Да: чуть не забыла. Я должна через полчасика идти к одному дьякону, тут живет, из Т.***, приехал лечиться. Так понравилось, что остался, на неопределенное время. Обещала пить чай: неловко отказать. Знаете: я думаю, вам интересно будет: он ученый, знает языки, а главное толкует Апокалипсис. Рассмеялась. Да, толкует, только этим и живет.
То есть толкует за деньги?
Веселый смех:
Нет; я хочу сказать, что он в этом, кажется, видит смысл своей жизни, полагает, что это его призвание. Хотите? Excellent. Пришлю мастерицу на все руки: служанку, кухарку, горничную и прочее и прочее: покажет, где ванная и т. д. Приходите в гостиную через полчаса. Дверь в гостиную напротив вашей в другом конце коридора.
Повернулась, пошла.
Умеете кататься на лошадках? Наверстаете. А в большой теннис? Отлично.
Он разобрал чемодан, положил на стол черный ноутбук, плоский коричневый портфель, темно-серый футляр с любимым черным «паркером». Вышел на балкон с широкими перилами.
До черной высокой ограды с длинными острыми наконечниками, начинаясь шагах в пятнадцати от балкона, были небольшие тополя и липы, он заметил слева за домом между этими тополями и липами несколько высоких темных елей: и тополя, и липы, и ели были, несомненно, посажены: пока ехали от кошары, деревьев почти не было. От двух узких белых ступеней балкона шла вперед посыпанная каким-то красноватым крупным песком дорожка, соединявшаяся между деревьями с другой такой же дорожкой, по-видимому, протягивавшейся вдоль дома. Справа, на другом конце дома, Еленский увидел еще балкон, почти посередине между балконами были несколько клумб с цветами.
За черной оградой зеленел склон, на котором стоял дом, дальше обрывавшийся вниз, в поворачивавшее налево ответвление от ущелья. За ответвлением почти напротив стоял холм, покрытый зеленой травой и густо на верхушке азалиями. Вдали ущелье поворачивало направо, и от него в другую сторону отделялось еще ответвление, почти такое же широкое, как ущелье, и там наверху лежала синеватая дымка, и далекие и почти полукруглые маленькие вершины гор, перед которыми, сгущаясь, струился и дрожал и стекал каплями от жары воздух, казались тоже покрытыми дымкой. За первым ответвлением ущелье расширялось и шло широко до второго. После первого ответвления был выступ, закрывавший частью вид. Левый склон до верха и дно покрывали деревья и кусты, скрывавшие текший внизу ручей, покрывавшие иногда на треть противоположный склон. В этой широкой части ущелья тоже была дымка, сизая, и голубоватая перед поднимавшимися на правом склоне длиннослоящимися желтыми с серым налетом скалами.
Оттуда, где ущелье расходилось, дул теплый ветер, чем-то приятно пахнувший. Нельзя было понять, чем он пах; Еленский различал только тот запах, который он чувствовал, когда проезжали мимо холмов, вероятно, это был запах азалий, едва слышный. «Как здесь хорошо! Почему бы не начать отсюда? Может быть, и начну. И она. В ней есть zest, что-то необыкновенно прелестное».
Принял быстро душ, ванная была на другом конце дома между большой прямоугольной прихожей и длинным узким буфетом; путь показывала улыбчивая полная русская баба лет сорока пяти, в голубом с красными мясными крошками фартуке, пахнущая мясом. Переоделся. Длинноскла-дывающийся телефон, белая маленькая записная книжка, черный переплет которой ему сделали три дня назад на заказ, прозрачная с черными чернилами шариковая ручка он всегда писал на улице шариковыми ручками сигареты, зажигалка, носовой платок.
Дом показался ему, когда он только увидел его, маленьким, но дом был довольно большой. Прошел опять по коридору со светлыми обоями, светильниками в виде двух и трех желтых подсвечников с поднимающимися белыми свечками и тремя дверьми слева и справа, миновав почти в конце большую прихожую, вошел в гостиную.
Очень большая и очень светлая гостиная выходила на три стороны. С юга был балкон, на котором он нашел Ольгу, тоже с широкими перилами и с висевшими на стенах слева и справа от него небольшими фонарями, не замеченными им, когда он смотрел с другого балкона. Мебель была та же, виденная им еще в Москве (частью эта же мебель была у него в комнате), половина ее была конца девятнадцатого века. Диваны и диванчики, этажерочки и этажерки, старое и истершееся трюмо красного дерева слева от дверей, картины и фотографии на стенах и фотографии на этажерках, столики, пуфики; серо-желто-черный ковер на всю гостиную, бывший в Москве тоже в гостиной. Еленский прошелся по комнате. Картины тоже все те же, все копии русских пейзажей второй половины позапрошлого века и начала прошлого и пейзажей французских и фламандских, главным образом семнадцатого века, с неполной копией чудесного вида Конинка с облаками и игрой света и тени, и он заметил две копии Греза, которых, как и копии в его комнате, не было в Москве. Немного слева от входа на противоположной стене висела «Чувственность» с венчиком со светлыми звездами на головке, прижимавшая к груди белого голубя, единственная из всех картин Греза, нравившаяся Еленскому, почти напротив нее, между красным трюмо и какими-то дверьми, была «La Baiser envoye». Он подошел к «Чувственности». Копия была сравнительно недавней, кажется, половины прошлого века, и, конечно, не была написана русским художником, и его очень удивило то, что копия почти не отличалась от оригинала. Обои на стенах были белые и тоже с золотом, и стояли тоже несколько темных урн в разных концах комнаты с какими-то деревцами. Кроме большой люстры посередине гостиной над круглым небольшим и покрытым скатертью столом почти рядом с балконом висела круглая опускающаяся зеленая лампа, тоже бывшая еще в Москве.
Скользнула с перил, бросив блестящую черную маленькую книжечку успел заметить: Адамович на стоявший слева тоже круглый и небольшой стол. Идемте. Быстро окинула его взглядом. У вас есть какие-нибудь крепкие кроссовки? Нет? Если будете гулять в горах не только на лошадях, вам будет очень неловко, советую купить, он был в длинных плоских черных туфлях. Мы пойдем пешком, если вы не против: надо же вам увидеть окрестности.
Глава 4
На пологом зеленом склоне, на котором стоял дом, и дальше, между темными полосами от колес и зелеными холмами вдоль ущелья некоторые были поросшие азалиями были кротовые кучи разных размеров, недавно вырытые и поросшие травой и превратившиеся в муравейники. Цикады. Высоко над холмом, первым перед домом, с азалиями только на верхушке, стоял, часто махая короткими крыльями, певший жаворонок. На другой стороне ущелья впереди далеко виднелась узкая серая полоска дороги.
Вы сказали, что, он улыбнулся; шли по темным полосам, что ваш тятенька оставил политику, но Саша мне говорил, что он баллотируется куда-то здесь.
В думу края. Не может: привык. Да и скучновато ему здесь, я вижу, как он ни скрывает. И влияние крыс здесь невелико.
А что это за дьякон?
Как я сказала, живет в Т.***, кончил духовную академию. Почти не служит, написал несколько брошюрок и множество статей. Несколько статей читала, все насчет разных вопросов в Апокалипсисе. Ожидает разрешения насчет рукоположения в священнический сан со дня на день. Толкует по методу рассмеялась, встряхнув прелестновьющимися длиннокудрявыми волосами, опять забыла, какой-то господин, жил в конце девятнадцатого и начале двадцатого века, был, кажется, довольно известен. Имеет познания в других областях вследствие страсти истолкования сей таинственной книги, для чего изучает международные отношения, глубоко историю, геологию, физику, математику и прочее и прочее. Получает из разных организаций, которые специально этим занимаются, разные статистические сведения. Знает несколько языков. Был за границей, все для сей же великой цели. Метод? Смех. Не могу никак запомнить, да он вам сам расскажет. Да, готовит диссертацию, предмет этот же.
