Зоѓар один из древнейших оккультных трудов (Der Sohar ist eines der ältesten geheimwissenschaftlichen Werke), поэтому он также имеет решающее значение для современных духовных исследований. <> Отношение каббалы, в частности, Зоѓара, к современной оккультной науке [заключается в том], что уже во времена появления того замечательного труда, который мы называем Зоѓаром, человек работал с таким же рвением, как и сегодня, [стремясь] к решению проблем самого существования человечества и его места во Вселенной. Должен признаться, что, изучая тексты Зоѓара, я нередко ощущал, как мою душу сотрясает священная дрожь благоговения, поскольку многое из того, что казалось результатом оккультного опыта, на самом деле соответствовало моим собственным жизненным переживаниям244.
Мы назвали лишь несколько имен людей, с которыми Андрей Белый мог обсуждать темы каббалы с достаточной исторической конкретностью, не только как некоего неведомого древнего знания (в теософском духе), но как учения, изложенного в реальных сочинениях еврейских авторов. Круг его знакомых, интересовавшихся оккультной каббалистикой, несомненно был намного шире.
2.3. Адам Кадмон
Новая вселенная возникнет из обломков старой. Новое творение появится из хаоса, и мы, возродившись в новом виде, сможем успешно бороться против тупого величия эгрегоров, до тех пор, пока не будет восстановлен Адам Кадмон. Этот дух духов, эта форма форм, этот коллективный гигант, который воплощает в себе все творение. Тот Адам, который, по мнению каббалистов, прячет солнце под своей пятой, скрывает звезды в волосах своей бороды, а когда хочет прогуляться, встает одной ногой на Востоке, а другой на Западе.
Элифас Леви 245
Обсуждая интерес Андрея Белого к каббале, следует признать, что он был хорошо знаком с теми представлениями о ней, которые можно найти в теософской и оккультной литературе. Трудно сказать, насколько серьезно он изучал работы ученых гебраистов, востоковедов, историков. Вероятно, он читал их (это можно установить прежде всего по «Истории становления самосознающей души») скорее для понимания общего контекста, тогда как для разговора о смысле тех или иных эзотерических учений для него все же были важны именно сочинения теософов, антропософов, оккультистов. Так, в «Эмблематике смысла» все основные каббалистические концепции излагаются им по «Тайной Доктрине» и «Разоблаченной Изиде» Блаватской. Именно оттуда заимствованы им цитаты из Зоѓара, а также представление о первочеловеке-андрогине Адаме Кадмоне246. Таков же источник еще одной уже известной нам идеи о соответствии десяти стадий развертывания Абсолюта в индийской мистике учению каббалы о десяти сфирот. Белый пишет об этом, ничего особенно от себя не прибавляя247.
Он неоднократно упоминает о таинственной «Книге Дзиан», как мы помним, введенной в оккультный оборот той же Блаватской248 и ставшей для него одним из главных памятников древнего оккультного знания. С этим небольшим трактатом о сотворении мира и первых этапах развития человечества Белый знакомится уже в 1905 году, а в 1909‐м в «Эмблематике смысла» подробно пересказывает содержащееся в нем космогоническое учение249. Мы уже говорили о том, что эти псевдотибетские «станцы» в действительности являются переработанной версией одного из небольших трактатов Зоѓара. На этот факт еще в начале XX века указывал упоминавшийся нами выше теософ Леонард Босман: по его словам, «Станцы книги Дзиан» по своему содержанию, назначению, да и просто названию сходны с каббалистической «Книгой сокрытия» (Сифра ди-цэниута), известной Блаватской в латинском переводе К. Кнорра фон Розенрота250. О связи между двумя этими текстами знал и сам Белый, который, правда, отмечает (ссылаясь на «некоторых оккультистов»), что «изначально» этот трактат якобы
был написан на таинственном наречии «Sen-Zar» под внушением высших существ, давших эту книгу Сынам Света в Центральной Азии251.
Тем не менее и здесь можно говорить о косвенном через Блаватскую влиянии на Белого каббалистической космогонии.
