической служба) Володе Трофимову и мне, флагманскому врачу. Через месяц мы знали друг о друге практически все, сдружились, то есть прошли боевое слаживание. Этому способствовало и то, что мы обучались по одной единой советской системе подготовке в военных ВУЗ-ах, да и были мы, практически, все четверо одногодками. Короче одинаковый возраст и общие интересы нас сблизили и подружили. Бригада состояла из трех дивизионов: 23 дивизион больших и средних тральщиков,122- дивизион малых тральщиков и 12 дивизион малых противолодочных кораблей. Наши корабли стояли в Средней гавани на Петровской пристани. С утра флагманские специалисты отправлялись на корабли, проверяя свои подразделения в части касающейся, проводили опрос жалоб и заявлений у личного состава, выборочные телесные осмотры на предмет неуставных взаимоотношений и многое другое, что было предусмотрено военно-морским уставом и приказами старших начальников. Через полгода я уже знал в лицо весь личный состав бригады, командиров дивизионов и групп на кораблях бригады. Даже сейчас помню, что 23 дивизион возглавлял капитан второго ранга Хохлов, 12 дивизион капитан-лейтенант Карабанов, а 122 дивизион капитан третьего ранга Бугло.
Все было хорошо и без особых проблем, пока в бригаде не появился старший лейтенант Силин офицер ЗАС (Закрытая автоматизированная связь). Он окончил Краснодарское военное училище связи, и его направили служить на Балтийский флот, а конкретнее в нашу бригаду. И надо было так случиться, что его определили к нам в кабинет. Ну и что, поставили еще один стол в наш огромный кабинет, и даже не заметили нового прибавления в наш маленький коллектив. Силина звали Виктором, и был он значительно младше любого из нас. Относились к нему снисходительно и доброжелательно, как принято относиться друг к другу на флоте. Витя рассказал, что женат и имеет дочь. Жена наполовину армянка, отец краснодарский армянин, мама местная кубанская казачка. Сам Витя был родом с Урала, недалеко от Челябинска проживали его родители. Худенький стройный старший лейтенант с короткой стрижкой и наивными глазами, он сразу вписался в наш «флагманский» коллектив. Скромный и вежливый, он произвел хорошее впечатление на штабных офицеров и мичманов. Мы все были ранее старшими лейтенантами и нас также обучали и оберегали старшие товарищи по совместной службе. Короче, Силин Витя пришелся ко двору
Помимо трех дивизионов в состав нашей бригады входил еще 53 ПРС (пост наблюдения и связи). Находился он на третьем этаже Дворца Меншикова, а вход к нему шел с внутреннего двора по винтовой лестнице. Наши флагманские офицеры поочередно заступали дежурными по ПРС в соответствии с графиком. Как-то утром на моем столе зазвонил телефон. Я поднес тяжеленную трубку к уху и сразу же узнал Васю Баранова. С какой-то ехидной усмешкой он обратился ко мне:
Хочешь, Руслан, я тебя сейчас рассмешу «Флагманский врач рассказал антисоветский анекдот в кабинете флагманским специалистам бригады, присутствовали Сапогов, Баранов, Трофимов. Краткое содержание анекдота». Это про тебя, но есть и обо мне, вот послушай. «Баранов во время рабочего дня нес на плече ковер, купленный в Гостином Дворе». «Командир 122 дивизиона Бугло хранит секретную литературу в правом верхнем ящике стола». Поднимайся ко мне, здесь еще много интересного.
И тут он меня ошарашил, назвав хозяина забытой записной книжки. «Фолиант» -то принадлежал нашему скромному и вежливому старшему лейтенанту Виктору Силину. Я немедленно поднялся к Васе, и стал подробно изучать содержимое записной книжки в его присутствии. В ней содержалась подробная негативная информация не менее чем на двадцать офицеров и мичманов нашей бригады. Возмущение и негодование охватили меня. Мы к нему со всей душой и сочувствием, а он-то оказывается «засланный казачок»! Вася Баранов расстроенный не менее моего, смотрит на меня вопросительно:
Руслан, ну, что делать будем с записной книжкой?
Василий, делать ты ничего не будешь, делать буду я. Во-первых, ознакомлю с содержанием «трудов» этого негодяя всех штабных офицеров, затем дивизионных офицеров и мичманов, чтобы он больше не занимался этой мерзостью у нас, а лучше всего, если уйдет из бригады вон. Хотя, очень сомневаюсь, что он уйдет куда-то, такие случайные люди на флоте весьма ценный и дефицитный товар, кто-то же их бережет и пользует. Три последующих дня я знакомил с содержимым записной книжки всех офицеров и мичманов бригады, чтобы они сделали правильные выводы в отношении молодого офицера. Более всего возмущался командир 122 дивизиона тральщиков Вячеслав Бугло:
Представь, Руслан, я его здесь кофе угощал и конфетами с печеньем, а когда вышел из каюты ненадолго, он мне по ящикам стола прошелся, ну и как с ним дальше работать?!
Послушай, Слава, не ты его назначал и не тебе его снимать. Такие люди сами не уходят, его наверняка кто-то из «сильных мира» поддерживает, но мы этого никогда не узнаем. Но, как у нас говорят-проинформирован, значит вооружен. Хуже было бы, если бы он свою записную книжку не оставил у дежурного, а Вася не полюбопытствовал, что в ней и чья она. Поживем увидим. Вроде весь твой офицерский и мичманский состав о его проделках ознакомил. А это многого стоит.