Стадо овец и несколько коров между темными полосами и ущельем, и сидящий спиной к ним пастух, понагнувшийся, что-то делающий, в темно-синей спортивной куртке с белыми полосками на плечах и рукавах. Увидев их, обернулся, лет двадцать пять, русые волосы, скуластое лицо, махнул рукой.
Здесь живет семья, владеет этой землей и кошарой. Пятеро братьев, отец и мать, у трех братьев семьи. Они карачаи, как почти все окрестные крестьяне, и живут тем же: разводят скот, огородцы есть. Два десятка лошадей, карачаевских. Вы видели карачаевских лошадей? Хотите посмотреть? Зайдем потом к Таурату. Он живет недалеко от дьякона, разводит лошадей, главным образом карачаевских, и посылает их почти на все более или менее большие скачки на Кавказе и всегда в Москву. Али это хозяин кошары тоже иногда возит, впрочем, очень редко. Это отличные лошади для гор, можно ехать, и все равно, по чему ехать, сорок или пятьдесят километров, и лошадь только едва вспотеет. Но скачут не быстро, и меня удивляет, почему Таурат упорно посылает на скачки главным образом этих лошадей.
Дойдя до кошары, повернули вправо перед мутной большой лужей неправильной формы, за которой шагах в тридцати дорога тоже поворачивала направо. Посередине лужи, по-видимому, сделанной для того, чтобы поить скот, на грубо набросанной и стоявшей черными размягчившимися небольшими неровными глыбами земле и между нею росла широкая зеленая осока. Перебрались через небольшой овраг с нависавшей над ним, тянувшейся от стоявшего за ним зеленого холма длинной тонкой темной и соединявшейся в нескольких частях трубой, из трубы текла вниз струйкой белая вода, протекавшая внизу и питавшая лужу. Прошли сбоку поляны, которую он видел, когда выехали из леса, на поляне были свежевыкорчеванные пни.
В лесу он заметил, что сосны, перемежаемые иногда елями, шли вправо и влево от дороги тонкими рядами, отстоявшими один от другого шагах в восьми. Шли метров пятьсот по земляной дороге, потом дорога повернула влево, пошли по узкой лесной, опять с двумя темными колеями. Вот показались ограды из длинных жердей и за ними холмы, огороды, показался тот когда-то розовый дом, крыша которого была тоже розоватая и почти совсем облезлая. Рядом с домом были сараи. Между огородами на зеленом выгоне паслись четыре гнедые с блестящей кожей лошади, одна, увидев их, стала неподвижно, подняв уши. Когда подошли к дому, откуда-то из-за огородов быстро выбежали две очень большие собаки, серая и черная с желтоватыми и серыми пятнами, и, редко и сильно лая, побежали к ним. Почти одновременно от других огородов, там, где паслись лошади, залаяли и побежали еще две, раза в три меньше. Узнав Ольгу, черная и серая уменьшили бег и завиляли хвостами.
Здесь живет лесник, Ахмет, а в урочище, которое мы прошли, рысь. Впрочем, живет не только здесь, ареал рыси километров сорок, здесь, так сказать, ее гнездо.
Прошли по тропинке между тех изгородей, тоже длинных, которые разделяли огороды. На огородах что-то зеленело. Перешли по узкой доске овраг за главными изгородями, внизу оврага текла вода и была грязь, вышли на дорогу возле останков какого-то древнего автомобиля, пошли по дороге вдоль холмов. Овраг, шедший вдоль оград, все расширялся и становился все глубже. За лесом, поднимавшимся по мере того, как они подходили к концу оград, там, где ограды кончались, он поворачивал влево и, постепенно становясь ущельем, соединялся примерно в километре с основным ущельем. В этом месте, у конца оград, ближний склон его был полуобвалившийся, а за ним темная земля была вся в колеях, шедших влево и вправо и соединявшихся с дорогой, вероятно, той земляной, по которой они шли. Справа от полуобвалившегося склона росли разбросанно кусты азалий, и азалии поднимались до середины склона холма, стоящего напротив. Когда проходили мимо, Еленский отломил коричневую ветку. Это был тот запах, который был в запахе теплого ветра, дувшего от разветвления. Запах был сильный и не довольно приятный. Впереди холмы охватывали равнину полуподковой, на холмах темнел лес, спускавшийся там, где дорога поворачивала и шла мимо тех заброшенных домов, которые он видел, когда ехали сюда, к подножию.
Глава 5
Он спросил, что это за дома. Она сказала, что здесь отчасти были дачи, отчасти жили все время, но что сейчас никто не живет. «Хотите взглянуть?». Повернули налево, пошли между кротовых куч, тянувшихся линиями шагов в сорок-пятьдесят. В свежих, вырытых вчера или третьего дня, смоляная, жирная, рассыпчатомелкозернистая земля тонко и странно отливала под слепящим солнцем синим и жемчужным, на совсем свежих лоснящаяся земля была чуть голубоватой; старые были поросшие редкой и тонкой загибающейся соломенной травой. Вот впереди желтосерые немного выпуклые скалы ущелья. Дошли до домов, пошли вдоль них. Достроенные и недостроенные, иногда только начавшие строиться, крыши, заборы, конуры, заросшие огороды. Груды щебня во дворах, гниющие доски, кучи песку. В окнах, без стекол, каменного одноэтажного дома отлично сохранившаяся старая большевистская мебель с округлыми углами, зеркало. Повернули у двухэтажного маленького красного дома с треснувшими стенами, окруженного полуобвалившейся каменной стеной, внутри росли кривые тощие и почти совсем осыпавшиеся яблони. Дорога, справа и слева опять дома и огороды с разваливающимися оградами, но уже два или три дома жилых, и огороды посажены. Поляна, окаймленная деревьями. Дом с верандой с чем-то висевшим и высыхавшим желтовато-коричневым, рядом с ним на другой стороне дороги большие белые сиреневые деревья и прелестный запах сирени, дальше на большом суке дерева, тоже сиреневого, качается серая доска на брезентовом ремне. Дорога с камнями и шишками, мелькнувший за деревьями Ferris. Повернули между домами и огородами, длинная улица, по которой подымались, с перемежающимся бетоном и асфальтом. Табличка. Улица Ермолова.
Спустились примерно до половины улицы, справа довольно круто опускающаяся к ней другая. Им сюда. По опускающейся улице спускался высокий молодой человек, с любопытством поглядывавший по сторонам, с рюкзаком за плечами. «Не может быть».
Я, кажется, встретил знакомого, пошел к нему. Молодой человек, не замечая его, поворачивал направо. Как ты здесь?
Молодой человек очень вздрогнул, и, кажется, пришел на секунду в замешательство; потом, отвернувшись, пошел дальше. Он догнал его, взял за руку.
Эдди, ты с ума сошел? Да ты не узнал? Молодой человек вырвал руку.
Вы обознались.
Рассмеялся:
Ты, правда, меня не узнаешь? Да неужели я так изменился?
С некоторым раздражением:
Меня зовут не Эдди. Повторяю, вы ошиблись.
Я не ошибся, мой милый.
Молодой человек повернулся.
Да ты рехнулся в своей благословенной стране? Постой, догнал его.
Да что вам нужно? с раздражением. Если не отстанете, я позову милицию.
Что за вздор, они начали подниматься по улице, по которой спустился молодой человек. Я встретил знакомого, но он, представьте, не пожелал узнать меня.
Да вы не ошиблись? Может быть, он очень похож.
Нет, это он.
А кто это?
Эдди Совин, тоже литератор. Мы вместе учились, ушел после первого курса. Мы были когда-то довольно дружны. Года три назад принял ислам, путешествуя по Ирану, рассмеялся, впрочем, принял как бы и случайно: он мне рассказывал об этом. Но проявлял интерес, и даже очень, и до этого. Через год поступил в одно медресе, там же, это медресе, кажется, известно в мусульманском мире. Приезжает в Россию раза три-четыре в год, почти всегда со своей девушкой, на которой он перед поступлением женился по ихнему закону. Заметьте, отец девушки духовное лицо, священник. Семья многочисленная, пять сестер и трое братьев, и все, это он мне рассказывал, не веруют в Бога. Впрочем, сейчас она, может быть, уверовала в бога магометанского.