Одной из наиболее важных тем, восходящих к учению каббалы, было для Белого (как и для большинства любителей каббалы в России) представление о том, что первое проявление Абсолюта, Адам Кадмон, имело антропоморфное строение. Белый неоднократно упоминает об этом в «Символизме», ссылаясь на Зоѓар и вновь указывая на «Тайную Доктрину» как на достоверный источник знаний о каббале. В приведенном ниже фрагменте Белый одновременно рассказывает и краткую историю каббалы, возводя ее к р. Шимону бар Йохаю (ум. ок. 160 н. э.), еврейскому законоучителю, которого каббалисты традиционно считают автором «Книги Сияния»:
Среди каббалистической литературы одним из первоисточников является книга «Зохар»252; есть предание, указывающее на то, что здесь эсотерически объяснена религия Моисея. Основы Каббалы открыл Симон Бен Йохай; сначала каббалистические знания распространялись путем устной передачи; в XIII веке эти знания стали распространяться в Европе; соединенное предание разных учителей легло в основу Мишны, иерусалимского и вавилонского Талмуда. По мнению некоторых, в «Зохар» вошли отрывки каббалистических знаний, записанные в седьмом веке.
В «Зохаре» упоминается об Адаме Кадмоне «Едином Сыне божественного Отца». Блаватская так объясняет начертание звуков, входящих в имя Адама Кадмона: «по-ассирийски Ад значит отец, по-арамейски ад значит один, а Ад-ад единственный, в то время как по-ассирийски Ак значит творец звуки же ам и ом почти на всех древних языках значили божественный или божество» (Doctrine secrète. III, p. 54). «Ад ам ак ад мон», заключает она, «становится AdamKadmon» в Каббале (Зохар), «Adon» ассирийский Бог еврейский Адонай (Блаватская)253.
Белый цитирует 3‐й том «Тайной Доктрины», впервые изданный пять лет спустя после смерти Блаватской; не будем задерживаться на странноватых этимологиях, которыми многие увлекались в те времена в случае Блаватской их источником, скорее всего, были этимологии «восстановленного древнееврейского языка», предложенные в начале XIX века Фабром дОливе. Обсуждая андрогинизм Первого Адама и появление женского начала, Белый снова обращается к Блаватской, правда на этот раз к «Разоблаченной Изиде»:
Блаватская в «Разоблаченной Изиде» пишет приблизительно то же: «Имя Евы состоит из трех букв; имя Адама написано одной буквой; не следует читать Iéhovah, но Iéva, или Eve. Адам первой главы Адам Кадмон»254 Далее Блаватская говорит, будто творение жены земного Адама из ребра есть отделение Девы и падение ее в грех рождения; тогда Дева становится Скорпионом, то есть эмблемой материи и греха; таким образом, Блаватская самый эмблематизм библейских символов выводит не только из эмблематизма букв и чисел, но и из эмблематизма зодиакальных созвездий; здесь астрология, Каббала и образы Книги Бытия как бы приводятся к единству; десять ветхозаветных патриархов (до Потопа), через которых говорило само Божество, суть десять лучей-зефиротов Каббалы. Позднее в «Тайной доктрине» Блаватская говорит следующее: «Слово Iéhovah имеет много этимологических начертаний, но единственно подлинные начертания встречаются в Каббале. Iéve начертание Ветхого Завета; его произносили следующим образом: la-va»255
Впрочем, Белый, известный шутник, упоминает об Адаме Кадмоне и во вполне юмористическом духе (сохраняя при этом смысл этого понятия как «универсальной человечности»), например вспоминая своих друзей:
до Бердяева был и в Новом завете лишь Ветхий; а с появленья Бердяева божий глас стал устами Бердяева нарекать новые знаменования старым предметам; и Николай Александрович, разбухая, приобретал печать Адама Кадмона, не отличавшегося от Николая же Александровича, шествующего по Арбату в своем обычном сером пальто, в мягкой шляпе кофейного цвета и в перчатках того же цвета256.
В начале 1920‐х годов «космический человек» Адам Кадмон появляется в трактате Белого «Глоссолалия», о котором мы еще скажем ниже257. В этом глубоко антропософском тексте, представляющем собой размышления над лекциями Штайнера, читанными для членов Антропософского общества, а также над его же «Очерком тайноведения» (пер. Т. Г. Трапезникова: М.: Духовное знание, 1916), Белый рассказывает, в частности, о сотворении Вселенной как создании мира звуков. Мы встречаем здесь следующее рассуждение, в котором повторяется предложенный Блаватской способ конструирования имени Адам Кадмон:
Евангелист Иоанн вписан звуками. Так еврейское «берешит»258 и немецкое «Anfang» дают две картины: пылающий блесками мир; и Элогимы под ним; это вскрыл Рудольф Штейнер И некий космический человек «Adam Kadmon» (ad-ad-am-on) (в мысли божественной, в «Mana», звучит по-немецки; «В начале всего»). Звук «aman» заключает мысль разума (mana), любви (ame), жениха (Mann); Начало сошлось с Концом; иудаизм с христианством; картины и звуки иные: жест смысла один259.
Как мы видим, здесь используются те же общетеософские идеи и «сакральные этимологии», восходящие к «Тайной Доктрине».
Впрочем, эксперименты с языком и этимологией характерная особенность творчества Белого. Всем известно, скажем, предлагаемое им раскрытие слова «человек» как «Чело Века» («Я прообраз: во мне нечто странное: храм, Чело Века»260). Человек, прообразом которого был Адам Кадмон, именуется им в «Истории становления самосознающей души» и «Главой Века», неким совершенным изначальным образом, отпадение от которого привело мир к распаду:
вся роспись купола «Сикстинской капеллы» со Христом в центре и наверху, все пророки и все сибиллы суть различные преломления состояний сознания под куполом одного черепа; этот череп человека, как Главы Века, некоего Адама Кадмона, животворяемого Отцом Небесным; непроизвольное изживание при этом Адама Кадмона всяким «я», личным «я», и между прочим личностью художника, вследствие люциферизации и смешения перспективы в самый момент озарения «я», непроизвольно искажает чувством люциферической гордыни и носителя «я», личность художника, открывая ей, личности и только личности, все роды, якобы ей царством благодати дозволенных соблазнов, отчего в скором времени над головой личности сверху вниз падает тяжким болидом удар Аримана, сотрясающий все существо и развеивающий подлинно увиденный рай, как «пустую фантасмогорию»261.
В «Истории становления самосознающей души» Белый неоднократно обращается к теме грехопадения, искажения человеческого существа, и (мы увидим это и у Волошина, и особенно у Поплавского) естественным образом не может обсуждать этот вопрос без идеи о едином Первочеловеке и (Втором) Адаме, падшем в материальное. «Грехопадение в том, пишет Белый, что Человек-Адам чрезмерно вошел в материю и стал размножаться телесно, а не словесно, <> понадобилась эволюция тысячелетий, <> чтобы внутри каждой личности открылся принцип ее, единый Адам, Человек Человечества <>. Человек, распадающийся в родовое множество с утратой индивидуального Я, и человек, воссоединяющий это множество в по-новому созидаемые органы своего единого тела <>, таково противопоставление Второго Адама Первому Адаму»262. Сравним это с утверждением Блаватской в «Изиде»:
Человечество это Адам Кадмон «Непознаваемого», Его микрокосм и Его единственный представитель на земле, и каждый человек есть бог на земле263.
Говоря о познании как самопознании, Белый рассматривает его как особый путь деятельного участия, теургии, можно даже сказать своеобразную «карма-йогу». (Ср. в процитированном выше письме Белого Морозовой: «надо, чтобы совершалось. Теургия вот что близко мне в Докторе».) Познание для него это фактически возвращение к Адаму Кадмону. Об этом говорится в приведенной ниже большой цитате из книги «Символизм», в которой каббалистические мотивы переплетаются с астрологическими и алхимическими, а в качестве источника вдохновения выступает та самая таинственная книга «Дзиан»:
Возвращаясь к деятельности, мы узнаём ту самую действительность, от которой уплыли когда-то по морю познания, теперь мы опять к ней вернулись вернулись на родину; на родине отныне мы пребываем вовеки, потому что все ступени действительностей только неисчерпаемое богатство родины нашей, цветы и плоды древа жизни; родина наша когда-то потерянный и возвращенный рай; небо познания, как и земля жизни, отныне твердь, в которой земля и небо смешиваются в единстве; и потому-то прав Ницше, призывая нас оставаться верными земле; земля здесь символическая земля Адама Кадмона; герметическая мудрость недаром определяет символический состав этой земли: в нее входит Луна, Солнце, Венера, Юпитер; ее образует Зодиак; сам человек оказывается Адамом Кадмоном; деятельность недаром заставляет нас видеть мистерию в жизни, где странствование за исканием смысла уподобляется искусам неофита, подвергаемого опасностям смерти в земле, в воде и в огне; смысл в деятельности; деятельность неразложима, цельна, свободна и всемогуща; чистое познание, прикасаясь к деятельности, наделяет ее терминологической значимостью; термины чистого знания и познания только символы деятельности; но когда в терминах этих мы подходим к деятельности, мы можем говорить о ней лишь в символических образах; она сама живой образ, неразложимый в термине; но мы мыслим в терминах; и потому-то наши слова о деятельности только символ.
Сама трагедия нашего познания есть искус и преддверие к мистерии жизни; сначала ищем мы смысла жизни в терминах знания; и этот смысл от нас ускользает; потом ищем мы этого смысла познанием; и его не оказывается вовсе; тогда вопрошаем мы познание, в чем смысл этого познания. И смысл открывается вне познания; самопознание оказывается одной из сторон деятельности; и смысл и ценность деятельности этой в деятельности; если бы мы применили к деятельности условную форму метафизического мышления и спросили: «Что есть объект деятельности?» деятельность наша ответила бы нам: «Он это ты»264; если бы мы спросили, что есть субъект этой деятельности, то единство нашей деятельности, открывающееся в нас, нам ответило бы: «Я это ты»; мы идем от себя, как ничтожной песчинки бытия, к себе, как Адаму Кадмону, как к вселенной, где я, ты, он одно, где отец, мать и сын одно, по слову священной книги «Дзиан»: «Потому что отец, мать и сын стали опять одним» (1‐й станс)265. И это одно символ нераскрывающейся тайны. Преодоление тайны в деятельном пути; на пути просвечивает завеса тайны семицветным светом266.
С учетом того, о чем мы говорили выше об Адаме Кадмоне и теософских интерпретациях этого понятия, рассуждения Белого вряд ли требуют специального комментария.
2.4. Каббала и астрология
Хотя эта тема и не является собственно предметом нашей работы, все-таки отметим, что астрология как одна из важных частей эзотерического знания часто обсуждается в текстах Андрея Белого. Это неудивительно, если учесть, что в конце XIX века в Европе (и в России) происходит настоящий астрологический «ренессанс», отголоски которого ощущаются по сей день. Сочинения теософов и антропософов наполнены астрологическими рассуждениями в намного большей мере, чем каббалистическими идеями. Вместе с тем для Белого (как и для многих учителей оккультизма, вспомним, к примеру, Элифаса Леви или С. де Гуайту) две эти «тайные науки» тесно связаны между собой, в каком-то смысле каббала (разумеется, в ее «оккультистском» понимании) выступает неким методом и инструментом для астрологических прогнозов и вычислений. «Средневековая астрология не обходилась без многообразных каббалистических вычислений над суммами чисел, букв, годов и мест рождений, отмечает Белый, известное разложение чисел давало отправной ключ к гороскопическим таблицам, благодаря которым устанавливалось положение планет в созвездиях; так как созвездия венчали каждое из мест гороскопа (индивидуально для разных лиц), то планеты попадали в разные места гороскопа»267. В сборнике статей «Символизм» он постоянно обращается к этой теме, иногда просто пересказывая сочинения теософов и оккультистов, прежде всего фрагменты «Тайной Доктрины», в которых объясняется композиция «тайной науки»: