Он теперь не пишет?
Пишет; но сейчас он пишет с направлением, и ставит над тем, что пишет: «во имя Бога милостивого, милосердного».
Она рассмеялась; смеясь:
Вспомнила, я читала что-то его, года три назад, повесть, кажется. Довольно скучно. Сейчас, я думаю, еще скучнее?
Еще скучнее.
Поднялись к какому-то переулку, слева от дороги на который выходила высокая грязно-желтая стена дома с пробитой внизу бесформенной дырой, закрытой ободранной и изломанной зеленой калиткой, потом немного спустились. Ольга нажала черную кнопку в звонке справа от калитки в некрашенном заборе. За забором стоял одноэтажный деревянный и недавно выбеленный дом с тремя выходившими на улицу большими окнами. Рамы тоже были недавно выкрашены, два окна были синие, а крайнее справа зеленое. Зеленое окно было раскрыто. Выскочил на крыльцо мальчик лет четырнадцати с темно-русыми и растрепанными волосами, засмеялся, увидев их, и побежал к калитке.
Здравствуй, Коля. Дома отец Папилий?
Дома; у него гости его знакомый, сегодня утром приехал: у нас будет жить; еще один, и Андрей.
Его зовут Папилий? Еленский усмехнулся. Никогда не слышал такого имени.
Да, Ольга рассмеялась; в святцах есть; я смотрела.
Глава 6
Пройдя маленькие сени, вошли в комнату, три окна которой выходили на улицу. Было еще окно, выходившее во двор, почти напротив двери, открытое, сидевший рядом с ним молодой человек лет двадцати пяти, увидев их, сразу поднялся.
Здорова ли Зоя? протянув руку Ольге.
Здорова, велела вам кланяться. Андрей Федорыч Мердин, служит у моего отца. Иван скажите, как ваше отчество? Иван Павлович Еленский, литератор, наш гость.
Откуда вы приехали? Из Москвы? А Александр приезжает? Точно известно?
Дьякон пристально смотрел на него, в черной рясе, сидевший, немного сутулясь, на диване.
Очень приятно, он поразил Еленского своей худобой; привстал, сделал несколько шагов, пожал руку; черные вьющиеся густые волосы, распущенные по плечам, худое, какое-то запавшее лицо, небольшая курчавая бородка и усы.
Представил гостей. Кроме Мердина, было два человека: один младше его, с чрезвычайно выразительным и оживленным лицом, выражение которого было приятное, но в котором и в глазах Еленский потом заметил, что иногда мелькало как бы что-то острое, и в эти мгновения лицо и взгляд становились очень неприятны; другой старше, лет тридцати, сидевший, когда они вошли, у стола рядом со диваном, стоявшим у стены шагах в пяти от окна во двор, спиной к двери. Первого звали Василий Кавенин, второго Федор Урбенев.
Надолго вы сюда? сказал дьякон. Вот и Василий тоже на несколько дней, и тоже, как и Федор, по делу.
И прямо противоположному нашему делу, вставил Мердин, опять севший на стуле у окна, взглянув на Ольгу.
Какому делу?
Василий приехал с командой Сергея Сароша, помните: я говорил вам.
А, вы, улыбнулась Кавенину, весело взглянув на него, приехали подтолкнуть почтенного г-на Каксикова?
Подтолкнуть, да, засмеялся Кавенин и вдруг расхохотался. А какое у него имя! Псой Иудович.
Все рассмеялись, кроме Урбенева. Дьякон захохотал искренно и заразительно, и смеялся и тогда, когда остальные смолкли.
У вас тоже политическое дело? улыбнулся Мердин, глядя на Урбенева.
Нет, семейное. Я был в Буденновске, имею удовольствие давно знать отца Папилия, и, поскольку, Урбенев немного улыбнулся и взглянул на дьякона, отец дьякон, кажется, намеревается оставаться здесь довольно долго, я и решил заехать.
Вы не дочь ли Алексея Дмитриевича Межина? спросил Кавенин, и его оживленное лицо еще больше оживилось. Очень приятно, очень приятно. Я знаю вашего брата, то есть не знаю, видел несколько раз, мы встречались он усмехнулся, это называется у нас до сих пор «мероприятия». А он здесь? Приезжает завтра? он хотел что-то сказать, но не стал. Мне сказали, обратился он к дьякону, что вы толкуете Апокалипсис, по какому-то оригинальному методу; нельзя ли послушать?
Конечно, можно, улыбнулся дьякон. Вы интересуетесь толкованием Откровения?
До этого совсем не интересовался, и даже религиозными вопросами стал интересоваться недавно.
Еленский заметил, что в глазах Урбенева мелькнула усмешка. Тоже заметил, что дьякон нет-нет да взглянет на Ольгу. «Ага, почтенное духовное лицо уже не влюблено ли?». Женщина лет сорока пяти в темном платье и лохматый мальчик, сидевший на открытом зеленом окне, прислушивавшийся, накрыли стол скатертью, принесли электрический самовар, чайник, чашки и пирожки в двух больших коричневых плетеных корзинках. Мальчик потом опять, неслышно подбежав к окну, вспрыгнул и уселся на него.
А какой это метод? спросил Кавенин, беря чашку. Он сел на диван с краю, у окна. Еленский и Ольга сели напротив дьякона, он сидел на стуле, она на табуретке.
Метод Льва Тихомирова, жил во второй половине девятнадцатого века, умер в двадцатых годах, впрочем, был известен больше с другой стороны.
Кавенин:
Не того ли Тихомирова, который был редактором, кажется, «Московских ведомостей»? Я слышал о нем, но не слышал, чтобы он толковал Апокалипсис.
Толковал и даже, как я сказал, был известен. Я развил его метод и закончил. Вот он, в двух словах. Апокалипсис это, грубо говоря, вот что. Возьмите книжку, какой-нибудь роман, вырвите все листы, потом поставьте где один лист вместо другого, где половину главы вместо другой половины, во-вторых, вырежьте часть предложений и абзацев и поставьте их вместо других предложений и абзацев. Кроме того, некоторые понятия и в Ветхом и в Новом Завете выражаются символами: например, под источниками иногда подразумевают церковное учение, под землей образованные классы. Есть и другое, например, прообразы, дьякон откинулся, поставив чашку, прообраз исключительный, прекрасный прием. Меня вот что поражает, вдруг сказал отец Папилий, как этот полуобразованный резонер, каков был Тихомиров, мог угадать этот метод? Метод, я почти уверен, верный
Вы не совсем уверены? с удивлением спросил Кавенин.
Да, не совсем. Я уверен, дьякон засмеялся, на девяносто девять, девять десятых и девять сотых процента. Но, виноват, не все согласны с тем, что Тихомиров полуобразованный резонер, вдруг прибавил дьякон, взглянув на Урбенева.
Когда дьякон взглянул на него, в лице Урбенева что-то едва заметно изменилось.
Я согласен с тем, что ему не хватало образования, но с тем, что г-н Тихомиров был резонером, с этим я не согласен.
У Урбенева были довольно правильные черты и очень твердо установившееся и законченное выражение, значение которого Еленский, как ни вглядывался в него, не мог понять. Была в нем тоже смешная чопорность. Когда они вошли, он встал, неловко отодвинув стул, и резко и глубже, чем следовало, поклонился Ольге, возбудив у нее незаметную улыбку.
Задача заключается вот в чем, дьякон опять откинулся на спинку. Надо поставить на соответствующие места страницы и главы и абзацы и предложения, правильно расшифровать символы и соотнести события, о которых повествуется в Откровении, с событиями мира сего. Тихомиров предположил, что в Откровении совершенно не изменены первые несколько глав, в которых содержится послание Христа семи церквам в Азии и в которых говорится о снятии печатей с книги божественных судеб. Посланий семь и печатей тоже семь. Далее, он предположил, что и печати и послания соответствуют семи эпохам мировой истории и вместе составляют ту «тысячу лет царствия Божия», о которой христианская церковь говорит, что она начинается с вознесения Иисуса Христа и кончается Его вторым пришествием. Первую эпоху характеризует первое послание к Эфесской церкви, и события, о которых говорится при снятии первой печати, и т. д. Послания Христа, с другой стороны, характеризуют состояние семи церквей, которые действительно были, когда Иоанн написал Апокалипсис, в Азии. Это поле книги, это, собственно, и есть книга, и вся задача заключается в том, чтобы правильно разместить на этом поле другие места Откровения, и сделать остальное, о чем я говорил. Эпохи, как и исторические эпохи, кончаются в разное время в разных странах и заходят одна в другую, как, например, эпоха Возрождения началась в Италии в четырнадцатом веке, во Франции в пятнадцатом, в Англии немного позже и т. д., и продолжалась и в эпоху Просвещения.
Мердин почти не слушал, и Еленский заметил, что он незаметно поглядывает на него и Ольгу; Урбенев вполуха и тоже посматривал на Ольгу и на Кавенина. Кавенин слушал внимательно, но на его лице иногда мелькало тупое выражение, как всегда бывает у людей, слушающих и очень старающихся понять предмет, вовсе незнакомый им. Взлохмаченный мальчик, перегнувшись на окне, с кем-то говорил, иногда прорываясь, видимо, с трудом сдерживаемым смехом.
А что такое прообраз? спросил Кавенин.
Чудесный, очень оригинальный прием, дьякон взглянул на него своими очень большими черными глазами, и на его лице появилось удовольствие. Например, пребывание Ионы три дня в брюхе кита прообразует трехдневное пребывание Христа в аду, осквернение иудейского храма и жертвенника Антиохом Эпифаном (который, в свою очередь, является прообразом антихриста, вернее, самым ярким, у антихриста несколько прообразов) прообразует помещение в этом же храме императором Титом, когда римляне взяли Иерусалим, изображений с римских знамен, то есть опять-таки осквернение храма, и вместе с тем прообразует осквернение всех храмом антихристом, вероятно, помещение в них его изображений. Тихомиров называет эти семь эпох мировой истории названиями церквей, к которым были обращены послания Христа Эфесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикийской. Я тоже предпочитаю называть так. Когда Христос снимает с книги божественных судеб первую печать, Иоанн видит «коня белого, и на нем всадника, имеющего лук», которому «был дан венец, и вышел он как победоносный и чтобы победить». Это апостольская проповедь, так думал еще Андрей Кесарийский, апостольская проповедь главным образом и составляет содержание эпохи. В послании этой церкви Христос воздает ей хвалу, Он говорит: «Знаю твои дела, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных», и добавляет, что она «много переносила и имеет терпение, и для имени Его трудилась и не изнемогала». Но одновременно Он и упрекает церковь, говоря, что она «оставила первую любовь свою», это значит, скорее всего, отход от прежних начал, утрату начального духа христианства. Христос требует, чтобы церковь «вспомнила, откуда она ниспала и покаялась и творила прежние дела», а если не покается, Он «придет и сдвинет светильник ее с места». Церковь не покаялась, и Он «сдвинул светильник»: в следующую эпоху, Смирнскую, начались гонения, очистившие «ниспавшую с недолгой высоты церковь». Впрочем, гонения начались еще в первую эпоху (я говорил, что эпохи заходят одна в другую), которая началась примерно в тридцать шестом году и кончилась в девяносто первом.
Глава 7
Я читал одну книжку автора метода, в которой он говорит о нем, в конце, впрочем, вся книжка к этому и ведет. Из тех книжек, где известные факты и понятия подгоняются к известной идейке.
Значит, толкованьице отца дьякона не пришлось вам по душе? спустились вниз по улице, ни одного человека, ворота и калитки заперты, повернув в сторону, противоположную улице Ермолова, завернули в небольшую улочку.
Я еще тогда, когда прочел эту книжку, обратил внимание на некоторые любопытные мысли насчет конца мира, главным образом на это наложение семи эпох. Это любопытно; кроме этого, есть еще кое-что занимательное, впрочем, очень немного. А вам это интересно?
Не особенно, а если честно, почти совсем не интересно. Интересны факты и истории, которые он любит рассказывать, она рассмеялась, я вам как-нибудь расскажу. Он сам тоже. Я иногда люблю за ним наблюдать, когда он что-нибудь рассказывает и страшно увлечется, как сегодня; особенно увлекается, когда говорит об антихристе, он сегодня не дошел до него. Эта тема, кстати, то есть антихрист, его конек. Когда толкует, почти всегда съезжает на нее и может говорить о нем с утра до вечера. И знаете? Иногда даже очень симпатизирует ему. И не может стать на одну из точек зрения на него, с одной отрицают за ним всякие достоинства, а другая, наоборот, признает всяческую гениальность. Она опять рассмеялась. Какой нелепый этот Урбенев, ха-ха! Странное лицо. Да, я тоже не могла понять выражение. Очень определенное, а лицо деревянное. Заметили, как он улыбнулся, когда дьякон сказал, что автор метода невежественный резонер? Ха-ха-ха! И ему очень досадно было, что дьякон об этом сказал, видели? У него дернулось лицо и сжал зубы.
Кто этот Сарош, который приехал поддержать этого Псоя Иудовича? Ха-ха-ха!
Веселый смех и потом:
Он из «России во истине», из кажется, это называется молодежным отделом. Их направили, чтобы помочь Псою, смех, Иудовичу. Псой Иудыч живет тоже в N. и баллотируется оттуда. Главный противник отца. На третьем месте, кажется, «Великая Россия», дальше не знаю.
А когда выборы?
Через три дня.
Перед деревянными ветхими и когда-то коричневыми воротами остановились. За воротами слева был одноэтажный деревянный дом, тоже старый, с просторной верандой, тянувшейся почти до конца дома. С двух других сторон двора были какие-то сараи. Почти посередине двора стоял спиной к ним и что-то делал человек в светлой рубахе.
Абдулла! крикнула, добавив: это конюх Таурата.
Конюх повернулся и быстро пошел к воротам, открыл калитку справа от ворот. Конюх был рыж, с довольно длинными падавшими на глаза прямыми волосами. Рукава рубахи с большими тонкими клетками завернуты над локтями, рубаха на несколько верхних пуговиц расстегнута, и Еленский увидел странный медальон, висевший на грязной нитке какие-то нанизанные полупрозрачные желтые, красные и зеленые округлые пуговки, с белым мутным округлым камешком сверху.
Пожал руку Еленскому. Кисть была твердая и длинная.
Это можно. Это с удовольствием, повернулся, очень внимательно оглянув Еленского, пристально взглянув в глаза, пошел, немного загребая ногами в старых, заштопанных в десятках мест голубоватых джинсах, в старых изорванных кроссовках. Предупредил Еленского насчет разбросанной навозной кучи, занимавшей середину двора, рядом с которой лежала куча зеленоватого сена, которым был на две трети набит сарай у угла дома. Очень приятно пахло навозом и сеном. Кроме сарая с сеном, на противоположной воротам стороне двора стоял еще длинный сарай, закрытый. Напротив дома протягивались три сарая, в двух были стойла, третий был тоже закрыт, но, когда они проходили мимо, в нем слышалось движение и какие-то звуки. Стойла в крайнем от ворот сарае были открыты, в двух стояли головами во двор две темные гнедые лошади с черными прямыми блестящими гривами и прямыми длинными хвостами.
Кроме этих двух жеребцов, лошадей не было: все лошади почти всегда были, как сказал конюх, говоривший с капельку заметным кавказским акцентом, «на альпийских лугах». Лошади узнали Ольгу и обе потянулись, весело глядя на нее черными глазами. Конюх вывел одного, у которого черная тщательно расчесанная грива была заплетена впереди с одной стороны в несколько длинных тонких косиц с цветными ленточками.
Алмаз зовут. Призовой жеребец, да и тот, кивнул рыжей головой на другую лошадь, да охромел. Зверь, а не лошадь. Смотреть надо, на минуту не оставишь. Недосмотрел, который ездил, на скачках в Москве, бросился на другого жеребца перед выпуском, подрался. Пока разнимали, трех человек поранил. Ногу сломал.
Оба жеребца, действительно, выводились с какой угодно целью, но не с тем, чтобы поражать быстротой, об этом даже малоопытному глазу Еленского говорили чересчур широкий и грузный корпус и довольно толстые ноги. Шеи были тонкие. Жеребец, стоявший у навозной кучи, застоялся и переминался. В то время как Еленский осматривал его, конюх незаметно и внимательно поглядывал на него, стараясь понять, знает ли он толк, и если знает, то насколько. По тому, как конюх говорил с ним, уведя лошадь, Еленский понял, что тот угадал верно.