Да всё путём, Камак, пожал он мне руку, думаю вот, куда бы заработанное бабло пристроить
Надумаешь, дай мне знать может, объединим усилия, и я двинулся далее.
Третий этаж занимали начальственные кабинеты и бухгалтерия, четвёртый и пятый я пока не очень понял, что из себя представляют, а на шестом, предпоследнем, обосновались начальники средней руки. Типа вот нашего Семён-Наумыча. Ну и плюс какие-то гидрофизические лаборатории в самом конце коридора имели место. Дверь с надписью «Начальник отдела 410» была слева где-то посередине.
Можно? постучался я в неё, изнутри раздалось мощное «заходи, не бойся», я и зашёл.
Наумыч сидел в кресле, развалившись в весьма свободной позе, одну ногу при этом он закинул на низенький подоконник.
Аааа, пришёл наконец, с кислой миной сказал он, ногу при этом таки спустил с подоконника, но общую вальяжность позы не утратил. Садись, побеседуем.
Я скромно сел на краешек простого венского стула и приготовился слушать.
Как вживаешься в коллектив? спросил он для затравки.
Да без особенных проблем, отвечал я, люди хорошие, работа интересная, чего ещё желать?
Про деньги не упомянул, отметил прокол в моём выступлении Наумыч, третьим пунктом тут обычно идёт «зарплата достойная».
Верно, не стал спорить я, деньги это дело важное, но наживное.
И я, видя, как он открывает рот, чтобы перейти к главному пункту беседы, из-за которогособственно меня и вызывали, решил перехватить инициативу.
Вот про деньги я и хотел поговорить с вами, Семён Наумыч.
Да ну? изумился тот, без года неделю работаешь, а уже прибавку хочешь просить?
Ненене, тут же притормозил его я, никаких прибавок, речь будет про дополнительный заработок всего нашего отдела ну и меня в том числе, как сотрудника.
Наумыч заёрзал, решая, стоит ли сначала выложить свои карты, а потом посмотреть на мои, или наоборот. И решил дать мне слово.
Я слушаю, сказал он, вытащив из пачки сигарету, рассказывай, что придумал.
Семён Наумыч, начал я издалека, вы деловой человек, это сразу видно. На дворе конец двадцатого века, скоро по моим скромным прикидкам начнутся радикальные перемены во всех сферах нашей жизни а в экономике в первую очередь.
Это с чего такие выводы? хитро прищурился он на меня.
Самый простейший функциональный анализ, выдал я умную фразу, в нашей стране в среднем раз в 20 лет происходят крутые перемены. После 17 года это было в конце 30-х ну сами наверно знаете, что там творилось, а следом война, в одной связке можно их считать. Потом хрущевские времена, которые закончились в 64 году очередными новациями. Плюсуем к этому 20 лет получаем настоящее время плюс-минус лапоть
Ну допустим, Наумыч затушил окурок в пепельнице и тут же прикурил вторую сигарету, хотя определённая натяжка тут всё же есть. И что дальше?
А дальше то, что в нашу жизнь вот-вот начнут (если уже не начали) проникать элементы рыночного хозяйствования. Хозрасчёт, кстати, и самофинансирование, которые не слишком успешно пытался внедрить товарищ Косыгин, это из той же оперы, из рыночной только слегка в смягчённом варианте.
Да это я уже понял, буркнул он, заканчивай теоретизирование и переходи к практике, у меня времени мало, и он выразительно посмотрел на наручные часы.
Ок, быстро согласился я, время деньги. Наступает эпоха компьютерных развлечений, вы наверно и сами видели игральные автоматы, которые стоят в фойе кинотеатров.
Ну видел, и что?
Это бездарные и сляпанные на живую нитку поделки, лично я, не сходя с этого места, могу предложить с десяток идей, как их сделать лучше и привлекательнее.
Хотя бы парочку предложи для начала, отвечал Наумыч.
Вот, и я вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок, тут пять идей написано, начиная от Тетриса и заканчивая Бюрократом. Программа под Тетрис у меня вчерне написана, отладка займёт неделю, не больше, остальные игры я готов предоставить в течение месяца.
И что мы будем с ними делать, с этими игрушками? спросил Наумыч, тупо вглядываясь в мои самодельные рисуночки.
Так продавать, Семён Наумыч, продавать для начала можно смастерить несколько опытных образцов и навзначай продемонстрировать их заинтересованным лицам тому же директору и его замам, например а ещё лучше кому-то более высокопоставленному из столицы а там уже как фишка ляжет. У нас очень большое опытное производство, и оно по моим скромным прикидкам занято дай бог на треть.
Ладно, я понял, пробурчал Наумыч, откладывая листочки в сторону, у тебя всё?
Никоим образом, помотал головой я, ещё я готов смастерить радиотелефон, который без проводов будет ну чтобы можно было свободно ходить с трубкой по помещению. И вдобавок вчерне у меня готова принципиальная схема персонального компьютера для широких слоёв населения.
А что, их у нас нет, этих персональных компьютеров? парировал Наумыч, те же ДВКшки чем не персоналки?
Слишком большие и неудобные, отвечал я, и система команд у них ДЭКовская, тупиковая ветвь надо ж чтобы Эй-Би-Эмовская была, это сейчас мировой тренд. И мониторы громоздкие и дорогие, гораздо проще выводить информацию на обычный телевизор.
Хорошо, с некоторой натугой согласился Наумыч, я подумаю над этим а сейчас у меня встреча.
Я было повернулся к выходу, как он вспомнил, зачем звал меня и тормознул со словами:
Стой, самое главное забыл. К Нине больше не подходи, ближе, чем на три метра не подходи, а не то хуже будет.
Слушаюсь, товарищ завотделом! Разрешите исполнять, товарищ завотделом?
Глава 3. Погорелый театр
82 год, ИППАН, высокая комиссия
Я сидел в своей экранке, чтобы не светить посторонние занятия, и тихо-спокойно доводил до ума радиотелефон собственной конструкции. Из времён своей первой жизни я вытащил частоты, на которых они там функционировали, вообще-то три диапазона были выделены, но я ограничился первым, 31-40 Мгц. Набора микросхем с Алиэкспресс тут конечно обеспечить никак нельзя было, обошёлся подручными средствами действовать приходилось методом проб и ошибок, никак оно не желало взять и начать бесперебойную работу.
И тут вдруг открылась железная дверь (я её на кремальеру не стал запирать, всё равно посередине дня сюда почти никто не совался) и в помещение вошло человек пять, по виду явно большие начальники. Среди них был и Наумыч с Бессмертновым. Я молча встал и вытянул руки по швам, готовясь к разного рода неприятностям.
А это у нас так называемая «экранная комната», разливался тем временем соловьём Бессмертнов, здесь стоят ЭВМ, управляющие экспериментами в бункере. Толстые железные стены для того, чтобы устранить электромагнитные наводки на электронную технику. В этом вот углу ЭВМ среднего класса типа СМ-4, в том микро-ЭВМ ДВК-2 и Электроника-60. Связь с бункером осуществляется с помощью модулей КАМАК, они в этих двух крейтах расположены, и он очертил руками нужные устройства.
А это кто? указывая на меня, спросил главный, лысый, как колено, мужчина весьма преклонного возраста.
Это Пётр Балашов, младший научный сотрудник, который обеспечивает бесперебойную работу компьютеров, нашёлся Бессмертнов.
А это у него что? продолжил допрос старший, указывая на расхристанные внутренности будущего радиотелефона.
Ээээ, запнулся завлаб, разглядывая то же самое, но я ему сразу же помог:
Это новая разработка нашего отдела радиотелефон для оперативной связи с бункером ну или с другими нужными людьми в пределах нашего корпуса.
И ээээ, заинтересовался начальник, он что, уже работает?
В общих чертах да, осторожно ответил я, вот эта трубка в принципе собрана (я взял в руки расхристанную плату с приделанными к ней кнопочным набирателем, динамиком и микрофоном), с неё можно позвонить на любой городской телефон.
Ну-ка, ну-ка, начальник взял в руки этот ужас и шесть раз нажал на кнопки, потом прислушался и из динамика явственно раздалось «алло». Действительно работает, эээ, как уж вас?
Балашов, повторил я, Петя я.
Нужное изобретение Семён Наумыч, не дайте пропасть молодому таланту, обернулся он к завотделом.
Тот коротко ответил, что будет исполнено, и они все вместе проследовали куда-то ещё дальше. А через десять минут в экранку вернулся Бессмертнов и сначала отругал меня, что занимаюсь чёрт знает чем, а потом внимательно рассмотрел моё творчество.
Частота какая? спросил он.
35 мегагерц, ответил я.
Микросхемы где брал?
Так на стеллаже же в конце антресолей они там свободно лежат.
А кнопочки с микрофоном?
Это мои личные, признался я, на радиорынке купил.
Другие, значит, казённое добро на рынок тащат продавать, а ты свои деньги в наш институт вкладываешь? недобро прищурился он.
Получается так, вздохнул я. Таким уродился уж.
Ладно, продолжай, чего уж там, махнул рукой он, приведи это в божеский вид и сделай два экземпляра. Сколько времени понадобится?
Неделю, Александр Сергеич, ответил я, если мешать не будут. А кто приходил-то?
В лицо надо знать таких людей, укорил он меня, Александров это был, президент Академии наук.
А второй, который сзади него стоял?
А это Капица, тот, что Очевидное-невероятное ведёт, сообщил мне Бессмертнов и скрылся с глаз долой.
Физрук
Вечером мать опять пришла домой с красными глазами. Я вздохнул и приступил к расспросам.
Это снова он? Физрук в смысле? спросил я у неё.
Да, сыночек, опять он приставал, призналась она, не знаю уж, что и делать.
Директору или там завучу говорила?
Знают они всё, но молчат сор из избы наверно не хотят выгребать.
Так, побарабанил я пальцами по кухонному столу, где живёт этот хрен, знаешь?
Знаю, конечно, а зачем тебе?
Поговорю для начала
Может не надо, сыночек? Он здоровый мужик, метр девяносто ростом
Ничего, и до таких длинных иногда доходят нужные аргументы, отговорился я, так где, говоришь, он живёт-то?
На нашей улице в том конце, который в парк упирается.
Это в первом доме что ли? Козырное место, там, говорят, одни начальники проживают. А квартира какая?
Двенадцатая, еле слышно ответила мама, я его учётную карточку видела.
Ну и отлично, пойду подышу свежим воздухом, сказал я, обулся в кроссовки кимровской обувной фабрики (пришла мысль, что надо бы гардероб обновить, деньги-то есть) и скатился по широкой лестнице во двор.
Что мне нравится в сталинском жилье, так это просторные лестницы и необъятные лестничные площадки. И еще высота в три метра и больше. У физрука по имени Владлен Игоревич (родители что ли пламенными большевиками у него были) был как раз такой домик, сданный в эксплуатацию в туманных тридцатых годах. Эпоха, конечно, была жуткая, нравы в обществе те ещё и атмосфера мерзопакостная, но строить эти ребята умели и через пятьдесят лет всё стоит и радует глаз. С колоннами, баллюстрадами, эркерами и пилястрами, короче говоря, со всем тем, что порезал под корень Никита Сергеич на рубеже шестидесятых годов.
Так, двенадцатая квартира это, очевидно, в первом подъезде ладно ещё, что в этом времени домофонов пока не наставили. Поднимаемся на третий этаж и звоним в дверь направо.
Кто там ещё? раздался изнутри зычный голос.
Мне бы Владлена Игоревича, ответил я максимально спокойным тоном.
Петли у этой двери не смазывали очень давно, поэтому открылась она со страшным скрипом. Внутри был действительно рослый гражданин с неприятной даже на первый взляд физиономией.
Ну я Владлен, а ты кто?
Петя, спокойно ответил я, Балашов моя фамилия.
Родственник Клавдии Николаевны что ли?
Ага, сын. Разговор есть.
Ну заходи, посторонился он.
Не, помотал головой я, лучше прогуляемся погода хорошая, чего в помещении вопросы решать?
Щас я выйду, буркнул он и закрыл дверь, а я спустился вниз и сел на пустую лавочку у подъезда.
Игоревич появился очень быстро, одетый в спортивный костюм. Я встал и мы вместе перешли через проспект Жданова к зеленой зоне вокруг стадиона ручных игр.
Чего сказать-то хотел? прямо спросил он меня.
Слушай, Влад, перешёл я на ты, не надо к моей матери приставать, ладно?
А тебе какое до этого дело?
Не, развеселился я, действительно какое, блять, мне дело до того, что моя мать каждый день с заплаканными глазами домой приходит? Почти что никакого.
А она, что, плачет? снизил тон он.
Ну насчёт каждого дня это я загнул конечно, но пару раз в неделю точно, ответил я.
Нравится она мне, вот чего, Игоревич достал из кармана пачку Беломора, предложил мне, потом закурил, опершись ногой на ограду вокруг пруда.
Да это я уже и так понял, махнул рукой я, вопрос в том, что ты ей не нравишься.
И почему это?
Она говорит, что у тебя изо рта нехорошо пахнет, бухнул я ему главный аргумент.
Да ну? изумился он, а я и не замечал.
Обычно это дело бывает, когда проблемы с желудком, просветил его я, ты бы проверился у этого у гастроэнтеролога, заодно и здоровье поправишь а дальше уж как получится. Прямо скажу, что лично у меня против тебя ничего нету мать женщина достаточно молодая ещё, семью создать совсем не поздно. Только реши вопрос с этим запахом. Зубная паста со вкусом чего-нибудь там может ещё помочь и эти полоскания в аптеке продаются врач, короче говоря, всё по полочкам разложит, лады?
Лады, как-то даже смущённо отвечал Игоревич, постараюсь решить этот вопрос в короткие сроки.
Погорелый театр
Чего сидите-то? высунулся Аскольд из дырки в полу, в которую уходила винтовая лестница, там в зале семинаров театр выступает, а вы тут сидите.
Да ну? удивился я, и что за театр?
У Никитских ворот называется, за главного там такой Марк Розовский, говорят, ответил он
Ну тогда надо сходить, я отложил в сторону плату с недопаянными микросхемами, выключил паяльник, снял белый халат и встал.
Шурик, пойдёшь? спросил я у соседа.
Можно, лениво ответил тот, только я первый раз слышу и название, и фамилию эту.
Ну вот может и запомнишь, а ты, Оля, как относишься к театральному искусству? спросил я у неё.
Не пойду я никуда, надула она губы, у меня работы полно ещё.
А по дороге к залу семинаров Аскольд просвещал нас насчёт этого театра.
Я слышал, что у них там очень оригинальная концепция творческого процесса зрителей они в действие вовлекают.
Это как? удивился Шурик.
Очень просто. Берут первого попавшегося зрителя за шкирку и тащат его на сцену
И чего он там делает, первый попавшийся? продолжил удивляться Шура.
Вовлекается в сценарий, чего далее следует сплошная импровизация с элементами здорового юмора.
Надо подальше сесть, озаботился Шура, что-то мне никак не светит такое вовлечение.
Ну а чо, прикольно, сказал я, когда ещё на сцене рядом с настоящими артистами покривляешься на халяву.
Ты тогда в первые ряды проходи, если не боишься, предложил мне Шурик, а мы где-нибудь сзади уж пристроимся.
Я так и сделал зашёл в двери, которые ближе к сцене находились, и сел на свободное кресло в первом ряду с краю. А спектакль тем временем уже начался, была это инсценировка чеховского рассказа «Унтер Пришибеев», насколько я сумел понять.
Унтер-офицер Пришибеев! Вы обвиняетесь в том, что 3-го сего сентября оскорбили словами и действием урядника Жигина, волостного старшину Аляпова, сотского Ефимова, понятых Иванова и Гаврилова и еще шестерых крестьян, причем первым трем было нанесено вами оскорбление при исполнении ими служебных обязанностей. Признаете вы себя виновным? возопил со сцены артист, исполняющий, по всей видимости, роль мирового судьи.
Унтер Пришибеев, весь какой-то сморщенный и маленький и в обычной советской одежде, отвечал в том смысле, что народ табуном стоял, а он его урезонивал, чтоб разошлись потому что где ж это в законе сказано, чтоб народ табунами ходил. А мировой судья продолжил уже полную отсебятину, никак не связанную с Антон-Палычем ну или если сказать политкорректно, то импровизация пошла: